Реестр Исполненных Желаний - Сильвиа Каваллано

Когда мы дошли до ворот, рядом с которыми стояла эта машина, я захотела сфотографировать дом за забором, но через ворота было плохо видно. Вдруг прямо из стены вышла девочка в белом платье, а за ней — мама и бабушка. То есть, конечно, они вышли из калитки, но она вся заросла плющом, поэтому никто ее не заметил. Я думала, бабушка и мама девочки заругаются и не разрешат мне фотографировать их дом. А они, наоборот, открыли калитку и пригласили меня войти в сад. Но я не пошла. «Вот и зря!» - сказала мама, - «Это ведь как раз такой дом, как ты хотела!» «Откуда ты знаешь?» «А вот послушай-ка историю». «Хорошо, только я тебя сразу предупреждаю, что не люблю истории где все неправда.»

Ладно, попробую рассказать тебе правдоподобную историю.

Глава 3. Дом в тупике Морской звезды.

Было начало июня. Мы совсем недавно приехали на море и вечерами еще бывало прохладно. Однажды вечером, это была среда, мы пошли гулять все вместе. Маршрут у нас почти не меняется: до центра города идти далеко и бабушке это тяжело, поэтому мы доходим до леса по нашей улице и возвращаемся обратно по соседней, на которой находится гостиница «Кочинелла». Когда мы проходили мимо увитой плющом калитки, она неожиданно распахнулась, и девочка в белом платье пригласила Аню войти, но Аня застеснялась и не пошла».

«Ну вот! Я же тебя просила! Это неправда! Я не застеснялась, я просто не хотела туда идти.»

«Ань, давай я тебя тоже сразу попрошу больше меня не перебивать, а просто слушать, а?»

Дом, в котором жила девочка в белом платье, находился в тупике Морской звезды и был как раз таким, как мечтала Аня: достаточно большим, чтобы там могли поместиться палатка, гамак и кукольный домик, и очень уютным. Только не спрашивайте меня, почему этот тупик так назывался. Бывают же улица Конституции и площадь Победы? Почему бы в приморском городке не быть тупику Морской звезды? Я не знаю, кто дает названия улицам, может, главный архитектор города, может, городской совет, но мне это название понравилось. В этой части города вообще все названия были какими-то рыбно-морскими: Ершовая улица, Коралловая улица, переулок Морского конька, Рыбная площадь, Ракушечная набережная и даже Акулий проезд. И это намного интереснее, чем повсеместные Победы, Конституции или Павшие жертвы.

«Неправда! Все неправда! Не хочу больше слушать!» - опять закричала Аня.

«Слушай, что ты меня все время перебиваешь? Ты что, думаешь, все книги — это правда? Если писать только правду, будет неинтересно читать! Что, по-твоему, надо писать так: «Аня проснулась, пришла ко мне в кровать, где уже лежал Коля, потом мы встали, позавтракали, причем на завтрак мы ели печенье с молоком, а бабушка с дедушкой — макароны, которые на самом деле надо называть пастой, и пошли на море». Что, интересно?»

«Да, но почему тогда ты меня ругаешь когда я говорю неправду?»

«Потому что неправда в книжке называется «выдумка, фантазия» и от нее никому никакого вреда нет, а неправда в жизни называется «вранье» или «ложь», и я тебе уже объясняла какой от этого вред.»

«Да, я помню: мне больше никто не будет верить, даже когда я буду говорить правду, как вчера дедушка. Ведь я не ударяла Колю, а дедушка мне не поверил и наказал меня! А еще раньше ты говорила, что вранье похоже на каку, прикрытую цветами — поэтому плохой поступок надо не прикрывать враньем, а признаться, ведь правда рано или поздно откроется.»

«Вот видишь - все помнишь, а продолжаешь говорить неправду.»

«И когда это я сказала неправду?» - продолжала выяснять Аня.

«Да хоть вчера, когда сказала что хочешь одна побыть в нашем саду, а сама пошла к соседям и украла там ракушку».

«Ладно, хватит уже говорить, давай дальше сочиняй» — сказала Аня, отказываясь продолжать спор и этим как бы признавая свою неправоту.

Так вот, со стороны улицы дом в тупике Морской звезды казался очень уютным. Тенистый ухоженный сад с аккуратно подстриженной зеленой травой. Может, вы удивитесь что я сказала «зеленой». Какой же еще может быть трава? Например, желто-бурой, высохшей на солнце, такой она и была во многих соседних садах. На столбцах калитки стояли большие вазоны с папоротниками и плющом, который, ниспадая и струясь, мягкими зелеными волнами укрывал и столбцы и саму калитку — вот почему мы ее не заметили! Через забор можно было рассмотреть мощные, но не устоявшие под напористым морским ветром, а потому причудливо изогнутые пинии с подвешенным гамаком, и стриженные «под грибок» питтоспорумы на возвышении.

«Что это еще, «писпоры»?»

«Это такие деревья».

«Так и говори, по-русски: деревья».

Перед домом — мощеное гладкими морскими камнями патио с чайным столиком и плетеными креслами — все как в хорошей книжке с картинками. Но главное — дом этот был загадочным. Днем таинственность ему придавала узкая тропинка, так и манившая за собой вглубь сада. Раскидистые кусты бузины и германской мушмулы так тесно обступили ее, что ветви соединились и образовали свод и тропинка превратилась в зеленый коридор, под сенью которого, в полумраке, росли рогатые фиалки, наполняя замкнутое пространство коридора невозможным, кружившим голову ароматом. Своей задней частью дом выходил на море, но густая средиземноморская растительность скрывала его целиком. С пляжа не было видно вообще ничего.

«Неправда!! Я что-то видела от этого дома. И это был балкон». - Заорала Аня, так что задремавший было Коля проснулся и заплакал. «Сколько раз тебя просили не орать!» - заорала я на Аню (мне-то казалось, что я шикаю, но на самом деле я орала). «Разбудила Колю! И опять меня перебила!». Прежде чем Коля успокоился, мы успели дойти до гостиницы «Кочинелла». Солнце уже почти касалось моря, - верная примета того, что пора возвращаться домой. Аня канючила, но продолжение никак не сочинялось, то ли оттого, что я все еще злилась на Аню, то ли оттого, что приходилось петь «Дин-Дон, Дин-Дон» Коле. Так что пришлось отложить продолжение до следующего вечера.

Глава четвертая. Следующий вечер.

Как правильно заметила Аня, с пляжа все-таки виднелась часть дома, а именно крыша, но заметить ее мог только натренированный глаз. Она почти сливалась с обрамлявшей дом со стороны моря зеленой подушкой из можжевельника, мастичного дерева, питтоспорумов, каменных дубов и мирта. И вовсе не потому, что была выкрашена зеленой краской. Просто на крыше тоже росли разные травы, очитки и прочие нетребовательные растения. И даже отплыв от берега на значительное расстояние можно было разглядеть лишь широкий балкон мансарды с полосатым зонтиком и яркими пятнами герани. Все, кто проходил мимо этого дома, непременно останавливались, завороженные его уютом, особенно вечером, когда из окон второго этажа струился мягкий свет и сквозь листву и занавески можно было различить большую кованую люстру со свечами, хотя снаружи трудно было догадаться, настоящие ли это свечи, или холодный свет электрических лампочек. И я уверена, что всякий думал то же, что думала я: «Какая, должно быть, спокойная и приятная атмосфера царят в этом доме! Невозможно себе представить, чтобы здесь спорили или ругались, такое благодушие, такой покой...». А между тем, это было не совсем так...

Дом этот когда-то купила мама Джулии, Элиза. Она была архитектором, и часто покупала понравившиеся ей дома, которые правильнее было бы назвать развалюхами, переделывала их и перепродавала. Поэтому Джулии приходилось менять место жительства и друзей примерно каждые два-три года. Но когда был готов этот дом, и мать собралась его продавать, бабушка Джулии, Мариза, купила его у собственной дочери, продав для этого свою квартиру и увязнув в долгах у родственников. Мариза решила сдавать на лето комнаты, чтобы внучка хотя бы летом жила «по-человечески, а не на чемоданах, чертежах и мешках с цементом. Мне надоели твои бесконечные переезды! Так Джулия вырастет, а я и не замечу как. Да и морской воздух для нее полезнее, чем твои краски и штукатурка» - заводилась бабушка. «Мама, ты же знаешь, я пользуюсь только безвредными красками, к тому же Джулия много гуляет в саду» - начала было защищаться мама Джулии, скорее по привычке спорить с матерью, чем действительно отстаивая свою позицию. Споры у них не прекращались никогда, будь то вопросы воспитания или цвет стен в доме. Причем обычно Элиза спрашивала у матери совета, уже приняв решение самостоятельно. Совет, разумеется, решение не подкреплял, а скорее даже опровергал, и начинался спор. На этот раз Элиза признала (в душе, вслух она продолжала спорить) что так действительно будет удобнее. Пока. А со временем она научится не браться за трудоемкие и долгосрочные проекты, что позволит им осесть в Парме. Зимой она будет заниматься чертежами, разрешениями и прочей бумажной волокитой, а следить за работами на месте — летом, когда Джулия будет жить у бабушки. Отец Джулии был музыкантом и играл на виолончели в оркестре Пармского оперного театра. Так что все трое нечасто пересекались во времени и пространстве и видели друг друга в основном по скайпу, а папу еще и по телевизору, хотя оркестр показывали редко.