Наследница - Екатерина Панова

не отрываясь смотрел прямо на неё, словно вбирая в себя ее закрученные на затылке волосы, модное пальтишко, бледное от вечного недосыпа лицо. Рядом, словно скорлупа от сказочного драконьего яйца искрилась белизна осколков, и этот незнакомец уже не был тем человеком, который вытряхивал из неё подробности дела своего брата.

Амина механически отпустила скатерть, и руки безвольно свесились вдоль тела. Она смотрела не отрываясь.

— Ясмин, — сказал незнакомец. — Открой глаза.

Амина медленно, словно пробиваясь сквозь толщу воды, встала. Ее ощутимо шатнуло, но она удержалась за столик.

— Почти ничего не заметно, девушка, — пискнуло где-то сбоку. — Но на улице-то холодно, хотите я вызову вам такси?

Она не хотела. Она хотела уйти от этих чёрных траурных глаз, внутри этого страшного английского мистера, который называет ее чужим именем. Бередит, мучает своим голосом.

— Ясмин… — он позвал ее снова, и Амина, тяжело толкнув деревянный неуклюжий столик, бросилась к выходу из кафе.

Пошёл снег, мгновенно тающий на серых тротуарах, и бег слился в сплошную серую полосу зданий, дороги, забора, голых некрасивых берёз, понатыканных возле редких домов. На пропускном пункте она опомнилась, что забыла в кафе документы и ключи от машины, но при мысли о возвращении ее закорачивало от ужаса.

— Паспорт, — металлическим голосом попросила полная блондинка, словно вся целиком вырубленная из каменной глыбы.

О такую только голову расшибить. Издержки профессии.

Амина пошарила в кармане и с облегчением вытащила паспорт. Она ходила сюда уже второй месяц, как по часам, но жестокосердная блондинка, как и ее сменщица, отказывались узнавать ее в лицо. Амина все время чувствовала себя преступницей, пробравшейся в стан врага.

— Проходите, — окатив ее напоследок сканирующим взглядом, сказала блондинка.

Амина кивнула и прошла в знакомый коридор, свернула к кабинетам, но потом оказалось, что здесь то ли что-то переделали, то ли переставили, но коридор снова сворачивал налево, и не было ни охраны, ни кабинетов. Амина послушно протащилась по коридору с тускло мигающей лампой, внутренне успокаивая себя. Мол, чего испугалась, дурочка, хороший парень этот не-Монтроуз, ну кофе разлил, ну смотрел, ну имя ее исковеркал — англичанин же, акцент. Сложно английскому человеку в России весной.

Но коридор, конечно, странный. Разве он был таким длинным? Точно что-то перестроили и пустили граждан таскаться в обход. От граждан не убудет. Лампа мигала, выворачивая душу, а за следующим поворотом было темно.

Амина немного потолклась в темноте, соображая, куда идти, но в глубине вдруг шваркнула металлическая дверь в допросную со знакомым холодным лязганьем, и мимолётно плеснуло белым светом утащенной у приятеля лампы.

Глава 2

Амина медленно, проверяя рукой стены, дошла до допросной и дернула дверь на себя.

Яркая лампа ослепила ее, и несколько секунд она, зажмурившись переживала световую атаку.

— Ты вернулась.

Шёпот скользнул по натянутым нервам холодной змеей.

Амина попыталась разлепить зажмуренные глаза, но было все ещё больно, и она сдалась.

— Серый, это ты шутишь? — наигранно возмутилась она. — Имей совесть, доведи меня до стула, в коридоре гробовая темень.

— Гробовая… — с удовольствием откликнулся шёпот.

У Амина вспотела спина от липкого ужаса. Детский страх темноты, попыталась успокоить она себя, все закончится, едва я открою глаза. Она наощупь прошла в центр комнаты и с трудом уселась на выдвинутый стул.

— Я думала ты не выберешься. Из собственного посмертие выбраться весьма сложно, трудно мыслить трезво.

Теперь шёпот изображал дружелюбие и даже некоторое участие, словно бы Амина ему очень нравилась, и он — этот чертов шёпот — искренне за неё переживал.

— Из какого посмертия? — недоуменно спросила Амина.

Она с трудом разлепила ресницы, пытаясь разглядеть комнату, но глазок лампы бил ей прямо в лицо. Она ещё обманывала себя, что это мистер-господин Липицкий, но на самом деле уже не верила. Впрочем, в полтергейст она тоже не верила, так что, может, ещё обойдётся.

— Кто ты? — спросила она.

Голос звучал хрипло, словно после долгого сна.

— Амина, ты меня совсем забыла… Но это нормально, первое время в посмертии всегда сложно, я тоже долго искала точку перехода.

Этот голос… звучал очень знакомо.

Перебарывая начинающуюся мигрень, она встала и отшвырнула белую лампу с пути ее взгляда, почти насильно разлепила ресницы и увидела себя.

На том конце ее взгляда сидела она сама, только очень худая, гибкая даже в статике, с тем мрачным взглядом, который Амина встречала у недолюбленных детей. Упавшая лампа беспощадно высвечивала острый угол ее локтя.

— Ясмин, — беспомощно сказала она.

И вдруг все вспомнила.

И первым она почему-то вспомнила Абаля, потом маму, после полночный сад, шёпот, касания и только после этого все остальное. Даже удивилась про себя — как удивительно устроена человеческая психика. Она пережила множество потрясений, перенос сначала в чужой мир, после обратно в свой, а единственное что помнит, это как жарко его губы касались ладони.

— Все же вспомнила, — с каким-то неудовольствием произнесла ее негативная копия. И тут же по-детски призналась: — А я надеялась, что не вспомнишь. Лучше умирать в приятных воспоминаниях, чем вот так.

— Умирать? — переспросила Амина. — В нашем договоре не было речи о смерти, мы договаривались о взаимопомощи.

Ясмин весело рассмеялась. Откинулась на спинку стула, как живая, и немного склонила голову к плечу, как любопытная птица.

— По-твоему, заполучить на семь дней свою умершую мать обратно — это взаимопомощь? Это чудо, Амина! Ты попросила меня о чуде, и я дала его тебе, тогда как моя просьба была куда проще.

Формально Ясмин говорила правду. Но, серьезно? Ее едва не подвергли суду Линча и несколько раз планировали убить. Она бегала голой, целовалась с убийцами, ее едва не слопали невменяемые песочные лилии. Ещё неизвестно, кто совершил большее чудо.

— Ты лжёшь, Ясмин, — тихо сказала она.

Это случилось на вторую неделю, когда одиночество в квартире сделалось особенно невыносимым. Соседка по лестничной клетке, с которой Амина едва ли здоровались до маминой смерти, организовывала похороны, занималась документами и кормила ее чуть не с ложечки. Абсолютно посторонний человек бескорыстно приходил и спасал ее каждый вечер.

А сегодня не смог. Сестра вроде бы приехала. Соседка говорила, почему не сможет прийти, но Амина прослушала. Амина сидела где-то очень глубоко внутри себя, где ещё были живы ее кот и мама, а отец никуда не уходил. Соседка говорила, что нужно плакать и станет легче, но слез не было, как не было ни скорби, ни смирения. Измученный ум метался в поисках выхода, как всякий раз, когда находил сложную задачу, не желая верить, что все. Действительно все.

О