Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Садись, Георгий.
Он садится.
Ты хотел посоветоваться?
Георгий Степанович. Все о том же… Вот Андрей предлагает: «Приходите к нам всей семьей!» Зовет в гости. А я там, именно там, чувствую себя гостем. Здесь же, у вас…
Людмила Васильевна. Поблагодарить могу, а радоваться этому — нет!
Георгий Степанович. Чему же тут радоваться? И самое поразительное, что Володя как бы предвидел… (Указывает на портрет веселого юноши.) Когда я влюбился в Марьяшу, он не одобрил этого. Как-то ко мне охладел. Хотя вслух ничего не высказывал. Но я чувствовал… Раньше он шутил: «У нас с тобой, Жора, даже фамилии однотипные!»
Людмила Васильевна. Фамилии?
Георгий Степанович. «Я, говорит, Тараскин. Так сказать, не вполне Тарасов. А ты — Михалев. Так сказать, не вполне Михайлов!» (После паузы.) Пушкин, как известно, сказал: «Но есть надежда, что будет полным наконец!»
Людмила Васильевна. Это он про плохого человека сказал.
Георгий Степанович. Значит, к Володе сие никак не относится.
Людмила Васильевна. И к тебе тоже.
Георгий Степанович (как бы не слыша ее). Он совершал значительные поступки так, будто ничего особенного не совершал. И на фронт ушел… вот с этой улыбкой. (Указывает на портрет.) Помнишь?
Людмила Васильевна. Даже маме казалось, что он послезавтра вернется. Похоронки она не дождалась.
Георгий Степанович. Про любовь мою к Марьяше он не сказал ни слова. Молчаливо не одобрял. Минуло почти три десятка лет. На дворе — год шестьдесят девятый. И я, наконец, ясно увидел то, что он разглядел тогда. Холодно мне, Люда. И одиноко… (Поеживается.) Знаешь, как называют меня мои дорогие питомцы?
Людмила Васильевна. Как?
Георгий Степанович. «Авоськой» прозвали. «А-вось-кой»!
Людмила Васильевна. Ну и что же? У меня в библиотеке тоже есть прозвище: «Смотри не разорви!»
Георгий Степанович. Это, я полагаю, свидетельствует о твоей верности литературе… А о чем свидетельствует «Авоська»?
Людмила Васильевна. О том, что ты помогаешь жене по хозяйству.
Георгий Степанович. Это она мне помогает. Потому что основной, так сказать, домашней хозяйкой давно уж стал я.
Людмила Васильевна. Она ведь в экспедициях. На раскопках!
Георгий Степанович. Я тоже утешаю себя раскопками. Но началось это, я полагаю, гораздо раньше.
Людмила Васильевна. Когда же? Георгий Степанович. Мы оба мечтали об археологии. Марьяша поступила на археологическое отделение, а я — провалился. Занялся географией. Тогда она впервые посмотрела на меня сверху вниз.
Людмила Васильевна. И ты, чтобы ей удобнее было, сам немного пригнулся?
Георгий Степанович. Это заметно?
Людмила Васильевна. Тем, кто знал тебя раньше.
Георгий Степанович. Дочь меня раньше не знала. И считает такую позу нормальной. Даже, я полагаю, единственно возможной… в нашем доме. Это обидно.
Людмила Васильевна. А ты распрямись.
Георгий Степанович. Боюсь, что мой естественный рост… покажется им уже неестественным.
Людмила Васильевна. В первое время. Но постепенно они привыкнут.
Георгий Степанович. Марьяша, я полагаю, не захочет привыкнуть. Повелевать — это ее призвание. (С грустью.) Вот тебе и история с географией!
Людмила Васильевна (после паузы). Разве она и раньше была такой?
Георгий Степанович. Может быть… Володя же моей страсти не одобрял. (Снимает очки, подходит к портрету и разглядывает его пристально, будто картину в музее.) Он разбирался в людях. Поэтому и соединил тебя с тем из своих двух друзей, который не мог согнуться.
Людмила Васильевна (задумчиво). Я Марьяшу ни разу в жизни не видела.
Георгий Степанович. Она привыкла общаться с завоевателями, с владыками.
Людмила Васильевна. Которые давно уж истлели. А ты ведь живой!
Георгий Степанович (тихо). По-моему… не вполне.
Людмила Васильевна (вскочив). Ну, это уже слишком!
Георгий Степанович. У меня сегодня, я полагаю, скверное настроение. И все-таки… Все-таки, мне кажется, пора что-то менять.
Людмила Васильевна. Прежде чем принять историческое решение, надо поужинать. (Громко.) Андрюша, как там дела?
Андрей (из кухни). Один антрекот подгорел!
Людмила Васильевна. Ну вот… Разве я могу быть спокойна?
Андрей (из кухни). Я съем его сам!
Георгий Степанович. Идем.
Людмила Васильевна (задержав его). Поверь: прозвища они дают тем… у кого есть лицо!
Георгий Степанович. В виде хозяйственной сумки?
Людмила Васильевна. У тебя действительно скверное настроение. Вот и все.
Уходят.
Во дворе дома, где живет Лиля. Она протягивает Андрею пухлый конверт.
Лиля. Осторожно!.. Спрячь, чтобы снежинки не залетели.
Андрей прячет конверт под пальто.
Итак, испытания продолжаются! Только к тебе я могу обратиться с такой просьбой.
Андрей. Спасибо!
Лиля. Слушай внимательно. В этом конверте — письма, стихи, записки. Одним словом, вопли души!
Андрей. Так много?
Лиля. Это лишь то, что я получила, как пишут, за последний квартал текущего года.
Андрей. И ты эти «вопли» хранишь?!
Лиля. Опять сцена? Я откладываю их на «черный день». На старость. Буду читать внукам, чтобы они знали, каким успехом пользовалась в юные годы их бабушка! Но ты отвлекаешь меня от сути. Значит, поднимешься к Вале. Квартиру ты помнишь?
Андрей. Двести пятнадцатая.
Лиля. Дашь ему этот конверт и попросишь, чтобы он нашел и забрал свои письма. Они мне больше не нужны. Даже на «черный день».
Андрей (радостно). Тогда давай сами порвем!
Лиля. Узнать его почерк я не смогу. Ведь никто не подписывается. Ставят одну букву, или инициалы, или вообще ничего не ставят. Но он-то свои послания сразу найдет. Скажи, что хранить их мне неприятно!
Андрей (радостно). Тогда давай сами порвем!
Лиля. Удивительный ты парень! Я же сказала, что хочу скрасить свои дряхлые годы. А он пусть знает, что я не нуждаюсь… Ты понял?
Андрей (радостно). Еще бы! Пусть забирает.
Лиля. Я подожду тебя здесь.
Андрей. Подождешь?! (Убегает.)
Квартира Тараскиных. Людмила Васильевна опять нервно курсирует по комнате.
Людмила Васильевна. Что-то с ним происходит! Прибегает, убегает… По десять раз в день причесывается! Вертится перед зеркалом… Опять куда-то умчался. На улице, наверно, не видит ни троллейбусов, ни трамваев.
Звонок. Идет открывать. Возвращается с Верочкой. Она в том же виде: халат, журнальные номера в руках.
Верочка. У вас никого? Я — на минутку! Возвращаю «Иностранную литературу» с благодарностью, не знающей границ и пределов! Вы опять волнуетесь?
Людмила Васильевна. Что-то с ним происходит, Верочка…
Верочка. Если что-то происходит — значит, влюбился. И замечательно! Мой Лелик только этим и занимается.
Людмила Васильевна. Но ведь он не чувствует под собой ног!
Верочка. Статистика показывает, что влюбленные в уличные катастрофы, как правило, не попадают. Им есть для чего жить! Понимаете?
Людмила Васильевна (не слыша ее). Опять где-то носится.
Верочка. Вам нужно заварить валерьяновый корень. И нервов — как не бывало! Хотите, я буду заваривать?
Людмила Васильевна. Я знаю, вы добрая.
Верочка. Весь мир заваривает сейчас валерьяновый корень.
Людмила Васильевна. Вы всегда так заботливы! Но где же он может быть?
Верочка. Знаете, что сказал один мудрец? «Не ищите неприятностей — они сами отыщут вас». Но ваш дом неприятности обойдут стороной! (Уходит. И возвращается.) Я забыла сказать: валерьянку надо пить за час до сна. Вы не заснете — вы провалитесь! И нервов — как не бывало. Не забудьте: валерьяновый корень за час до сна!
Людмила Васильевна. Попробую.
Верочка. Запишите… И еще у меня к вам, Людочка, одна маленькая просьба.
Людмила Васильевна. Какая?
Верочка. Журнал «Наш современник»! Там, говорят, в третьем номере…
Людмила Васильевна. Я принесу.
Возле квартиры с цифрой «215». Андрей нажимает кнопку. Появляется Валя.
Андрей (протягивая конверт). Это тебе!
Валя. «Бывало, он еще в постели, к нему записочки несут…» (Взвешивает конверт на ладони.) А тут письмо «тяжелого веса»!
Андрей. Не письмо, а письма. Найди свои — и забери их. Можешь порвать или сжечь. Как хочешь! В них не нуждаются.
Валя. Имеет место некоторое преувеличение. Иными словами: гипербола! Я всего один раз написал записку: «Что делаешь вечером?»
Андрей. И тебе ответили?
Валя (насмешливо оценивая его взглядом). Ты — паж или заинтересованное лицо?
- Игра воображения - Эмиль Брагинский - Драматургия
- Иннокентий Смоктуновский. Творческий портрет. - Александр Свободин - Драматургия
- Святая Иоанна (Хроника в шести частях с эпилогом) - Бернард Шоу - Драматургия
- ПРЕБИОТИКИ - Владимир Голышев - Драматургия
- Избранное - Андрей Егорович Макаёнок - Драматургия
- Белый ковчег - Александр Андреев - Драматургия
- Эшторил, или Марш смерти - Ежи Довнар - Драматургия
- Толстого нет - Ольга Погодина-Кузмина - Драматургия
- Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино) - Георгий Горин - Драматургия
- Избранное - Ник Хоакин - Драматургия