Мое королевство (Химеры - 2) - Андрей Ракитин

Парень сплюнул на лестницу, задел длиннющим клинком стену, но два молодых обормота, упоенно передвигающие по пыльным плитам камешки, даже не обернулись на шаркающий звук.

- Усадьба вот здесь, - субтильный подросток с прозрачным личиком придворного поэта и сальными волосенками водрузил перед собой изрядный кусок гранита со слюдяными блестками. - А вот здесь море, - без всякой брезгливости он соскреб с голой пятки собеседника шматок грязи и плюхнул за камнем.

Собеседник задумчиво почухал обритую наголо синеватую макушку. Добавил свой камешек слева от гранита и сказал, что это сарай, и повешенного нашли именно там.

- Какого повешенного? - спросил "поэт". - Мы же договорились, что он утонул. С горя.

- Нет, его пытали. А потом повесили. Он им ничего не сказал.

Субтильный поэт злобно откашлялся. А пока он кашлял, лысый друг стал излагать новую версию событий. Герой был наемным убийцей, таким известным, что все его знали в лицо, предлагали наперебой работу, а потом в него влюбилась баронесса, убежала от папы, и они убивали вместе. А добычу делили на троих.

Стоящий на чердачной лестнице тип непотребно заржал. Ему ответило взбесившееся эхо, от которого с балок посыпались летучие мыши и грязь. Бритый дернул шеей и испуганно вскочил.

- Т-ты!!.. П-предупреждать надо! - завопил он, заикаясь, как наемный убийца из его истории. - Я д-думал, ст-тража!

Тип с клинком жестом заставил его заткнуться.

- Жара - это ваша работа? - спросил он, разглядывая камешки.

- В джунгли идет великая сушь, - процитировал поэт с завываниями. - Солнце убило джунгли на три дня полета! У-у!!

Завывания оборвались затрещиной. Поэт грянулся носом в камешки, нарушив диспозицию и залив кровищей усадьбу, сарай и море.

- Гад, - сказал бритый, дергая себя за оттопыренное ухо.

- Не гад, а Гэлад Всадник Роханский милостью Корабельщика Канцлер Круга, и это прозвучало, как "эсквайр" после имени безродного бродяги.

Худой вытащил нож из сапога, висевшего за спиной, и лениво вонзил в неприметную щепку между камешками.

- Ярран будет?

Поэт двумя пальцами зажал нос и гнусаво ответил.

- А теперь брысь, - сказал Канцлер Круга негромко, и, как ни странно, парочка повиновалась.

Гэлад пересек загаженный чердак, отпихнул останки сундука от окна и взглянул на город. Эрлирангорд лежал перед ним, как на ладони, путаницей улочек и замшелыми черепицами крыш, чахлыми липами, изогнутой, как змея, крепостной стеной с редкими вкраплениями расползшихся башенок - Хомской, Магреты, Кутафьи. Город был похож на позеленевшего от старости горыныча, и в самой середине - над грязной речкой Глинкой - торчала зловещими уступами под блеклое небо Твиртове, Эрлирангордская цитадель, обитель Одинокого Бога. В голубых сполохах над нею скалились едва различимые издалека химеры с прорезями насмешливых кошачьих глаз, и в каждой вспышке неестественных молний умирала и корчилась чья-то душа, его душа. "Творец ненаписанных сказок..." Губы свело болью, сжало виски, холод пошел вдоль хребта. Так умирали волею Бога пущенные под нож крылатые роханские кони.

Он не умел сопротивляться. После пятнадцати лет каждое слово, начертанное творцом, по воле Одинокого, сжигает творца. Пятнадцать - граница, предел, после которого сказка глупого мальчика может стать оружием. Кто же станет дожидаться, пока оружие куется против тебя? Слова рвались на волю и не могли... Гэладу было девятнадцать. И он нашел единственный способ уцелеть в захваченном мире и остаться самим собой, пусть и через боль. Это было неприятно, это было смешно, не по-дворянски, обречено на уничтожение. Но когда вместе - почти не больно. И слова - живые.

Он сверху вниз взглянул на машущих руками щенят. Обсуждают его, злодея. Ну, пусть. Жара облепляла холодом.

- Ярран?

Вкрадчивые мягкие шаги. Женские. Черный плащ с капюшоном, узкое платье с золотой тесьмой по подолу и зарукавьям. Голос...

- Это я, мессир.

И лукавый взгляд из под ресниц. Айша. Бархатный Голос Руан-Эдера. Если пройти Дорогою Мертвых, через солончаки, выжженные степи и ядовитые заросли Халлана, то, может быть, на самом краю окоема, над слабо соленым Внешним Морем откроется тебе великий и древний, как сказка, дивный город Руан-Эдер. Канцлер помотал головой. Ошметки высохшей тины полетели в разные стороны.

- Мессир, э-э, изволил влезть в Глинку? - спросила Айша, отряхивая рукав.

- Изволил, - буркнул мессир. - Куда делся этот урод?..

- Он нужен мессиру?

- Ясен пень.

Канцлер извлек из второго сапога и разгладил на стене покоробленный лист:

- Вот это я содрал на Старой площади. Мона читать умеет? Ну ладно. "... полу женскаго, около тридцати лет, телосложения обыкновенного, росту среднего, нос прямой, волосы русые, глаза карие... - ну, дальше всякое, - Указавшему местонахождение сорок золотых империалов."

- Это много? - спросила Айша.

- Это столько, сколько получает наш друг Ярран в год со всех своих угодий.

- ...

- Я вот что думаю, - продолжал Всадник Роханский, разглядывая злосчастный призыв. - Если Канцелярия Твиртове так дорого платит за бабу, то надо сделать все, чтобы она им не досталась. Ни живая, ни мертвая. А... проходите, господа магистры!

... Жара была такая, что хотелось сесть прямо посреди улицы, в изнеможении, на раскаленную, как сковорода, мостовую и так сидеть, не двигаясь, не открывая глаз - пока косматый солнечный диск не увалится за пыльные тополя. Ночью будет гроза... Клод Денон представил, как замрет оцепеневший воздух, как навалится на город давящая тишина, и молния - длинная и золотая - располосует небо такой вспышкой, что померкнут все другие, те, что над Твиртове. Это было так здорово и так недостижимо, что он только скрипнул зубами.

Тетки у колодца судачили о мужьях, младенцах и ценах на хлеб и рыбу. Тонкая струйка воды плескала в каменный замшелый сток, под который подставлялись кувшины и ведра. Тетки не торопились. Под липами было прохладно, жара не располагала ни к спешке, ни к хозяйственному рвению. Чуть поодаль, в пыли, с курами и шелудивой собачонкой, возились дети. При виде Денона они бросили играть в щепки и окружили его, голося и протягивая чумазые ладони. Денон, памятуя, что "господин должен быть щедр, суров, но справедлив, и благороден", сыпанул горсть медяков. Завязалась ленивая, но вполне злобная драчка, которая закончилась так же быстро, как и началась: чья-то мамаша без лишних слов окатила мелюзгу водой. Досталось и Денону. Вода щедро окропила замшевые сапоги и тувии. Тетка бросилась извиняться, крича, что она все выстирает и вычистит. Денон поморщился. Черт принес его в этот квартал, черт бы побрал этого мерзавца Гэлада, который, видите ли, не может обсуждать серьезные дела за столом, за вином... ему, видите ли, присутствие Сабины мешает! А он не виноват, и в конце-концов, Сабина его законная жена, и он не позволит всякому хаму обзывать ее треской сушеной и морщиться при виде ее, как будто она не женщина, а бутыль с уксусом. Он вызовет этого нахала на поединок, и пускай будет то, что будет. Ярран, ежели угодно, может выцарапать ему глаза, но совершать переворот в компании этой немытой скотины!.. Он не обязан! Он барон, а не какой-нибудь Всадник вшивый!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});