Об обновленчестве, экуменизме и политграмотности верующих - Татьяна Горичева

Конечно, здесь не рассматривается деятельность суперэкуменистов, исповедующих по сути даже не христианство, а новую сверхрелигию, в которой все должно быть слито воедино, составлено общее богослужение и т.п. Назначение и важность этой "миссии" для ближайшего будущего не вызывает сомнений - идет подготовка к принятию единого всемирного антихристианского культа, и все же, говоря об экуменизме, мы вряд ли должны отождествлять с ним деятельность такого странного органа, как Всемирный Совет Церквей, поскольку даже у западных христиан его работа вызывает скептическую улыбку. На этот факт нужно обратить внимание как на серьезную ошибку нашей антиэкуменической пропаганды. Всемирный Совет Церквей - это ложная мишень. Было бы неверным сводить критику экуменизма к критике работы ВСЦ, о котором почему-то в России известно как о флагмане экуменического движения. Если увлечься пересказом побасенок о симпатиях ВСЦ к сексуальным меньшинствам и прочими жареными подробностями, можно проморгать по-настоящему важные события, посредством которых либеральные веяния действительно могут войти в нашу Церковь.

В западном мире ВСЦ не пользуется поддержкой ни у одной из крупных христианских деноминаций, и в этом необходимо отдавать себе отчет. Этот орган -- приманка для тех, кто окончательно поверил в "христианство без границ", кто, называя себя христианином, вместе с тем вышел из рамок какой-либо церковной традиции. С течением времени работа ВСЦ принимает все более и более несерьезные формы. Появляются элементы самого неприкрытого синкретизма, ставящего христианство на одну полку с исламом, иудаизмом и восточными религиями. На конгрессе в Канаде, к примеру, вообще творилось что-то неописуемое. На "общей литургии" участников конференции плясали самые настоящие индейские шаманы с бубнами...

Западное общество все больше и больше оправдывает определение общества постхристианского, в сознании которого тесно переплетены и мирно сосуществуют элементы христианские, языческие и откровенно демонические. Этот мир, получив в свое время изрядную "инъекцию" христианства, теперь обладает абсолютно непробиваемым иммунитетом против всех его призывов и предостережений. Как удар колокола, как сигнал-предупреждение прозвучало для западных христиан решение местных властей Баварии запретить помещать Святой Крест в общественных заведениях. По мысли творцов нового закона крестное изображение должно быть изъято из употребления, поскольку "ущемляет свободу совести представителей иных вероисповеданий". Имеются свидетельства, что самое непосредственное отношение к принятию такого закона имели представители немецких теософских обществ.

"Нью эйдж" ("новая эпоха") - это название синкретической секты, получающей в кругах западной интеллигенции все большее распространение, по-видимому, будет в полной мере определять лицо нового XXI века. Третье тысячелетие отнюдь не будет безрелигиозным. Так могло показаться еще 40-50 лет назад, когда наука шагала семимильными шагами, а мечтателям грезились межпланетные и межзвездные полеты, встречи с иными цивилизациями и т.п. Но в конце XX века, особенно после падения коммунистической мировой системы, материализм потерпел полное фиаско. Атеистическая идеология, полностью выполнив свое предназначение, - оторвать человечество от прежде сильной христианской традиции, -- и сама на этот раз уходит со сцены. Ее место занимает вполне религиозная синкретическая смесь, обладающая сильной отрицательной мистикой, переворачивающая представления о мире с ног на голову, играющая на тонких струнах человеческой гордыни и наиболее сильных страстных влечениях. Эта смена эпох заметна и по тому, как быстро переориентировались лавки, торговавшие в былые годы Марксом и Троцким, на продажу эзотерики и оккультной мистики, и по образчикам современной массовой культуры. Редкий фильм или книга теперь остаются полностью выдержанными в материалистическом духе. В большинстве случаев их авторы считают совершенно необходимым элементом своих творений некоторую дерущую по коже примесь потустороннего.

Некогда утраченная западным христианством церковная мистика в наши дни возрождается в совершенно диких формах, впрямую напоминающих оккультные практики и приемы. На весь мир известен феномен Торонто, где группа протестантских пасторов в присутствии толп народа проводит сеансы "принятия Духа Святого". Это действо даже с натяжкой не назовешь молитвенным собранием. Экзальтированные призывы ко Всевышнему, пассы со сцены, после которых в народе начинается массовый психоз: люди падают на землю, многие корчатся, издают нечленораздельные звуки, что выдается за говорение языками...

Все это я говорю для того, чтобы стал понятен очень важный момент: экуменизма как единого фронта, как общего движения попросту нет. Под экуменизмом в разных случаях понимают разные вещи, сильно зависящие от потребы дня и местной специфики.

Во Франции, к примеру, об экуменизме говорят только затем, чтобы показать, что религия это дело прошлого и никакие религиозные принципы не должны мешать жизни общества. То есть экуменизм служит прикрытием дальнейшей секуляризации жизни. Франция -- это одна из самых секуляризированных европейских стран, и отступление от веры в ней с каждым годом все усиливается. На воскресной мессе в знаменитом парижском соборе Нотр Дам -- не более 12-15 прихожан. И это на весь огромный собор. От такого зрелища на глаза наворачиваются слезы...

В России экуменизм это, во-первых, меркантилизм, желание получить от Запада деньги и, во-вторых, знамя, под которым собираются все сторонники либеральных реформ. Здесь мы снова видим, как экуменизм становится служебным понятием, прикрывая собой иные цели, в данном случае реформаторские. Идея экуменизма, "всемирного христианского братства", используется как красивая ширма затем, чтобы облечь определенные замыслы неким положительным ореолом.

В Германии экуменизм означает стремление к преодолению барьеров, разделяющих нацию. После устранения границы между ФРГ и ГДР и восстановления единого германского государства немцы переживают небывалый патриотический подъем. Последствия второй мировой войны все же очень сильно сказывались на их национальном сознании. Достаточно сказать, что слово "фатерлянд" -- "отечество" буквально до последнего времени было под запретом, и только сейчас вновь стало использоваться в официальных выступлениях, документах и прессе. Переживают возрождение традиционная немецкая культура, немецкая семья. На этой-то волне и возникает сильный соблазн избавиться еще от одного давнего разделения нации на католиков и лютеран. Германия -- достаточно религиозная страна, особенно в сравнении с соседними Францией и Италией, а потому такое разделение достаточно чувствительно. И на объединение брошено очень много сил. Экуменизм в немецком контексте означает диалог между католичеством и протестантизмом, причем диалог скорее даже светский, чем богословский. Общество едва ли интересуется его духовным содержанием. Оно вполне удовлетворилось бы, если бы обе стороны объявили о компромиссном политическом решении: каждый человек волен посещать и католическую, и лютеранскую церковь по желанию, не отягощая себя постоянными обязательствами ни перед одной из них. Важно само решение, а не то, какой ценой оно достигнуто. Но очевидно, что такой компромисс не может произойти иначе, как за счет католиков. Он лишает их веры в Божию Матерь, почитания святых, понимания Евхаристии как Таинства и многих других составляющих церковного учения, отсутствующих в протестантизме. Поэтому католики не горят особым желанием объединяться. Для них экуменизм это всегда игра в одни ворота. Весь экуменический диалог в

Германии сводится к тому, что католики протестантизируются. Это характерная особенность экуменического движения -- низкий в нем всегда обгоняет высокого, а слабый побеждает сильного.

Но здесь совершенно необходимо сказать несколько слов и о католиках, поскольку может сложиться неверное представление, будто католичество - лишь невинная овечка, жертва коварного экуменического заговора. Это не так, ибо сегодня оно является одним из самых активных участников объединительного движения, и с каждым годом становится все более активным, поскольку стремительно либерализируется внутри себя. Собственно, того старого католичества, которое знакомо нам по учебникам сравнительного богословия и противокатолическим катехизисам, уже давно нет как такового. Вернее, остались какие-то отдельные признаки, исходя из которых можно отождествить современных католиков с католической традицией - соблюдение иерархической подчиненности Риму, вера в Божию Матерь и т.п., но вместе с тем очень сильны нововведения, происшедшие в католической церкви за последние 30 лет. Время после II Ватиканского собора (1962--1965), на решения которого так любят ссылаться наши либералы и экуменисты,* (* -- Собор объявил католичество отрытым по отношению к другим конфессиям, снял ранее наложенные анафемы с других церквей, призвал к единству, осудил прозелитизм -- стремление обратить в католичество христиан других конфессий, открыл дорогу либеральным реформам в церкви, разрешил богослужение на современных языках.) -- это отнюдь не время его расцвета и побед, но время лавинообразного вторжения в церковную жизнь мирского секулярного духа, разрушения целостности учения и утери католичеством своего прежнего мирового влияния.