ICO: Замок в тумане - Миюки Миябэ

падали мелкие камешки, плюхаясь на песчаный пол. Один за другим.

Мальчик сел и посмотрел на маленькое окошко, расположенное в самой высокой точке пещеры. Окно было вырублено в скале, и долгие годы ветра и дождя сгладили его края.

Появилось лицо.

"Псс! Эй!" — раздался голос внизу. "Я знаю, что ты там!"

"Тото!" — с улыбкой ответил мальчик, удивляясь, как его другу удалось так забраться на окно.

"Что? — сказал Тото, — только не говори мне, что ты еще спишь".

Мальчик лежал на боку — ему нечем было заняться.

"У тебя будут неприятности, если они тебя поймают".

Тото усмехнулся. "Я в этом деле мастер. Никто меня не видел".

"Ты уверен?"

"Эй, ты должен благодарить меня. Я принес тебе кое-что…"

Тото бросил в пещеру белый полотняный мешок. Мальчик подхватил его и заглянул внутрь. Там лежали фрукты и завернутый сверток с печеными сладостями.

"Спасибо!"

Тото усмехнулся. "Не попадись им с ними", — посоветовал он. "Тот старый чудак, что стоит у двери, заберет их".

"Он этого не сделает".

Охранники мальчика не были особенно дружелюбны, но и не были жестоки. Когда они приносили ему трехразовое питание или приходили разжечь камин в холодные ночи, они смотрели в пол или в сторону, боясь, извиняясь, и уходили, как только их дело было сделано.

"Пссс, Ико". Тото понизил голос до шепота. "Ты никогда не думал о том, чтобы убежать?"

Ико — так звали мальчика — отвернулся от окна в верхней части пещеры, позволяя своим глазам путешествовать по серым стенам. Эта пещера находилась на северной окраине деревни. Изначально она представляла собой небольшой каменистый холм, пока жители деревни не выдолбили его вручную специально для проведения Жертвоприношения. Ико оставался здесь до тех пор, пока не прибыл священник, чтобы увести его. За годы, прошедшие с момента строительства пещеры, на стенах сгладились следы, оставленные резцами и топорами каменотесов. Ико провел рукой по ним и почувствовал лишь безграничный камень.

Так давно начались обычаи и жертвоприношения.

Чтобы описать то, что он чувствовал в этот момент, потребовалось бы много слов, и все они роились в голове Ико. Но ему не хватало уверенности, чтобы выбрать нужные и выстроить их в правильном порядке. Ему было тринадцать.

"Я не могу убежать", — наконец ответил он.

Тото ухватился обеими руками за край окна и просунул голову еще дальше. "Конечно, можешь! Я помогу тебе!"

"Этого не случится".

"Кто сказал? Я могу вытащить тебя сегодня ночью, а потом быстро сбегать в лес. Я возьму ключи, и ты свободен!"

"Куда я пойду? Где мне жить? Я не могу пойти в другую деревню. Когда они увидят рога, то поймут, что я Жертва, и потащат меня обратно".

"Так не ходи в деревню. Ты можешь жить в горах, охотиться на дичь, есть орехи и ягоды, даже расчистить поле под сад. Ты никогда не болеешь, и ты силен как бык, Ико. Если кто-то может это сделать, то только ты сможешь". Тото нахмурился. "Конечно, я бы пошел с тобой. Давай сделаем это! Давай жить в дикой природе! Все лучше, чем… это".

Тото был на целый год младше Ико. Он был хорошим другом, но при этом был очень предан своей семье, особенно младшим брату и сестре. Ико не мог себе представить, чтобы он оставил их. И все же в голосе Тото звучала искренность, заставлявшая Ико думать, что он действительно имеет в виду то, что говорит. Эта искренность причиняла боль. Тото готов бросить все… из-за меня.

"Спасибо, Тото”, — сказал Ико, стараясь казаться мрачным. Его голос треснул.

"Не благодари меня. Скажи, что придешь!"

"Я не могу".

Тото покачал головой. "Ты многое умеешь, Ико, но я никогда не считал тебя трусом".

"Подумай, что будет с деревней, если я сбегу. Без Жертвы Замок в Тумане разгневается".

И не только на деревню. Столица тоже будет уничтожена, и все это за одну ночь. Нет, подумал он, скорее всего, не будет времени даже моргнуть.

"И что, если замок разгневается?" спросил Тото, сам начиная злиться. "Что такого страшного в замке? Мои родители никогда не говорят со мной об этом — мама практически закрывает уши и убегает, когда я задаю вопросы".

Родители Тото не то, чтобы не хотели говорить об этом — им было запрещено. Это было частью их обычая, потому что они знали, что Замок в тумане всегда настороже. Даже проклятие нельзя было прошептать. Замок не терпел, чтобы кто-то оспаривал его власть. Никого не щадил.

"Когда тебе исполнится пятнадцать, они проведут для тебя церемонию, — сказал ему Ико. "Тогда ты узнаешь, что это значит. Старейшина все тебе расскажет".

"Это здорово, — сказал Тото, негромко, — но я хочу знать сейчас! Они думают, что я буду просто сидеть здесь и соглашаться, пока они не решат, что я готов? Как только тебя увозят в замок, ты знаешь, что не вернешься, верно? Ну, со мной такое не пройдет. Я не собираюсь просто стоять и позволять этому случиться".

"Но, Тото, я — Жертва".

"Потому что у тебя из головы растут рога? Почему это делает тебя кем-то особенным? Кто вообще придумал всю эту чушь?"

Все так и есть, хотел сказать Ико, но сдержался.

"Ты ведь что-то знаешь, не так ли?" Голос Тото вдруг стал намного тише. "Скажи мне, Ико. Я должен знать".

Ико попятился. Разве старейшина не сказал ему тоном, не оставляющим места для толкования, — не говорить о том, что он знает, о том, что он видел?

Прошло уже несколько дней с тех пор, как за одну ночь у Ико внезапно выросли рога, и старейшина повел его за Запретные горы. Три дня они ехали на лошадях на север, ступая туда, куда не осмеливались ступать даже охотники. Они не видели никого на дороге, ни птиц, летающих над головой, ни кроликов в подлеске, ни следов лисиц в мягкой грязи, оставленной дождями накануне.

Почему горы были под запретом? Почему никто не ходил сюда? Почему не было видно ни птиц, ни зверей? Все вопросы Ико растаяли, как весенний снег, когда они достигли вершины перевала и он увидел, что лежит по другую сторону.

"Я привел тебя сюда, чтобы показать тебе ужас, который натворил Замок в тумане, глубину его ярости и истинное значение твоей жертвы", — сказал ему старейшина. "Только жертвоприношение может унять гнев замка и предотвратить повторение этой трагедии. Вглядись в нее. Запечатлей его в своем сердце. Затем выполни свой долг и не думай о бегстве".

Слова старейшины