Бог из машины - Мария Мясникова

Мысли скакали галопом, ноги, напротив, примерзли к земле. От падения в обморок спасала мысль о том, что в таком случае взбесившемуся волку сожрать меня не доставило бы никакого труда. Да и не только меня: еще один клубный завсегдатай, очнувшись, выполз на свет Божий. Обострившееся восприятие уловило короткие темные волосы, нос с веснушками, узкие губы, след от стола на щеке.

Очнувшись от рассуждений особенностей русского бестиария, я взяла резкий старт, по пути попытавшись предупредить товарища по несчастью, но тот на мои лихорадочные вопли не обратил особого внимания. Его взгляд был прикован к уже окончательно очухавшемуся оборотню.

Вероятно, эта жертва ночного образа жизни, как я недавно, впала в ступор: серо-синие глаза в ужасе расширились, кожа мгновенно приобрела благородный серый оттенок.

Схватив парня за руку, резко потащила его к арке. Это район я знала, так что шансы у нас были. За спиной раздавалось сопение-рычание, от которого падало в пятки сердце и лихорадочно повышался пульс. Нужно было оставить брюнетистый балласт там, где взяла: пока перевертыш будет перекусывать, успела бы смотаться подальше.

Кроссовки дико скользили, снег подло прикрывал гололед: если упадешь, то уже не встать. Да и тягаться в скорости с оборотнем не больно весело, пока спасает только лучшее ориентирование на местности да невероятная удача.

— Эй, ты куда меня тащишь?

Для только что спасенного от лап оборотня парень задавал слишком много вопросов. То ли адреналин в мозг ударил, то ли осторожность вдруг выпала из спячки. Но, в любом случае, вопрос несколько запоздал.

Мы сворачиваем и залетаем в первый попавшийся подъезд, не перекрытый осторожными жильцами железной дверью.

— Тебя что, надо было там оставить? — отдышаться удалось с трудом.

— Нет, извини, — смутился шатен, — я — Макс.

— Мирослава. Хочешь, просто — Слава.

— Мы где? — нервно оглядывая облюбованный пауками затхлый подъезд, уточнил он.

Хотелось огрызнуться, что в ловушке, но Макс уж точно ни в чем ни виноват. Если оборотень нас учует, нам точно конец — деревянная дверь не спасет.

Прислоняюсь спиной к двери и сползаю вниз: ноги уже не держат.

— Эй, ты как? — Макс дотрагивается до моей руки, и я смеюсь взахлеб, потом истерический хохот сменяется кашлем, и я окончательно выдыхаюсь.

Оборотню много времени на поиски не понадобилось: еле успела отшатнуться, прежде чем острые когти прочертили миленький след на единственной преграде между нами и смертью. Макс, ухватив меня повыше локтя, резко дернул на себя, и мы помчались по лестнице. Обитатели квартир, разбуженные воплями и грохотом, вмешиваться не спешили. Мы ломились в каждую квартиру, кричали «пожар», но никто не открывал.

Оборотень, понимая что нам не сбежать, замедлял движение, с неотвратимостью Старухи с косой поднимаясь по лестнице. В его собачьей ухмылке чудилось нечто садистское, растягивать удовольствие ему невероятно нравилось. С клыков у него капала слюна, то ли от голода, то ли от бешенства. Загнав добычу на девятый этаж, волк приготовился к прыжку.

Зажмурилась изо всех сил. Приключений уже не хотелось, фигурально выражаясь, я была сыта ими по горло. Да, в двадцать первом веке быть съеденной то ли оборотнем, то ли нет, это надо умудриться.

Панические предсмертные мысли прервал звук выстрела. Оборотень душераздирающе захрипел. Я заорала. Некто продолжил лихорадочно стрелять.

Оборотень завыл и заскреб лапами по полу. На меня попало нечто липкое и пахнущее железом, Макс грязно выругался над ухом.

— Чувак, кто бы ты ни был, я тебя обожаю, — выпалила я, открывая глаза.

— Л-лейтенат Кубышкин, — пытаясь унять стучавшие зубы, представился наш нежданный спаситель, опираясь на косяк открытой двери. Смешные семейные трусы в красный горошек и черная футболка заляпались в крови.

Лейтенант, я вас уже люблю.

Оборотень, как самая подлая скотина, начал трансформироваться в голого бородатого дядьку. Нет, не могут подобные ему твари удержаться от того, чтобы в последний момент не нагадить — вот как бравому лейтенанту теперь оправдываться?

— Мне что-то нехорошо, — сознался Макс, сменивший оттенок на болотно-зеленый. Потом его стошнило.

— Можем сказать, что он маньяк-убийца, преследовавший нас с Максом. Будете — героическим спасителем придурочных малолеток, — предложила от чистого сердца. Моя благодарность была столь сильна, что я оказалась готова свидетельствовать в суде, несмотря на то, что маму обязательно схватит сердечный приступ. Ну, или она меня прибьет.

Лейтенант посмотрел на меня грустными глазами побитой дворняжки и ничего не ответил. Зато выказался Макс, но опять нецензурно.

Предлагать расчленить труп, да утопить к чертовой бабушке не стала.

— О, у меня есть идея, — оттирая темную кровь с лица, представляла в какой ужас придет мама: за пару оставшихся до ее прихода часов куртку точно не отстирать. Да и объяснять что-то придется.

— Такая же как предыдущая? — скептицизма, звучащего в голосе Макса, хватило бы еще на десяток-другой человек.

— Намного лучше, — задумчиво протянула, доставая чудом не выпавший сотовый из кармана. — Алло, профессор, доброй ночи. Надеюсь, я вас не разбудила.

Труп мы затащили в квартиру, потом долго отмывали лестничную клетку (отмывала в основном я, Макс был на подхвате), потом пыталась что-то придумать с курткой — кровь волкодлака, зараза, весьма едкая штука и не отстирывается.

Наш спаситель (Игорь Анатольевич, но раз такое дело — можно просто Игорь) никак не мог прийти в себя. Я беспокоилась насчет соседей, но страж правопорядка ответил, что с другой стороны обитают бомжи, напротив — запойный алкоголик и глухой старикашка, так что, все нормально. Я подумала, что все совсем не нормально, настолько ненормально, насколько только возможно.

Закончив заметание следов, Игорь Анатольевич пил валерианку с водкой, а мы — крепкий кофе. Терпеть не могу растворимый кофе, но эта бурда здорово помогает прийти в себя. Труп, возлежащий на целлофане, а именно куче больших, черных мусорных пакетов, мы с Максом обходили по дуге. А то вдруг очнется и кинется.

За окном начинался рассвет — самое время, выжившие герои традиционно обязаны встретить восход солнца. Вот за что люблю фильмы ужасов, так это за ожидаемый черный юмор и неожиданный оптимизм. Смотреть люблю, участвовать — нет.

Через час — полдевятого. Мне надо домой.

Профессор пришел спустя некоторое время, когда мы уже почти увязли в гнетущей и беспощадной тишине. Он позвонил в дверной звонок, заставив вздрогнуть всех троих, и принес с собой запах мороза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});