Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня - Андре Кастело

— Мне все равно.

— Но, государь…

— Ладно, — решил бывший кадет из дворян Наполеоне Буонапарте, разглядывая толпу так, словно дело шло о ремонтных лошадях, — возьмите вон тех — блондина и курчавого.

В качестве главы своего двора Жозефина сумела заполучить Луи Огюста Жувнеля, графа де Арвиль дез Юрсен и маркиза де Тренель. Друг Александра де Богарне, генерал, сенатор, он в феврале 1803 принимал Жозефину у себя в замке Лизи и выменял у первого консула «коней его ранга», то есть таких, на которых уже ездил Бонапарт. Он не расстается с Жозефиной, подает ей руку, держится за ее креслом, организует ее передвижения. Командует конвоем, распоряжается на конюшне, где у него под началом состоят три посыльных, четыре кучера, восемь почтальонов, двадцать верховых лошадей, пятьдесят упряжных — вдвое больше, чем год назад, — больше дюжины экипажей всех назначений: берлины для путешествий или выездов в город, коляски и праздничные кареты, причем некоторые из них, к бешенству императора, были куплены Жозефиной в Англии после Амьенского мира.

По части должности первого камергера, второй по своему значению, Жозефина оказалась не такой удачливой. Она заполучила всего лишь некоего г-на Шампиона, отчищенного от «простонародной грязи» всего лишь столетие назад. Поскольку у этого Шампиона есть именьице в Нанси-су-Ти, он именует себя Шампионом де Нансути, Благодаря родству с матерью г-жи де Монтессон, морганатической супругой толстого герцога Орлеанского, г-н Шампион сумел поступить в Бриеннскую военную школу для дворянских детей и сегодня дослужился уже до бригадного генерала. Он женился на сестре г-жи де Ремюза, и это свойство позволило ему занять второе место при дворе императрицы. Два других камергера, гораздо более знатные, чем он, заняли лишь третье и четвертое места. Это были г-н де Бомон, род которого восходил к XIV веку, когда-то паж короля, муж м-ль де Миромениль, и, главное, бывший эмигрант Пьер Ремон Эктор д'Обюссон, маркиз де Кастельновель, де Сен-Поль, де Серр и де Мельзеар, граф де ла Фейад, виконт д'Обюссон, барон де ла Борн и де ла Перюс, кто 18 августа 1814 осмелится написать Талейрану: «Вам известны мои заслуги перед последним правительством; тем не менее оно дурно вознаградило их, поскольку я получил только простой крест Почетного легиона…»

Дешан, государственный секретарь при императрице, — важная особа. Давний знакомый Жозефины, бывший водевилист и поэт в свободное время, он также поет на обедах в «Водевиле». Виршеплет и мясоед, он всерьез уверяет, что от овощей люди становятся идиотами. Он необходимый посредник между Жозефиной и Балуэ, ее казначеем и кассиром, который ведает расходами, распределяемыми по статьям «Шкатулка» и «Туалет». Есть также статьи «Благотворительность», «Вспомоществования» и «Пенсионы», но ими занимается одна из фрейлин, все обязанности которой — получать беспорядочные и расточительные приказы императрицы.

В 1 804 имеются еще придворные шталмейстеры — генералы де Фуле и де Бонарди де Сен-Сюльпис; оба они в свой срок станут графами Империи. У дверей Жозефины красуется зелено-золотой придверник в шляпе с перьями и алебардой; он со стуком опускает свое оружие, когда мимо проходят его госпожа, принцы и главные сановники. На службе у нее состоят четыре комнатных лакея, два скорохода с тростями в руке, в зеленых, сверкающих золотом ливреях и шляпах с султанами — этакая симфония зеленого и алого (позднее скороходов станет двадцать шесть), и, наконец, четыре придверника в черном, весьма влиятельных лиц. Один из них — Лонгруа, отец дамы-докладчицы Фелисите. Другой — живописный Дюмутье. Однажды вечером, подавая Жозефине чашку отвара, этот увалень зацепился за ковер. Сам он устоял, а вот чашка разбилась у ног императрицы.

— Так и я сумею, — рассмеялся Наполеон.

— Конечно, государь, особенно теперь, когда ваше величество видело, как это делается, — обиженно брякнул придверник.

Бывший слуга Марии Антуанетты, он нисколько не робеет перед теми, кто «вторгся» в Тюильри. Когда однажды, высунувшись в окно, он повернулся спиной к императору и тот шлепнул его по заду, придверник невозмутимо ответил:

— Вашему величеству лучше бы шутить с себе подобными.

В распоряжении императрицы имеются еще два негритенка — братья Багет-Даманд, два мамелюка — Суэр и Саид, вооруженные саблями и кинжалами и прозванные Пешеходом и Али. О кухне, где стол императрицы обслуживает по меньшей мере сотня постоянно меняющегося персонала, хотя трудно найти особу, более равнодушную к еде, чем Жозефина, не стоит и говорить.

* * *

Только 15 июля Жозефина предстает парижанам во всей своей новой славе. В сопровождении невесток, которые строят недовольные гримасы, фрейлин, шталмейстеров и камергеров она выходит из Тюильри через сады — этот маршрут избран впервые после падения королевской власти, — и под гром орудий ее запряженная восьмеркой карета и следующие за ней экипажи, влекомые всего лишь шестерками, выезжают на площадь Согласия. В таком окружении новая императрица собирается присутствовать на принесении присяги новыми кавалерами ордена Почетного легиона.

Кортеж вскоре достигает Дома инвалидов, где воздвигнут фонтан, для того чтобы во всем блеске показать великолепный трофей — вывезенного из Венеции льва Святого Марка. Жозефина с дамами занимают места на трибуне, высящейся напротив трона. Церемония длится целых три часа, потому что звезду предстоит вручать почти двум тысячам кавалеров ордена. Затем все возвращаются в Тюильри. Парижане теснятся перед дворцом, на террасе которого дается концерт. Раздаются крики: «Да здравствует Наполеон!» — и Наполеон, держа за руку Жозефину, выходит приветствовать толпу. Двор сопровождает государей по всей длине Береговой галереи, откуда присутствующие любуются фейерверком, устроенным на оконечности острова Сите.

В июле 1804 окружающий Жозефину мирок взбудоражен намерением его владелицы отправиться на воды в Ахен, тогдашний главный город департамента Рур. Разумеется, о том, чтобы взять с собой всех четырнадцать дам, нет и речи. Достаточно четырех — г-ж де Ларошфуко, де Люсе, де Кольбер и де Воде. С ними поедут две горничные, обер-шталмейстер граф д'Арвиль, шталмейстер г-н де Фуле и, наконец, два камергера — г-н д'Обюссон и Андре де Бомон. Кроме них, с собой прихватят Денуана, обер-дворецкого, затем просто дворецкого, двух придверников, десять пеших лакеев, взвод горничных и многочисленный отряд поваров, чиновников службы стола, кучеров, конюхов. В общем, свиту из полусотни персон. Остальной двор останется в Париже, сгорая от зависти к уехавшим.

18 июля император отбывает в Булонский лагерь готовить «высадку в Англии», а в понедельник, 23, Жозефина, в свой черед, отправляется в дорогу. Она везет с собой памятку в двадцать одну рукописную страницу, продиктованную императором Шапталю: в ней предусмотрены все случаи, которые могут представиться, и указано, как отвечать на речи, — словом, все, вплоть до наград, подлежащих раздаче.

— Это простая и добрая женщина, — предупредил Наполеон министра. — Ей нужно продиктовать маршрут и предписать линию поведения.

Конюшенная служба с берлинами, колясками, кабриолетами и лошадьми выехала вперед. Жозефина едет на почтовых, и на каждой станции ей требуется семьдесят семь лошадей и двадцать четыре почтальона.

По сторонам карет гарцуют жандармские офицеры, впереди скачут унтер-офицеры. Начиная с Виллер-Котре, императрице предшествуют драгуны, и так будет при проезде через малые города, а в центрах департаментов — Реймсе, Суассоне, Льеже — ее встречают шеренги войск, пушечная пальба, зов горнов, барабанный бой; власти — префекты и мэры — обращаются к монархине с речами, девочки в белом подносят ей цветы. На каждой остановке вся челядь ест вместе с госпожой, равно как полковник, командующий почетным эскортом, и жандармский офицер, которому вменено в обязанность навастривать уши и доносить по начальству обо всем, что говорится за столом императрицы: его доклад, несомненно, ляжет на стол к императору.

Во вторник, 24 июля, Жозефина, которой предстоит смена лошадей в Ретеле, медленно въезжает в город, чтобы «публика могла насладиться лицезрением ее». Но она отказывается задержаться в ратуше, поэтому, когда кортеж проезжает мимо дома мэра, г-на Пупара де Нелиза, раздаются недовольные возгласы. Уступая настояниям заместителя мэра некоего Дюран-Тоша, императрица останавливает карету. Заместитель мэра распахивает дверцу, хочет помочь Жозефине выйти. Он уже почтительно протягивает руку, как вдруг «с ужасом» видит, что простой национальный гвардеец по фамилии Каполен обогнал его и ведет монархиню к дому. Дюран-Тош протестует, но, — рассказывает нам очевидец, описавший сцену в письме к министру внутренних дел, — означенный Каполен «притязает на то, чтобы вся честь досталась ему». Его вынуждают выпустить руку Жозефины, но он «с ружьем наперевес осмеливается проводить ее величество до самого дома мэра, откуда его выпроваживает один из приближенных императрицы, пригрозив наказанием за попытку ворваться в жилище ее величества». В связи с волнением, в которое, видимо, пришла Жозефина, ретельцы надеются, что император «усмотрит в происшествии лишь следствие неразумного рвения и энтузиазма, всюду вызываемого всем, что связано с нею».