Король сусликов - Гоян Николич

мудра и действует куда изящнее и тоньше человека.

Старуха присела. Дора была поджарой и мускулистой. Муж любил подтрунивать над ее ростом и худобой, повторяя, что женился на пацанке. Дора являлась обладательницей загорелой жилистой шеи, грубых, словно высеченных наскоро топором рук и узловатых пальцев человека, всю жизнь занимавшегося физическим трудом. Длинные седые волосы собраны на затылке в хвост. На голове — ковбойская шляпа. Сейчас, когда Дора нагибалась за вязанкой сена, порой в спине простреливало, а к концу рабочего дня наваливалась усталость, но, несмотря на это, она по-прежнему оставалась прекрасной наездницей и запросто могла опутать проволокой забор протяженностью в полтора километра. А какой у нее оставался выбор? Вся работа на ранчо лежала на ее плечах, помощи ждать было не от кого. Печально, что дела давно уже катились под гору, а само ранчо «Последний шанс» находилось на грани банкротства.

— За всю жизнь так толком и не научилась стрелять, — посетовала Дора, обращаясь к лошади. — Хорошо, что я на войне не была. А то отправили бы меня на передовую, там бы мне и крышка.

Чалая потянулась к побегам травы, пробивавшимся сквозь щели в дощатом полу веранды, и принялась жевать.

— Не хочешь слушать, не надо, — кивнула Дора. — Все равно в последнее время особо и поговорить-то не о чем.

Дора была бы не прочь, если бы сейчас ей поставили горячие припарки. Гектор их делал просто отменно, пуская в ход индейские снадобья.

Гектора не стало три года назад, но в ее воспоминаниях он был всегда молод, красив и силен, а в голосе слышалась легкая хрипотца — совсем как на записи, оставленной на автоответчике. А как он обожал целовать ямочку у нее на затылке! Дора всякий раз от этих ласк принималась мурлыкать, как кошка. Ей вспомнилось, как они сидели обнявшись на полу вот этой самой древней хижины, уже тогда заброшенной и отданной на милость призракам. Как же жадно они ласкали друг друга! Именно здесь они устраивали свидания — много-много лет назад, после того как Гектор вернулся с войны. С какой страстью они срывали друг с друга одежду! А потом, после всего, сидели на ступеньках, и она нежилась в его объятиях.

«Не хочу все это вспоминать! Не хочу, и все тут!» — мелькнула мысль в голове Доры.

Густой, затхлый запах, исходивший от заброшенной хижины, напоминал ей о том, как же быстро пролетела жизнь.

«Да, примочки Гектора меня бы сейчас ой как выручили», — подумалось Доре. Визит к врачу не входил в ее планы, но укус койота вызывал беспокойство.

Хижина — убогая, ветхая, казалось, пни ее — и развалится, — спровоцировала острый приступ ностальгии. Дору удивила буря эмоций, которая внезапно поднялась в ней, будто бы она была молоденькой девчушкой, а не старой каргой. Старуха попыталась забыть о койоте и его предсмертном взгляде. Зверюга, казалось, была благодарна ей за пулю.

Дора прищурилась и попыталась представить, как ее мать с отцом сидели у старенькой печки, желтый свет керосиновой лампы заливал оклеенный обоями потолок, а отец притоптывал по дощатому полу в такт мелодии, название которой старуха уже не могла и вспомнить.

Боль в плече продолжала пульсировать, становясь все сильнее. Стояла такая тишина, что тихие звуки, доносившиеся с веранды, где лошадь щипала траву, казались оглушительно громкими. Старуха с нежностью подумала о матери, вспомнив, как она счастливо улыбалась, глядя на нее, на Дору, сидевшую возле кровати на полу, подперев голову руками, а занавески от порывов ласкового ветра раздувались, словно юбки какой-то красотки. Ветер… ветер нес с собой чарующие ароматы летнего вечера.

В те времена Дору неизменно переполняло любопытство, и она гадала: неужели все остальные маленькие девочки во всем мире испытывают вот такое же кристально чистое счастье, что и она. Ну конечно же да! Господь просто не мог распорядиться иначе. Дора вспомнила, как истово верила, что хижина с ранчо и городок Булл-Ривер Фолз в окружении гор являются центром идеального, совершенного мира.

Так и не надев рубаху, старуха вошла внутрь хижины.

Сквозь дыры в потолке проглядывало небо. Там, где некогда находилась печь, на полу виднелись отметины, оставленные металлическими ножками. Сквозь щели в стенах внутрь проникали последние закатные лучи. Вон там, на колышке, когда-то висела мамина метла. Из стены торчал металлический выступ — все, что осталось от располагавшейся там жаровни. Напоминанием о ней служили также и черные следы на полу — туда время от времени из жаровни выпадали угольки. Лишь по царапинам на дощатых половицах можно было угадать, где некогда находилась раскладушка, в которой маленькой девочкой спала Дора, закутавшись в одеяло, пропахшее едой и хозяйственным мылом.

Вытершись джинсовой рубахой, старуха вытянула перед собой руку и покрутила ею — а вдруг пройдет и так? Она принюхалась, воображая запах ужина, готовившегося на плите, которую давно уже вынесли вон, представила, как мама помешивает похлебку в горшке. На миг Доре показалось, что она слышит, как отец наигрывает на губной гармошке — музыка лилась через прорехи в крыше, сквозь которые уже виднелись первые звезды.

Пред ее мысленным взором замелькали лица — тех, кого она любила. Молодой Гектор в солдатской форме. Она сама в подвенечном наряде. Снова Гектор, уже мертвый, — он кажется таким маленьким, совсем крошечным на больничных простынях. Из коридора доносятся удаляющиеся звуки шагов врача. Медицинские приборы пикают у стены.

Дора Маккой задрала голову, посмотрела на звезды и всхлипнула. Смутилась, заметив, как подняла голову чалая.

— Повезло тебе, что ты думать не умеешь, тварь такая. — Старуха вытерла глаза рубахой. — Давай, жри дальше и не суй свой нос куда не просят.

Чалая безучастно посмотрела на Дору, словно увидев старуху впервые, и снова принялась жевать.

Старуха окинула взором долину, устремив взгляд туда, где строился курорт. За верхушками деревьев виднелся незаконченный остов крыши. Огромный гостиничный корпус венчал флагшток, на котором болтался флаг США. Отсюда можно было разглядеть и огни города, а за ними — темный силуэт горы. Вдалеке алели отсветы бушевавшего лесного пожара. А звезд-то на небе сколько! От одного их вида к глазам снова подступили слезы.

Что за нелепость! Курорт, гостиница, гольф-клуб и жилые дома на самой границе ее ранчо! Мысль об этом вызвала новый приступ гнева. Дора подумала о куче приезжих, рассекающих по городу на дорогущих машинах неизвестных ей марок, а на крыше каждого автомобиля — лыжное снаряжение. Причем все эти туристы знай себе треплются по мобильным телефонам. А сколько они золотистых ретриверов с собой притащат! На хрена