Король сусликов - Гоян Николич

застыла на месте, внимательно следя за хозяйкой.

Дора Маккой опустилась на колено, стянула перчатки и аккуратно, так, словно перед ней была захворавшая домашняя собачка, дотронулась до койота.

Она ощутила, как под теплой мохнатой шкурой бьется сердце. Взгляд серых глаз вперился в руку, которая потянулась к яркой кровавой ране на бедре — там словно кто-то ложкой провел, сняв шерсть и плоть. Койот не издал ни звука.

Дора приметила его уже давно, заметив, как он нарезает круги возле пасущейся коровы и ее теленка неподалеку от источника. Старуха никогда прежде не видела, чтобы койот вел себя подобным образом — один, без стаи, среди бела дня, он крался разинув пасть и высунув язык, будто бы совершенно утратив страх.

Некоторое время Дора шла за койотом по следу. От ее внимания не ускользнула лужица черного кала неподалеку от приправленной цианистым калием приманки, оставленной ею снаружи огороженного забором луга, на котором паслось стадо в период отела. За одну лишь неделю старуха лишилась трех телят. Каждому из них зверюга перегрызла горло и оставила истекать кровью. Никаких других ран не обнаружилось, из чего Дора заключила, что койотом движет не чувство голода, а убивает он из удовольствия.

Старуха присела на корточки возле койота, прижала к нему руку и посмотрела на лошадь, будто бы просила у нее совета. Затем Дора заговорила. Глаза чалой широко распахнулись. Лошадь задрала голову и заржала. Крутанувшись вокруг своей оси, она лягнула задней ногой, словно отбиваясь от невидимого врага.

— Ах ты кляча, — прищурилась Дорис. — То есть ты со мной не согласна? У тебя имеется свое мнение?

Укус не причинил старухе боли, она почувствовала лишь прохладу, словно собака ткнулась ей в руку влажным холодным носом. Дора опустила взгляд и увидела овальный след между большим и указательным пальцами — арку из отпечатков зубов, прочерченную на коже аккуратно, словно карандашом. Каждый из отпечатков влажно поблескивал кровью. Вверх по руке прокатилась волна жара. Ее покалывало, она слегка онемела.

— Ну и ну, — старуха несколько раз тряхнула рукой. — И кто здесь у нас безмозглая дура? — Она недовольно посмотрела на чалую. — Ты когда-нибудь раньше видела, чтоб я свершала столь идиотский поступок?

Лошадь переступила с ноги на ногу и принялась рыть копытом землю. Дора Маккой устремила взгляд на койота, на его слезящиеся глаза, на узкие губы, которые, будучи обычно черными, сейчас сделались припухшими и красными. Темный мех на мордочке покрывали пятнышки подсыхавшей пены, отчего казалось, что койот совсем недавно вовсю хлебал молоко.

— А вот не хрен на меня так смотреть, — с угрожающим видом произнесла Дора, поворачиваясь к чалой. — Ты же видела, что он собирается укусить! Почему не предупредила?

Лошадь в ответ снова поскребла копытом землю и отступила назад, потянув за собой поводья. Затем она помотала головой.

Дора вскинула винтовку, собираясь добить койота. В тот же самый момент он приоткрыл пасть, тяжело вздохнул, искоса посмотрел на старуху и, тихо зарычав, закрыл глаза.

— Вот же скотина, — буркнула Дора, забираясь в седло. Привстав в стременах, она заорала на мертвого койота: — Сам виноват! Зачем моих телят порезал, а?! Гад! Ни стыда ни совести!

Запах крови вызвал у чалой беспокойство. Это озадачило Дору, поскольку лошадь была старой, действительно много повидала на своем веку и должна была к этому запаху привыкнуть.

Чалая вся подобралась, будто собираясь сорваться с места вскачь.

— А ну прекрати истерику, — грозно произнесла старуха.

Лошадь сникла.

Дора убрала винтовку в седельную кобуру. Чалая тем временем не спускала глаз с койота. Она смотрела на него с таким видом, словно он мог ожить в любой момент. Дора взялась за веревку, сплела петлю, накинула ее на ногу зверя, затянула и потащила от забора к зарослям полыни, туда, где коровы не смогут увидеть труп.

— Потом сожжем, — пояснила Дора лошади. — Чего ему лежать там и гнить почем зря?

От ранчо ее сейчас отделяло почти пять километров по извилистой крутой тропе, поэтому старуха решила направиться к старой хижине, принадлежавшей ее семье. Она находилась гораздо ближе — ее, по крайней мере, с трудом, но все-таки можно было рассмотреть, — на опушке тополиной рощи возле реки. Дора не заглядывала в эту хижину уже много лет.

Развернув лошадь, старуха сняла с себя ремень и сплела из него жгут. Она туго затянула его чуть выше локтя, так что латунная пряжка глубоко впилась в кожу. Рука пульсировала, словно где-то там внутри нее билось сердце койота. Будто часы, тикающие под подушкой. Закружилась голова, к горлу подкатила дурнота.

Вид хижины разворошил целую кучу воспоминаний о былом. Старуха пустила чалую шагом. Лошадь по-прежнему беспокойно крутила головой — стрельба ей пришлась не по вкусу.

Дед Доры перебрался сюда в те времена, когда здесь была дичь, глушь да размеченные участки по шестьдесят пять гектаров каждый. Сейчас-то, само собой, дело совсем другое. Рядом с автомагистралью возводят огромный супермаркет и торговый центр. А эти чистенькие, аккуратненькие домишки… Целые районы вырастают вокруг городов, словно грибы после дождя. Мало того, рядом с ранчо Доры строят горнолыжный курорт. Ох уж этот проклятый горнолыжный курорт. Старуха толкнула коленями бока лошади. Мысль о курорте вызвала у Доры приступ раздражения.

В голове у старухи помутилось. Она представила, как из хижины доносятся звуки губной гармошки. В какой-то момент женщине показалось, что она на самом деле слышит музыку. Дора попыталась воскресить в памяти печальную мелодию, которую играл ей в детстве отец. Воспоминания одно за другим вспыхивали в сознании, наслаивались друг на друга. На миг Дору охватило сомнение — а правильно ли она поступила, решив отправиться к хижине?

Привязав лошадь, она поднялась на скрипучее крыльцо. Ручной насос, опутанный побегами жимолости, которую ее мама посадила в незапамятные времена, работал безупречно. Дора накачала воды, так что образовалась глубокая лужа, после чего стала смотреть, как лошадь из нее пьет. С морды падали капельки воды. Затем Дора стянула с себя джинсовую рубаху, после чего плеснула ледяной воды на руку и ноющее плечо. Она не раз за свою жизнь видела бешеных собак и не сомневалась, что койот был заражен. Бешеные псы спрыгивали с утесов, отгрызали себе лапы, вращались юлой, силясь укусить себя в зад, пока не падали замертво.

Дора Маккой знала — койот резал скот не потому, что хотел есть. Нет, его снедал голод иного рода.

Как ни странно, она вдруг преисполнилась сочувствия к койоту. Может, не стоило его трогать? Помер бы сам, в положенное ему время. Природа на редкость