Сочинения - Валерий Брюсов

6–7 февраля 1923

Марриэтовы мичманы

Марриэтовы мичманы,Вы, лихая ватага, —Здесь лукаво-комичные,Там живая отвага!

Вслед за вами, по вспененнымТропам, с детства мы – чайка!Волны пели, и в пеньи нам:«Примечай! примечай-ка!»

Где учебник? РассеянноГлаз твердит: «Смерть Аттилы»…А в мечтах: из бассейнаГолубого – Антиллы.

А в мечтах: на фрегате мы,Шхуны в плен с их поклажей!Мальты там берега из тьмы,Шум и скрип такелажа.

А за шквалами шалости:Красть изюм, бить нежонок…Ах! припомнить до жалостиТе страницы книжонок,

Ту неправду, что измалаЖгла огнем неустанным,Ту, что волю в нас вызвала —В жизни стать капитаном!..

20 августа 1923

Песня девушки в тайге

Медвежья шкура постланаВ моем углу; я жду…Ты, дальним небом посланный,Спади, как плод в саду!

Весна цвела травинками,Был желт в июле мед;Свис, в осень, над тропинкамиИз алых бус намет.

Лежу, и груди посланыЛовить слепую мглу…Медвежья шкура постлана,Тепла, в моем углу.

Таясь в тайге, с лосятамиЛосиху водит лось…Мне ль с грудями не взятымиСнег встретить довелось?

Весна цвела травинками.Вот осень. Зрелый грузГнут ветры над тропинками, —Лесных рябин и груш.

Медвежья шкура постлана…Ты, свыкший ветви гнуть,Ты, ветер, небом посланный,Сбрось грушу мне на грудь!

7 февраля 1923

Где-то

Островки, заливы, косы,Отмель, смятая водой;Волны выгнуты и косы,На песке рисунок рунныйЧертят пенистой грядой.

Островки, заливы, косы,Отмель, вскрытая водой;Женщин вылоснились косы;Слит с закатом рокот струнный;Слит с толпой ведун седой.

Взглянет вечер. Кто-то будетЗвать красотку к тени ив.Вздохи, стоны, споры: – «Будет!»– «Нет! еще!» – Над сном стыдливымМесяц ласки льет, ленив.

В ранний вечер кто-то будетЗвать красотку к тени ив…Пусть же солнце сонных будит!Месяц медлит над отливом,Час зачатья осенив.

14 мая 1923

Наедине с собой

Та же грудь

Давно охладели, давно окаменелиТе выкрики дня, те ночные слова:Эти груди, что спруты, тянулись ко мне ли?Этих бедер уклоны я ль целовал?

В памяти плиты сдвинуты плотно,Но мечты, зеленея, пробились меж них:Мастеров Ренессанса живые полотна,Где над воплем Помпеи рубцевались межи.

Ведь так просто, как счет, как сдача с кредитки,С любовницей ночью прощаться в дверях,Чтоб соседка соседке (шепот в ухо): «Гляди-тка!Он – к жене на постель! я-то знаю: две в ряд!»

И друзья хохотали, кем был я брошен,Бросил кого (за вином, на авось),Про то, как выл в страхе разметанный Брокен,Иль стилет трепетал через сердце насквозь.

Были смерти, – такие, что смерть лишь насмешка,Были жизни, – и в жизнях гейзер огней.Но судьба, кто-то властный, кричал мне: «Немешкай!»И строфы о них стали стоном о ней.

Так все камни Эллад – в Капитолии Рима,Первых ящеров лет – в зигзаге стрижа.Пусть целую другую! Мне только зримо,Что я к той же груди, сквозь годы, прижат!

7 июля 1922

Это я

В годы – дни (вечный труд!) переплавливатьВ сплав – часы, серебро в глубину!Что ж мы памяти жадной? не вплавь ли зватьЧрез остывшую лаву минут?

Сны цветные ребенка задорногоМолот жизни в сталь строф претворил,Но туманом явь далей задернуло, —Голубым, где был перл и берилл.

Что нам видеть, пловцам, с того берега?Шаткий очерк родного холма!Взятый скарб разбирать или бережноПовторять, что скопила молва!

Мы ли там, иль не мы? каждым атомомМы – иные, в теченьи река!Губы юноши вечером матовымНе воскреснут в устах старика!

Сплав, пылав, остывает… Но, с гор вода, —Годы, дни, жизнь, и, ужас тая,В шелест книг, в тишь лесов, в рокот города,Выкрик детской мечты: это – я!

9 июля 1922

У смерти на примете

Когда шесть круглых дул нацелено,Чтоб знак дала Смерть-командир, —Не стусклена, не обесцененаТвоя дневная прелесть, мир!

Что за обхватом круга сжатого,Доступного под грузом век?Тень к свету Дантова вожатогоИль червь и в атомы навек?

Но утром клочья туч расчесаны;Пруд – в утках, с кружевом ракит;Синь, где-то, жжет над гаучосами;Где айсберг, как-то, брыжжет кит.

Есть баобабы, и есть ландыши…Пан, тропы травами глуша,Чертежник древний, правит план души…Да! если есть в мозгу душа!

И если нет! – Нам одинаковоВзлетать к звезде иль падать к ней.Но жердь от лестницы Иакова,Безумцы! вам всего ценней!

Да! высь и солнце, как вчера, в ней… НоНе сны осилят мир денной.И пусть шесть круглых дул уравненоС моей спокойной сединой.

24 июня 1923

Домовой

Опять, опять, опять, опятьО прошлом, прежнем, давнем, старом,Лет тридцать, двадцать, десять, пятьОтпетом, ах! быть может, даром!

Любимых книг, заветных лицГлаза, страницы, строфы, всклики;Гирлянды гор, ступни столиц,Муть моря, плавни повилики…

В земной толпе – я темный дом,Где томы, тени, сны, портреты;Эдгаров Янек – я; за льдом —Ток лавы, памятью прогретый.

Но дом живет, волкан горит,С балкона – песни, речи, сплетни:Весенний верх сухих ракит,В одежде свежей плющ столетний!

Лишь домовой, таясь в углу,Молчит в ответ пустым гитарам, —Косясь на свет, смеясь во мглу, —О прошлом, прежнем, давнем, старом.

3 сентября 1922

Ариадне

Слышу: плачут волны ЭльбыО былом, о изжитом;Лодки правят, – не на мель бы;Пароходы бьют винтом;

Слышу, вижу: город давний,Башни, храмы, скрип ворот.Гете помнящие ставни,Улиц узкий поворот;

Вижу: бюргеры, их жены,Стопы пива по столам, —Ужас жизни затверженной,Дьявол с Гретхен пополам.

Там, где Эльбы полногрудойДва сосца впились в мосты,Там, задавленная грудойВсех веков немецких, – ты!

Ты, с кем, два цветка, мы висли,Миг, над пропастью двойной,Ты, с кем ник я, там, на Висле,К лику лик с Земной Войной.

8 июля 1923

Мертвец

Как странно! Круг луны;Луг белым светом облит;Там – ярки валуны;Там – леса черный облик.

Все, что росло в былом,Жизнь в смене лет иначит:Храм прошлых снов – на слом,Дворец жить завтра – начат.

А лунный луч лежитВесь в давних днях, и в этомБылом мертвец межиВедет по травам светом.

Ведет, как вел в века,В сон свайных поселений,Чтоб в тайны Халд вникал,Чтоб Эллин пел к Селене.

Что годы! тот же он!Луг в светоемы манит;Тот бред, что был сожжен,Вновь жжет в его обмане.

Как странно! Лунный круг,Банальный, бледный, давний…И нет всех лет, и вдругЯ – с Хлоей юный Дафнис!

28 августа 1923

Так вот где…

Так вот где жизнь таила грани:Стол, телефон и голос грустный…Так сталь стилета остро ранит,И сердце, вдруг, без боли хрустнет.

И мир, весь мир, – желаний, счастий,(Вселенная солнц, звезд, земель их),Испеплен, рухнет, – чьи-то части, —Лечь в память, трупа онемелей!

Я знал, я ждал, предвидел, мерил,Но смерть всегда нова! – Не так лиКураре, краткий дар Америк,Вжигает в кровь свои пентакли?

И раньше было: жизнь межилаПути, чтоб вскрыть иные дали…Но юность, юность билась в жилах,Сны, умирая, новых ждали!

И вот – все ночь. Старик упрямый,Ты ль в сотый круг шагнешь мгновенно?А сталь стилета входит прямо,И яд шипит по тленным венам.

Я ждал, гадал, как сердце хрустнет,Как рок меж роз декабрьских ранит…Но – стол, звонок да голос грустный…Так вот где жизнь таила грани!

16 ноября 1923

Два крыла

После тех самых путей и перепутий,Мимо зеркала теней, все напевы в мечтах,Под семицветием радуги медля в пышном приюте,Где девятой Каменой песнь была начата, —

Я роком был брошен, где миг всегда молод,Где опыты стали – не к часу, в тени,Где дали открыты на море, на молы, —В такое безумье, в такие дни.

Здесь была наша встреча; но разные виденияЗа собой увлекали мы с разных дорог:Рим и мир миновал я, ты – первое предупреждениеОбъявляла, вступая в жизнь едва на порог.

Но в оклике ль коршунов, в орлем ли клекотеМы подслушали оба соблазн до высот,Словно оба лежали мы, у стремнины, на локте, иБыли оба бездетны, как стар был Казот.

И в бессмертности вымысла, и в сутолоке хлопотной,И где страсть Евредику жалит из трав,Ты – моя молодость, я – твоя опытность,Ты – мне мать и любовница, я – твой муж и сестра.

Два крыла мощной птицы, мы летим над атолламиК тем граням, где Полюс льды престольно простерИ над полыми глубями в небе полное полымяБродит, весть от планеты к планетам, в простор!

24 марта 1923