Сочинения - Валерий Брюсов

12 марта 1923

Бодлер

Давно, когда модно дышали пачули,И лица солидно склонялись в лансье,Ты ветер широт небывалых почуял,Сквозь шелест шелков и из волн валансьен.

Ты дрожью вагона, ты волью фрегатаМечтал, чтоб достичь тех иных берегов,Где гидрами – тигр, где иглой – алигатор,И тех, что еще скрыты в завес веков.

Лорнируя жизнь в призму горьких иронии,Ты видел насквозь остова Second Empire[335],В салонах, из лож, меж кутил, на перроне, —К парижской толпе припадал, как вампир.

Чтоб, впитая кровь, сок тлетворный, размолот,Из тигеля мыслей тек сталью стихов,Чтоб лезвия смерти ложились под молотВ том ритме, что был вой вселенских мехов!

Твой вопль, к сатане, твой наказ каинитам,Взлет с падали мух, стон лесбийских «epaves»[336] —Над скорченным миром, с надиров к зенитам,Зажглись, черной молнией в годы упав.

Скорбя, как Улисс, в далях чуждых, по дыму,Изгнанник с планеты грядущей, ты ждал,Что новые люди гром палиц подымут —Разбить мертвый холод блестящих кандал.

Но вальсы скользили, – пусть ближе к Седану;Пачули пьянили, – пусть к бездне коммун.Ты умер, с Нево видя край, вам не данный,Маяк меж твоих «маяков», – но кому?

26 августа 1923

Вариации на тему «Медного всадника»

Над омраченным ПетроградомДышал ноябрь осенним хладом.Дождь мелкий моросил. ТуманВсе облекал в плащ затрапезный.Все тот же медный великан,Топча змею, скакал над бездной.

Там, у ограды, преклонен,Громадой камня отенен,Стоял он. Мыслей вихрь слепящийЛетел, взвивая ряд картин, —Надежд, падений и годин.Вот – вечер; тот же город спящий,Здесь двое под одним плащомСтоят, кропимые дождем,Укрыты сумрачным гранитом,Спиной к приподнятым копытам.Как тесно руки двух слиты!Вольнолюбивые мечтыСпешат признаньями меняться;Встает в грядущем день, когдаНароды мира навсегдаВ одну семью соединятся.

Но годы шли. Другой не тут.И рати царские метутЛитвы мятежной прах кровавыйПод грозный зов его стихов.И заглушат ли гулы славыВопль здесь встающих голосов,Где первой вольности предтечиЛегли под взрывами картечи!Иль слабый стон, каким душаВильгельма плачет с Иртыша!А тот же, пристально-суровыйГигант, взнесенный на скале!Ужасен ты в окрестной мгле,Ты, демон площади Петровой!Виденье призрачных сибилл,В змею – коня копыта вбил,Уздой железной взвил Россию,Чтоб двух племен гнев, стыд и страх,Как укрощенную стихию,Праправнук мог топтать во прах!

Он поднял взор. Его челоК решетке хладной прилегло,И мыслей вихрь вскрутился, черный,Зубцами молний искривлен.«Добро, строитель чудотворный!Ужо тебе!» – Так думал он.И сквозь безумное мечтанье,Как будто грома грохотанье,Он слышал топот роковой.Уже пуста была ограда,Уже скакал по камням града —Над мутно плещущей Невой —С рукой простертой Всадник Медный.Куда он мчал слепой порыв?И, исполину путь закрыв,С лучом рассвета, бело-бледный,Стоял в веках Евгений бедный.

28 октября 1923

Мысленно

Мысленно, да!

Мысленно, да! но с какой напряженностьюСквозь окна из книг озираем весь мир мы!Я пластался мечтой над огромной сожженностьюСахары, тонул в знойных зарослях Бирмы;

Я следил, веки сжав, как с руки краснокожего,Вся в перьях, летя, пела смерти вестунья;Я слушал, чтоб в строфы влить звука похожегоТвой грохот, твой дым, в твердь, Мози-оа-Тунья!

Сто раз, нет, сто сотен, пока свое пол-лицаЗемля крыла в сумрак, – покой океанам! —Я белкой метался к полюсу с полюса,Вдоль всех параллелей, по всем меридианам.

Все хребты твои знаю, все пропасти в кратерах,Травы всяческих памп, всех Мальстрёмов содомы:Мой стимер, где б ни был, – в знакомых фарватерах,Мой авто – всюду гость, мой биплан – всюду дома!

И как часто, сорван с комка зеленого,Той же волей взрезал я мировое пространство,Спеша по путям светодня миллионного,Чтоб хоры светил мне кричали: «Постранствуй!»

И с Марса, с Венеры, с синего СирияСозерцал, постигал жизнь в кругу необъятном,Где миг – мига в веках – наш Египет – Ассирия,А «я» – электрон, что покинул свой атом!

8 июля 1923

Молодость мира

Лес, луга, плоскогорья – невиданной фауны…Ветер свищет по мыслям, соль с моря соря…Лук на голых лопатках, грядущие ФаустыРыщут, где б на добычу, с осанкой царя.

В морок зорких пещер ночь уводит: с ЦерлинамиДон-Жуаны жмут ворох прогнившей травы.Завтра прыгать Колумбам путями орлиными,В дебрях врезать Вобанам для мамонтов рвы.

Лунь-ведун счел все луны, все цифры в Люцифере,Тайны неба колебля, – лохматый Лаплас!Вторят те ритму речи, те чертят на шифере, —Братья старшие Гете и Дюреров глаз!

Лес, луга, плоскогорья и ветер пройоденный,Будущих всех столетий крыльцо-колыбель,Где еще в гром не крылись ни Зевсы, ни Одины, —Сквозь кивот библиотек вздох бедный тебе ль?

Ветер свищет по мыслям, где медлим в трамвае мы,Где нам радио ропщут, – газетный листок…Гость неведомой флоры, преданьем срываемый,Меж авто, в пыль асфальта, спадает цветок.

14 мая 1923

Над снегом Канады

Там, с угла Оттанукзгла, где снегом зарылась Канада,Тде, гигантская кукла, нос – в полюс, Америка, – рысьЖдет, к суку прилегла, взором мерит простор, если надоПрыгнуть; в узких зрачках – голод, страх,вековая корысть.

Тихо все от великой, безмерно раздвинутой стужи;Над рекой, по полям, через лес январь белость простер;Холод жмет, горы, словно звериные туши, все туже;Пусто; где-то неверно чуть вьет дровосечий костер.

Рысь застыла, рысь ждет, не протопчут личеткость олени,Не шмыгнет ли зайчонок (соперник что волк и лиса!);Рысь храбра; в теле кровь долгих, тех же пустынь,поколений,Рысей, грызших врага, как грызет колкий холод леса.

Кровь стучит в тишине пламенем напряженных артерий,Лишь бы, по-белу алое, алчь утолить довелось!Не уступит, не сдаст даже черно-пятнистой пантере,Даже если из дебри, рогами вперед, внове – лось!

Чу! Хруст. Что там? Всей сжаться. За ствольямибурые лыжиЛижут в дружном скольженьи блистающий искрами наст.Вот – он, жуткий, что сон, – человек! вот он —хмурый и рыжий:Топора синь, ружья синь, мех куртки, тверд, |прям, коренаст.

Сжаться, слиться, в сук въесться! Что голода боли!НесносныйЭти блестки, свет стали, свет лезвий, свет |жалящих глаз!Слиться, скрыться: защита – не когти, не зубы, не сосныДаже! выискать, где под сугробом спасительный лаз!

Там, с угла Оттанукзгла, где снегом зарылась Канада,Где, гигантская кукла, нос – в полюс, Америка, – век,За веками, где звери творили свой суд, если надо,Там идет, лыжи движутся, бог, власть огня, Человек!

17 октября 1922

В Тихом океане

Что за бурь, какого случаяЖдет подмытый монолит,Глядя в море, где летучаяРыба зыби шевелит?

В годы Кука, давне-славные,Бригам ребра ты дробил;Чтоб тебя узнать, их главный иНеповторный опыт был.

Ныне взрыт зверями трубнымиПуть, и что им, если злоВетер шутит всеми румбами,На сто множа их число!

Мимо, гордо, мимо, плавныеРежут синий выплеск вод…Годы Кука, давне-славные,С ризой вставлены в кивот.

В дни, когда над бездной вогнутойВоет огненный циклон,Только можешь глухо, в окна, тыКрикнуть стимерам поклон.

Под водой скалой таиться иБыть размытым ты готов…Эх! пусть челноки таитскиеМечут на тебя швартов!

6–7 февраля 1923

Марриэтовы мичманы

Марриэтовы мичманы,Вы, лихая ватага, —Здесь лукаво-комичные,Там живая отвага!

Вслед за вами, по вспененнымТропам, с детства мы – чайка!Волны пели, и в пеньи нам:«Примечай! примечай-ка!»

Где учебник? РассеянноГлаз твердит: «Смерть Аттилы»…А в мечтах: из бассейнаГолубого – Антиллы.

А в мечтах: на фрегате мы,Шхуны в плен с их поклажей!Мальты там берега из тьмы,Шум и скрип такелажа.

А за шквалами шалости:Красть изюм, бить нежонок…Ах! припомнить до жалостиТе страницы книжонок,

Ту неправду, что измалаЖгла огнем неустанным,Ту, что волю в нас вызвала —В жизни стать капитаном!..

20 августа 1923