Теософические архивы (сборник) - Елена Блаватская

Литература – особенно в странах, свободных от правительственной цензуры – является сердцем и пульсом общества. Исходя из того, что там, где нет спроса, не будет и предложения, современная литература создается только ради удовольствия, и поэтому является со всей очевидностью зеркалом, правдиво отражающим состояние общественного сознания. Правда, консервативные редакторы, и послушные им корреспонденты и репортеры, время от времени нападают на мистический спиритуализм и теософию, а некоторые из них иногда находят удовольствие в грубых личных выпадах. Однако они в целом не причиняют ущерба, за исключением, может быть, их собственной редакторской репутации, поскольку таких редакторов нельзя заподозрить в высокой культуре и хорошем вкусе после нескольких личных выпадов неджентльменского характера. Напротив, они делают добро. Ибо, когда на теософов и спиритуалистов нападают таким образом, они со спокойствием Сократа смотрят на сквернослова, поливающего их бранью, и утешаются сознанием того, что ни один из этих эпитетов, очевидно, неприменим к ним; с другой стороны, слишком большое количество брани и поношений заканчивается тем, что в обществе, во всяком случае, у консерваторов и людей, не входящих ни в какие партии, пробуждается симпатия к жертве.

В Англии народ в целом любит честную игру. Башибузукские действия, доблестные поступки тех, кто получает удовольствие от надругательства над убитыми и ранеными, не могут найти устойчивую симпатию в обществе. Если – как считают наши мирские недруги и неустанно повторяют некоторые наивные и чересчур оптимистически настроенные миссионерские газеты – спиритуализм и теософия «мертвы как дверной гвоздь» (т. е., «не подают никаких признаков жизни», дословная цитата из американской христианской периодики), – пусть так, «мертвы и похоронены», почему же, в таком случае, добрые отцы церкви не оставят мертвеца в покое до «Судного Дня»? И если их нет, то чего же редакторы – как непосвещенные, так и клерикальные – до сих пор боятся? Не показывайте свою трусость, если правда на вашей стороне. Magna est veritas et praevalēbit [велика истина, и она восторжествует, лат. ], и, рано или поздно, как это всегда бывает, «убийство будет раскрыто». Откройте ваши страницы для свободной и бесстрашной дискуссии и поступайте так, как это всегда было принято в теософской периодике, и как «Люцифер» делает это сегодня. «Сын утренней зари» не боится света. Он стремится к нему, и готов публиковать любые конфронтирующие материалы (изложенные, разумеется, в приличных выражениях), как бы ни отличались они от его теософских взглядов. Им принято решение о создании одинаковых условий для того, чтобы были услышаны, во всех случаях, обе соперничающие стороны, и чтобы факты и соображения могли оцениваться в соответствии с их собственными достоинствами. Ибо почему, или чего следует бояться, когда твоей единственной целью является факт и истина? «Du choc des opinions jaillit la vérité» [из столкновения мнений рождается истина, франц. ], как сказал один французский философ. Если теософия и спиритуализм являются не более чем «гигантским обманом и блуждающими огоньками нашего века», тогда к чему такие дорогостоящие крестовые походы против них? А если они таковыми не являются, то почему агностики и искатели правды в широком смысле должны помогать фанатически мыслящим материалистам, сектантам и догматикам «держать наш свет под спудом» при помощи грубой силы и незаконно захваченной власти? Нетрудно поразить честные намерения беспристрастного человека. Еще легче дискредитировать то, что уже является непопулярным в силу своей оригинальности, и что едва ли может пользоваться доверием даже в дни своих побед. «Никакое предположение мы не приветствуем с таким удовольствием, как то, которое соглашается с нашими предрассудками и укрепляет их», – говорит известный автор в «Доне Эсуальдо». Таким образом, факты часто обращаются искусно состряпанным «обманом»; а самоочевидная ложь воспринимается как евангельская истина при первых звуках клеветы Дона Базилио, – теми, для кого такие клеветнические окостеневшие предубеждения неотличимы от божественной росы.

Но, возлюбленные недруги, «свет Люцифера» сможет, в конце концов, рассеять в какой-то мере окружающую тьму. Мощный, громовой голос разоблачения, столь приятный для тех, чьей мелкой ненависти и умственной стагнации в объятиях социальной респектабельности он способствует, можно, однако, заставить замолчать с помощью голоса истины – «тихого, спокойного голоса», – которому судьбой предназначено первому проповедовать в пустыне. Тот холодный и искусственный свет, который все еще высвечивает мнимую недобросовестность профессиональных медиумумов, предполагаемые погрешности и оплошности непрофессиональных экспериментаторов, свободных и независимых теософов, может, однако, угаснуть на вершине своей славы. Ибо это не вечная лампа философа-алхимика. Это совсем не тот свет, который «никогда не светил ни на суше, ни на море», но тот луч божественной интуиции, та искра, которая подспудно мерцает в духовных, никогда не ошибающихся ощущениях мужчины и женщины, и которая пробуждается сейчас – потому что ее время пришло. Еще несколько лет, и лампа Алладина, из которой был вызван джинн, пожирающий медиумов и теософов, подобно тому, как фокусник глотает мечи на деревенской ярмарке, сломается. Ее свет, в котором до сих пор одерживали победы антитеософы, потухнет. Затем обнаружится, что то, что провозглашалось как прямой луч, исходящий из источника вечной истины, на самом деле не более чем грошовая свеча, обманчивый запах и копоть которой гипнотизировали людей так, что они видели все вверх ногами. Выяснится, что ужасные монстры клеветы и обмана не существуют нигде, кроме как в помраченном мозгу Алладина. И что, наконец, приличные люди, все это время видевшие видения и слышавшие что-то, находились в неосознанном состоянии и под соответственным внушением.

Это научное объяснение, и оно не требует никакого вмешательства черных магов, или дугпа; ибо «внушение», как оно практикуется ныне колдунами от науки, – это сам дугпаизм, pur sang [чистых кровей, франц.]. Никакой восточный «адепт левой руки» не может принести больше вреда своим дьявольским искусством, чем авторитетный гипнотизер с медицинского факультета, ученик Шарко или какого-нибудь другого научного светила первой величины. В Париже, как и в Санкт-Петербурге, под таким «внушением» совершались преступления. Происходили разводы, и мужья чуть ли не убивали своих жен и их предполагаемых любовников, из-за трюков, разыгрываемых над невинными уважаемыми женщинами, которые тем самым утрачивали свое доброе имя, и вся их последующая жизнь оказывалась разрушенной. Сын, находящийся под таким влиянием, взломал ящик стола своего скупого отца, который застал его за этим и чуть не застрелил в припадке ярости. Один из ключей оккультизма находится в руках науки – холодной, бессердечной, материалистичной, грубо игнорирующей другую, истинно психическую сторону явлений, и, таким образом, бессильной провести демаркационную линию между физиологическими и чисто духовными эффектами внушенного заболевания, и неспособной предотвратить результаты и последствия того, о чем она не имеет знаний и, поэтому, не может контролировать.

В «Lotus», за сентябрь 1887 года, мы обнаруживаем следующее:

«Во французской газете, „Paris“, за 12 августа, имеется обширная и превосходная статья Ж. Монтогуэля, озаглавленная „Проклятые науки“, из которой мы помещаем нижеследующий отрывок, поскольку, к сожалению, не можем процитировать ее полностью:

Несколько месяцев назад, не помню уже по какому поводу, вопрос о внушении был поднят и принят к рассмотрению судьями. На скамье подсудимых мы, конечно, увидим людей, обвиненных в злоупотреблении оккультной практикой. Но каким образом будет вестись судебное разбирательство? С какими аргументами оно будет считаться? Преступление, совершенное под «внушением» – это идеальное преступление без доказательств вины. В этом случае самые тяжелые обвинения будут не более чем предположениями, и весьма шаткими предположениями. И на этих хрупких «подпорках» подозрений будет основываться обвинение? Никакого исследования, кроме морального, в этом случае быть не может. Мы не должны слушать, как главный прокурор говорит обвиняемому: «Обвиняемый, в результате тщательного расследования, проведенного в вашем мозгу, и т. д.»

Ах, бедные юристы! кого и пожалеть, как не их. Принимая свою работу близко к сердцу, они уже имеют огромные трудности в различении между правдой и неправдой даже в тех простых случаях, когда факты совершенно очевидны, все их детали понятны, и ответчики установлены. А мы собираемся взывать к их душе и совести, чтобы решить проблемы черной магии! Поистине, их доводы не продержатся и двух недель; они отступят перед мистикой, и сами впадут в нее.