Соседи (СИ) - Коруд

и душу, как выступает наружу отвратительной гримасой. Это ужасающее чувство хотелось спрятать от матери за ресницами. Хотелось, чтобы видела всё. Чтобы понимала, почему о прощении её дочь не может и помыслить.

— Мама, ты оставила после себя руины, — глядя в наполненные слезами глаза, прошептала Ульяна. — У него ты отняла веру, у бабушки Нюры — сына, у его группы лидера, а у меня — любовь. Ты превратила наши жизни в ад, мама. Дважды растоптала мои чувства. Я не вижу смысла жить, ни в чем больше не вижу смысла. Мне хочется в окно.

— О чём ты? Какое окно?! — испуганно воскликнула мама. Рука её взлетела ко рту, а во взгляде горел страх. — Ты с ума сошла?

Уля думала, что, наверное, говорить такие вещи своему родителю жестоко. Наверное, говорить такие вещи неправильно. Наверное, признавшись, она дала маме причины серьёзно волноваться. Но ведь в эту ситуацию она затащила свою дочь сама, силком, не спрашивая мнения, опираясь лишь на собственное. Так пусть теперь знает. Пусть попробует, наконец, понять.

— Такое. Не сошла, — выдерживая тяжелый взгляд, просипела Уля. Остатки сил на борьбу с истерикой её покидали. — Не делай вид, что не понимаешь почему. Всё ты понимаешь… Как мне теперь простить тебя, скажи? Мы с ним могли бы… Егор мог бы быть сейчас… цел. Не было бы всего этого… — не хватало воздуха продолжать. — Неужели ты связи не видишь?.. И с папой тоже… Я верила тебе, я тебе доверяла. Зачем? Ты же… На что ты теперь рассчитываешь?.. Мама…

Язык явственно ощущал вкус горечи. «Мама» — слово, означающее самого родного, самого близкого. Защиту, безопасность и утешение. Тепло и уют, дом. Доверие. Любовь. Ласку. Мама — своему ребёнку поддержка и опора. Разве нет?

Где это всё?

— У меня нет больше сил объяснять тебе, мам. Уйди, пожалуйста. Просто уйди…

Кое-как поднявшись на кровати, Ульяна опустила ноги на пол. Пол кружился и плыл, пространство шло пятнами, а звуки глушились. Но там папа, он приехал за ней, а значит, нужно каким-то образом собрать себя на рывок.

Мама в отчаянии мотала головой, будто отказываясь принимать новый расклад. Но он сложился, и что им двоим теперь с ним делать — непонятно. Одно понятно: эта жгучая ненависть утихнет нескоро. А если Егор не выберется, не утихнет уже никогда.

— Улечка, я этого не хотела… Мне казалось, что для тебя он опасен, только поэтому я так поступила, — «Хватит!». — Разве могла я предполо…

И слушать это сил больше нет.

— Знаешь, кто оказался самым опасным человеком в моей жизни? — прервала Уля готовый обрушиться на голову поток оправданий, звучащих для неё сейчас отвратительно и нелепо. — Ты, мам. Ты превратила мой мир в выжженную землю. Ты. Не он.

По коридору разнеслись звуки тяжелой поступи, а следом раздался папин и одновременно вовсе не папин голос:

— Нашу дочь у тебя я должен был забрать сразу. Ульяна, всё, довольно с тебя. Поехали. Юля, поможешь спустить вещи? А доведу её до машины.

Ещё несколько секунд — и родные руки подхватили под локоть и загребли в охапку, защищая от злого мира, а глаза застила плотная пелена воды. Ещё минута — и на плечи накинули куртку, повязали вокруг шеи шарф. Вслепую обулась. Под ногами раздалось жалобное мяуканье: это Коржик пришёл.

— Я за тобой вернусь… — наклоняясь к коту, чтобы на прощание хоть за ушком почесать, прошептала Ульяна. Удерживать себя в состоянии равновесия по-прежнему не выходило: её постоянно куда-то вело. — Как только найду нам с тобой квартиру. Обязательно, Корж. Обязательно…

Бывший дом провожал звуком катящегося по ламинату чемодана, шуршанием верхней одежды, рыданием матери и непрестанным мяуканьем кота. По общему коридору шла, смотря под ноги и занавесившись волосами, держась из последних сил, чтобы не поднять голову и не взглянуть напоследок на соседнюю дверь. На лифтовый холл. И большой балкон.

Во дворе ещё кое-как. С Юлькой обнялась на прощание, за всё-всё поблагодарила, пообещала держать в курсе и встречаться при каждой возможности. Ещё смогла устроиться на переднем и пристегнуться, а когда послышался звук хлопнувшей водительской двери, попросить папу отвезти её в какой-нибудь отель или хостел. Но когда в ответ услышала: «Уля, ты с ума сошла? Какой отель? Одну я тебя не оставлю, не выдумывай. Мы едем домой», агония прорвалась назревшим лопнувшим нарывом.

— Папа… Папа!

Комментарий к

XXXIV

Жизнь за жизнь Обложка к главе, комментарии: https://t.me/drugogomira_public/517

В комментариях к этому посту — схема происшествия на перекрестке: https://t.me/drugogomira_public/513

Музыка:

Памяти мало — Один в каное

https://music.youtube.com/watch?v=IAkjFbttMnQ&feature=share

В этот раз перевод оставлю здесь. Спасибо за него подруге.

Все мои стены надуманные

Серым пульсируют артерии

Люди бетонно задуманные

Люди не имеют материи

Свои свитки нервов

Кутают в тёплые халаты

Тёмная строгая мебель

Светлые пустые палаты

Белым, всё белым

Света добавь побольше

У меня на свет есть право

Оставлю на свете след

Памяти мало

Что-то тут было

Я знала, но забыла

Я опускаюсь в толщу

Я чувствую тягу

Я добавляю “и так далее”, а не растягиваю

Знаешь, я стучала-стучала

Но ты такой ватный-ватный

Твои сломанные рёбра

Не понимают намёков

Мою последнюю веру

Топчут стерильные бахилы

Ты опускаешь руки

Я поднимаю архивы

Визуал:

А потом жертвы вон… https://t.me/drugogomira_public/519

Егор!!! https://t.me/drugogomira_public/521

Пространство тонуло в молоке https://t.me/drugogomira_public/524

Выстланная благими намерениями дорога закончилась на этом перекрестке https://t.me/drugogomira_public/525

Не простит https://t.me/drugogomira_public/526

Еще жив https://t.me/drugogomira_public/529

Остальной визуал в канале, сюда не помещается

====== XXXV. Без тебя мне здесь делать нечего ======

2 ноября

Жёлтые стены одной из старейших городских больниц, за несколько дней ставшие чуть ли не родными, вновь возникают в поле зрения, проглядывая сквозь плотную сетку голых ветвей деревьев. Когда смотришь на ампирный фасад здания, возникает ощущение, что белые колонны центрального портика подпирают вовсе не фронтон, а большой серый купол, что сливается цветом с грузными графитовыми тучами. И потому кажется, что упираются прямо в бездыханное небо. Небо давно уже сползло на столицу толстым ватным одеялом. Нанизавшись на небоскрёбы и шпили величественных высоток, поглотило город до середины весны. Осени и зимы здесь последние годы на удивление седые: пальцев двух рук хватит посчитать количество солнечных дней, приходящихся на промозглый период. А весна словно бы перестала сюда торопиться.

Так вот, белые колонны старинной больницы будто удерживают небесный свод, не позволяя ему обрушиться прямо на бедные головы пациентов и посетителей этого места, его врачей и медперсонала. Такое у Ули день за днём остается впечатление. Более двух веков здесь спасают жизни.