Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

превратившись в соляные столбы, однако при этом в зале продолжался шум разговоров, все еще звучали протяжные голоса скрипки и виолончели, ансамбль продолжал играть. Бухгалтер Зигмунд выглядел, как и в прошлый раз, озабоченно и озирался вокруг, будто искал блокнот, чтобы записать детали этого зверства. Бандит Росс подошел к Майклу с явно недобрым намерением, его руки в черных кожаных перчатках были сжаты в кулаки.

— Росс, стой спокойно! — рявкнул на него Снеговик, чье лицо блестело. Он выпустил руку Франциски, чтобы вытащить из кармана своего пиджака красный платок. Росс остановился. — Всех призываю к спокойствию, — сказал Риттенкретт, не обращаясь толком ни к кому конкретному. Он вытер лицо и недовольно крякнул, когда шампанское потекло вниз по его белоснежному костюму.

Майкл почувствовал, что Франциска беззвучно призывает его посмотреть на нее, желая передать некое сообщение, но он не выполнил этот немой указ. Он стоял прямо, руки его были расслаблены и готовы к чему бы то ни было.

— Непорядок, — пробормотал Снеговик. Его взгляд обратился к Майклу, но в его взгляде не было той ярости, которую подставной майор Йегер ожидал там увидеть. — Майор, я могу сделать вывод, что вы либо сошли с ума, либо по уши влюблены. Так в чем же причина вашего поведения?

— В том, что я не хотел наблюдать, как женщину запугивают и тащат куда-то против воли.

— Тащат? Запугивают? Вы решили так, потому что я вел ее к двери? А вы уверены, что знаете о женщинах так много, как вам кажется? Кстати, вы женаты?

— Нет, — был ответ. Насколько он мог судить, от Франциски не последовало никакой реакции на это слово.

— А были когда-нибудь? Дети есть?

Майкл вспомнил о своей жизни в белом дворце, в стае Виктора, но сейчас это казалось таким далеким, словно было и вовсе в другой жизни, поэтому он сохранил молчание.

— Нам нужно поговорить, майор. О важности обязанностей. Я предлагаю нам сейчас отыскать какую-нибудь тихую комнату. Слушайте! — Риттенкретт обратился к зевакам, многие из которых, надо полагать, знали о его положении в Гестапо и искренне сожалели, что оказались свидетелями этого события. — Заявляю, что это было досадное недоразумение, но все в порядке. Поверьте мне, — последнее он добавил для особенно напряженных и недоверчивых свидетелей.

Майкл, Франциска, Риттенкретт и двое помощников прошли через дверь и двинулись вдоль по коридору. Риттенкретт вел всех в комнату с плиткой шахматной расцветки и с несколькими мягкими стульями, расположенными полукругом вокруг огромного камина, который, правда, не растопили. На высоком потолке висела крупная люстра с декоративными светильниками, выполненными в форме факелов, которыми запросто могла вооружиться деревенская толпа, идущая линчевать ведьму.

Риттенкретт запер дверь изнутри. Здесь шум вечеринки был совершенно неслышен. Тишина нарушалась лишь тиканьем дедушкиных часов в углу.

Росс замер у двери. Зигмунд беспокойно расхаживал по комнате, возможно, прикидывая в голове стоимость каждого находившегося здесь предмета обихода. Риттенкретт складывал свой носовой платок на все меньшие и меньшие квадраты.

— Я предполагаю, — начал он, заглушая своим голосом тиканье часов, — Что ты вынес ей все мозги. Должно быть, так и есть, потому что за последнее время она страшно поглупела. Она должна была встретиться со мной в этот вечер ровно в шесть-тридцать в штаб-квартире, но где она была? С тобой, я угадал? Во второй половине дня она пропустила еще одну важную встречу. Ты знаешь, почему? Потому что она позвонила моему секретарю и сообщила, что ей нужно было отлучиться по магазинам.

— Я сожалею, что не явилась лично, — заговорила Франциска, и голос ее был твердым и ясным, а сожаления в нем не было ни на йоту. — Но я отправила тебе все мои заметки, Аксель.

— О, да, твои заметки. Твои журналистские впечатления. Конечно. Те самые, — Риттенкретт опустил руку в карман и извлек оттуда пачку сигарилл «Крентер Индианер» со стилизованным рисунком американского индейского вождя на упаковке. Он закурил одну и тут же выдохнул несколько дымовых колец. — Майор, у тебя есть какие-нибудь догадки насчет того, что фройляйн Люкс делает для Гестапо? Или, мне лучше спросить, знаешь ли ты, что она делает для поимки предателей, которые, к сожалению, подобрались слишком близко к нашему дому?

— Нет.

— Хорошо, потому что это не твоя забота. У тебя есть свое поле боя на этой войне, где ты должен сражаться. Я, полагаю, что этим ты и занимаешься. Когда тебя снова отправляют на фронт?

— Это может случиться в любой день, — осторожно произнес Майкл, понимая, что вступает на опасную почву. Ему вовсе не хотелось, чтобы Снеговик устраивал ему допрос с пристрастием. — Я готов отправиться хоть сегодня вечером, если это будет необходимо.

— В самом деле? — Риттенкретт выпустил в его сторону очередное дымовое кольцо, которое подлетело к его голове призрачной петлей и разорвалось лишь в последнюю секунду. Он позволил своему вопросу повиснуть в воздухе и принялся мерить шагами комнату. Его белые ботинки гулко стучали по полированному полу. — Видишь ли, майор, — Риттенкретт резко замер с сигариллой в зубах. — Проблема исключительно в том, что Франциска пренебрегает некоторыми своими обязанностями, чтобы проводить с тобой время. Меня не волнует то, что ты ее трахаешь. Я сам ее трахал. Если хочешь знать, у нее целый шкаф трофеев: всяких любовных писем и подарков от мужчин, которые ее трахали. Думаю, среди этих трофеев можно даже найти отличительные знаки бойскаутов, если хорошо поискать. Я хочу сказать, что именно это она и делает, именно этим она знаменита. Уверен, ты уже прекрасно знаешь, насколько она талантлива. Либо так, либо у тебя там, — он небрежно кивнул на причинное место Майкла. — Все атрофировалось.

Майкл, впрочем, был бы не удивлен, если б у него после столь бурных ночей и впрямь все атрофировалось.

— Она — идеальная упаковка, — продолжал Риттенкретт, выпуская дымовые кольца. — Впрочем, как фотограф она тоже не так уж плоха. Работая в «Сигнале»,