Лунь - Сергей Клочков

— Что же ты со мной делаешь, девочка… — я откинулся на подушку. Вот и поговорили.

— Мама, а я сталкера люблю… Мама, а я в Зону с ним уйду! — Полушутливо, на мотив почти забытой песенки пропела Хип. — Поправляйся, Лунь. Твой стажёр уже заждался продолжения практики.

Да, не ожидал я такого оборота. Ко всему готовился — и к слезам, и протестам, и себя настроил так, чтоб стоять на своём и ни в какую с Хип не соглашаться. Полное фиаско: яснее ясного мне стало, что стажёр сталкерскую дорожку уже не бросит, всё, поздно пить «боржоми». Зона такая штука, что прикипаешь к ней всей душой, и к серости «обычной» жизни вернуться уже просто не можешь. Да не в одной только Зоне дело… в глубине души я даже обрадовался тому, что Хип останется со мной. А дальше будь что будет. Успокоенный этой мыслью, я быстро заснул крепким сном. Без сновидений.

Потянулись дни… восстанавливался я быстрее, чем того ожидал Доктор, но к исходу второй недели всё ещё ходил с палочкой, как старик. Аппетит проснулся просто зверский, истощённый долгой лёжкой организм жадно требовал пищи и движения. И того и другого я давал ему в избытке, было даже немного стыдно перед Доктором за то, что фактически всё это время я сидел у него на шее, уничтожая недешёвые продукты и не принося никакой пользы. Про себя я решил, что первый же редкий артефакт из своей добычи непременно передам Доктору. Я исподволь, окольными путями разузнавал, что именно из хабара нужно для операций, заживления ран, исцеления болезней. Даже блокнотик завёл. Напрямую спрашивать избегал — разобидится Доктор так, что, может, и разговаривать не станет. Странный он всё-таки человек…

Определённый вклад вносила и Хип. Не то, чтобы это было лечением в прямом смысле этого слова, но её компания, улыбка, слово действовали на сталкера Луня, как порция «жизни» на облучённый в «горячем пятне» организм. Пару раз к Доктору приходили группы сталкеров-одиночек с плотно набитыми рюкзаками, приносили припасы, медикаменты и свежие новости. От них я узнал, что пока был в «отключке», а это ни много, ни мало почти шесть месяцев, случилось в мире едва ли не больше, чем за предыдущие два года. К примеру, я пропустил Четвёртую катастрофу, прозванную «Тихой» — Выброса, как в две тысячи седьмом, не случилось, но в сотне километров от границы Зоны, уже на территории Белоруссии, обнаружили несколько аномалий-«жарок» и стали поступать сведения о редких случаях мутаций домашнего скота. Территорию, названную Зоной-2, немедленно оцепили и эвакуировали всех жителей. Власть там сработала чётко: жертв ни среди гражданских, ни среди военных не было. «Монолит» и «Свобода» заключили пусть шаткое, но всё же перемирие — обе группировки почти развалились и ослабели настолько, что выяснять отношения между собой для них уже было самоубийством. И, объединившись, крепко всыпали «Долгу». Тот выслал несколько карательных отрядов, но толку от этого не было. Военные, как ни странно, на этот раз помогать долговцам не стали. Что касаемо самих военных, то их вмешательство в жизнь сталкеров стало минимальным — одну из частей, охранявших Периметр, перебросили на Урал, туда же были откомандированы восемь из четырнадцати ведущих учёных НИИ и большая группа лаборантов. Среди сталкеров поползли странные слухи, в которых упоминался Челябинск, какой-то «Маяк» и местечко с диковинным названием Кыштым. Что, вроде бы, и в Кыштыме, и на этом самом «Маяке» странные дела начали твориться, нехорошие. Новичок, на днях прибывший в Бар с Большой земли, болботал про Воронежскую АЗ, и про америкосов, которые что-то у себя в Неваде нашли и очень здорово при этом перестремались. Новичок этот, по общему мнению бывалых, был великим треплом, но то, что в НИИ приехала большая группа американских «ботаников» с очень нехилым грантом в комплекте, а цены на хабар пусть не сильно, но подскочили, наводило на интересные мысли.

Доктору эти новости не понравились. А после того, как он на персоналке просмотрел информацию, которую с оказией передал его старый знакомый Зотов, и вовсе помрачнел. Доктора с тех пор я видел редко — он теперь постоянно сидел в своём кабинете, а при встрече коротко кивал и говорил пару-тройку односложных фраз. Кося вскоре ушёл, Скиф тоже побыл у Доктора недолго. Пенка сутками пропадала в Зоне, и мне ничего не оставалось, как «соблюдать режим» и в компании Хип «гулять» вокруг бывшей базы отдыха, а ныне резиденции Доктора. База, построенная в восемьдесят пятом году, весьма неплохо сохранилась, хотя два лодочных сарая и домик сторожа давно сгнили в труху, наверное, ещё до того, как многочисленные заводи и протоки Припяти превратились в гигантское зловонное болото. Во время своих прогулок я видел остовы плоскодонных лодок в изжелта-бурых трясинах, ржавое решето катера рыбинспекции, облепленное какой-то странной красной шерстью, остатки дощатой пристани, так нелепо выглядевшей посреди мокрого кочкарника. Северный ветер иногда приносил смрадное дыхание теперь уже далёкой реки — смесь запахов плесени, прелой тины и гнилой воды. Что было там, за болотистыми пустошами и трясинами, что творилось на берегах Припяти, не знал никто. Сталкеры оттуда не возвращались. Даже Пенка никогда не ходила к реке, а ведь, казалось бы, для неё Зона — дом родной. Дурной славой пользовалось то место, хотя аномалия на Болоте — вещь редкая, и опасного зверья не то, чтобы много. Мутанты были, конечно, как без них, но большей частью мелкие, и при этом поразительно уродливые. Видел тут одного, псевдозмей рядом с ним красавцем покажется. Может быть, в предках этой твари птица числилась, по крайней мере, две костлявых ноги были как у аиста, и перья редкими грязными пучками торчали. И то ли шкура прозрачная, то ли этой шкуры и вовсе не было, но потроха разноцветные все наружу, петлями висели, бахромой. Идёт, курлыкает, кишкой, до земли свисающей, что-то в грязи ищет — потом уже разглядел, что это шея: на конце кишки голова безглазая и что-то, отдалённо клюв напоминающее. Пропал тогда ужин, так ничего и не съел, одного чаю только нахлестался. Берёшь бутерброд — а перед глазами сизо-красно-коричневое, кусты перьев и по перьям этим какая-то пакость ползает. Нет, Доктор, спасибо, что-то не хочется. Чайку вот разве что…

А Зона уже манила. Бередила душу сталкера, охота ведь, как известно, пуще неволи. Понимал я теперь, очень хорошо понимал ветеранов сталкерской тропы. Не отпускает просто так человека Зона, и не потому даже, что держит железной хваткой, не даёт выйти за Периметр. Сказки это всё — аномалия, внезапно под ногами возникшая, кровосос, специально поджидающий сталкера, решившего завязать с Зоной. Спрашивают бывалого, чего, мол, не уедешь на безбедное житьё, денег срубил, Зону потоптал вволю, зачем и дальше шкурой рискуешь? Покряхтит бывалый, затылок почешет — а действительно, зачем? Вроде и пора бы завязать, да мысль эта, чтоб бросить ремесло и пожить «по-человечески», горше полыни. И кажется в такой момент убийца, стерва, гадина Зона желанней любого райского уголка. И соврёт бывалый, не столько даже вопрошающему, сколько самому себе: «Э, братец, Зона сталкера не отпустит. Прибьёт по дороге. Ну, чего вылупился? Давай живенько к Барину, не видишь, пиво кончается…»

Были, конечно, и те, кто уходил. Сионист вот, например. Полтора года на Большой земле жил. Вроде бы, даже в Израиле. Ровно на эти полтора года его и хватило — вернулся наш Сионист. А на вопрос, как там, за Периметром, скривился слегка и отмахнулся: «фигня». И если учесть, что это первое ругательное слово, которое мы услышали от Сиониста, то, значит, и в самом деле фигня…

В первый день весны, ровно через три недели после того, как пришел в себя, я вышел на прогулку без надоевшей уже палки. Шатало и швыряло, конечно, во все стороны, но ведь ходил! Километров, наверное, пять накрутил вокруг дома Доктора, замутило даже, однако ни разу не приложился и отдыхать не останавливался. Истончившиеся, вялые мышцы потихоньку наливались силой, мутные, запавшие глаза снова заблестели, только вот седина, наверное, уже не сойдёт. А на следующий день вместе с Хип сделал «ходку»: ушёл через жёлтый, корявый ельник к дальним холмам, побродил по выработкам песка в затопленном карьере, и нашёл-таки пару «чёрных искр». Пустяк, я раньше их за хабар не считал, теперь же было несказанно приятно держать в руке глянцевито-чёрные колючие зёрна, чувствовать, как щёлкают по пальцам слабые электрические разряды…

Доктор, конечно, сделал выволочку недисциплинированному пациенту, а я сидел, дурак дураком, вытянув гудящие ноги и блаженно улыбаясь. Ходка! Чёрт меня побери, настоящая ходка! Потопчем ещё тропинки Зоны, стажёр…

***

— Сто двадцать на восемьдесят. — Доктор снял стетоскоп и освободил мою руку от тугой манжеты тонометра. — Недурно, сталкер Лунь. А теперь извольте посмотреть на карандаш. Головой не крутите. Следите за движением.

Доктор поводил перед моим лицом огрызком карандаша, кивнул, что-то записал в блокнот.