Лунь - Сергей Клочков

На этом сходство с изломом заканчивалось. Белая, как свежая извёстка, кожа. Вполне человеческое, даже странно красивое лицо — только нос и подбородок маленькие, почти миниатюрные, и глаза необычные — один очень большой, без белка и радужки, чёрный, бездонный, второй поменьше, я его в бреду и не замечал — чуть раскосый, в синеву отдаёт. Волосы — густые, прямые, цвета слежавшейся золы. Если глаза меня не обманывают, аккуратно подстрижены на уровне плеч. Над висками выступают заметные бугорки. Контролёр? Да, что-то есть…

— Здравствуйте. Доктор. Здравствуй. Хип. Здравствуй. Лунь. Привет. Скиф. Кося? Где?

— Здрасьте… — я несколько опешил. Поразительный голос — чистый, красивый, звонкий. Закрой глаза — девчонка смешливая говорит. Только фразы рубленые, одно слово как предложение.

— Привет, Пеночка. Опять за старое? — Доктор нахмурился. — Сколько говорить тебе — связывай слова вместе, не повторяйся. Например, так: «Здравствуйте все» или «добрый вечер», «Где Кося? Куда он ушёл?». И когда к столу подходишь, верхнюю одежду снимать надо.

— Конечно, Доктор. Простите, я забыла. — С некоторым напряжением произнесла Пенка и сняла плащ. Я поразился ещё больше — стройная фигурка была затянута в изношенный, но вполне еще приличный джинсовый костюм. Уши вдруг заложило мягким, ватным шумом — так бывает, когда зеваешь с закрытым ртом.

— Пеночка! Это, в конце концов, просто невежливо! — Доктор покачал головой. — Не все ведь понимают. Изволь говорить словами, уважаемая.

— Словами трудно. — Обиженно протянула Пенка.

— Учись! — Доктор строго нахмурил брови, но я успел заметить мимолётную улыбку.

— Вот, Лунь, познакомься. Пенка. Для своих Пеночка.

— Лунь, — Как-то несолидно вякнул я. — Кгм… сталкер. Это… приятно, в общем…

Ещё бы. Одно дело, встречаешь мутанта в Зоне, где он всегда, ну, или почти всегда враг, а тут вот он, за столом сидит напротив. Молоко пьёт из большой фаянсовой кружки. Печениной заедает. Офонареть…

В ответ на моё вяканье Пенка церемонно поклонилась.

— Мне тоже очень приятно с вами познакомиться, сталкер Лунь.

— Ну вот! — Доктор потёр ладони. — Можем ведь, когда захотим!

— Я старалась.

На пару секунд опять заложило уши, а Доктор кивнул.

— Молодец! Говоришь, «жгучий пух» виноват в появлении этой штуки? Ну-ка, покажи!

Пенка, не вставая со стула, дотянулась правой рукой до замызганного и в нескольких местах прожжённого рюкзачка. О том, что когда-то он был школьным, приходилось только догадываться. Из рюкзака на стол перекочевал невиданный мною раньше артефакт. Сгусток черноты с размытыми, словно дымящимися контурами завис в воздухе над столешницей. От него ощутимо тянуло холодом.

— Да. Любопытно. Ты точно уверена, что «жгучий пух»…

— Точно. В него молнией попало. Синяя зелень пустила короткие и очень горячие лучи. Этот холод оторвался от них и упал в две стороны — вверх и вниз. А синяя зелень всю молнию съела. Потому что холода уже не было в ней.

— Спасибо, Пеночка. Понять бы ещё, что ты сказала. Этот… холод. Он не опасен?

— Он не опасен. А синюю зелень я там оставила. Она очень опасная ещё три дня. Потом принесу. Ты, Лунь, хороший. Ты мне нравишься, сталкер Лунь. От тебя хорошо.

— Эй! — Хип придвинулась поближе и очень недружелюбно глянула на Пенку.

— Нет, Хип. Не так, как ты и он. Не то. Сердиться не нужно совсем.

— Хип, — Доктор улыбнулся в усы. — Она это всем говорит, кто ей приятен. И знаешь, это не часто случается. Первый раз она это мне сказала… ну, точнее, подумала, говорить она не умела тогда. Во второй раз Сионисту. Третий вот Луню.

— Доктор меня из очень плохо нашёл. — Заявила Пенка.

— Нет, Пеночка. Нужно говорить: «Доктор забрал меня из очень плохого места».

— Какого же? — Полюбопытствовал я.

— «Долг». Арена. — Обронил Доктор, и лицо его помрачнело. — Не люблю я, и не уважаю эту организацию, Лунь. «Свобода», на мой личный взгляд, куда лучше и честнее этих… да что уж там, сектантов. Вроде и цели у них благородные — защищать нас, неразумных, от Зоны, людей спасать, прочее в том же духе. Но запомни, сталкер — люди, одержимые «священной» идеей, зачастую страшнее любых мерзавцев. И вреда от них в конечном итоге получается всегда неизмеримо больше. Я ещё могу понять сталкера, вступающего в поединок с кровососом — тут всё честно, понятно. Один твёрдо намеревается покушать, другой активно не желает быть съеденным. Аналогия не очень, но пусть будут волк и кабан. Либо волчара набьёт брюхо свининой, либо окончит дни свои с пропоротой шкурой. Эти отношения складывались миллионами лет, и не нашей цивилизации с ними спорить, тем более, что в обществе людей это тоже всегда было, увы, есть, и, к моему сожалению, будет. Я не принимаю этого, но, по крайней мере, могу понять и оправдать элементарной, почти по Дарвину, борьбой за существование. Но когда из убийства устраивают зрелище, когда уничтожают всех вне зависимости от того, опасны они или нет, убивают только за то, что мутант? Увольте, уважаемый. Это мерзость и ещё раз мерзость. Я не говорю, что в «Долге» нет достойных людей, они есть, не поймите меня превратно. Но их идеология отвратительна, безобразна. Представляете, Пеночка ни на кого не хотела нападать на их мерзкой Арене. Тогда её решили облить серной кислотой. На потеху почтенной публике. Не успели, хвала небесам…

Доктор сверкнул глазами, встал и быстро прошёлся до окна и обратно. В руках у него опять была неизменная трубка.

— Вот все «Свободу» хают почём зря. И придурки они, и отморозки, чуть ли не бандиты. А я вам вот что скажу — пропаганда могучая штука. И у «Долга» с пропагандой всё в порядке, на широкую ногу поставлено. Из молодёжи уже мало кто знает, что именно «Долг» развязал войну со «Свободой». Именно «Долг» первым напал на «Монолит», растревожил это осиное гнездо. Сидели бы они там, молились Монолиту и никого не трогали. Не лезут неверные — и хорошо. Во все то дела долговцы вмешиваются, неймётся им, понимаешь! И ведь действительно считают, что отбрасываемая ими тень длиннее и красивее, чем у остальных.

— И какой в этом смысл? — спросила Хип.

— Всё просто. Пока существуют «вражеские» группировки, у «Долга» есть власть. Вот скажите мне, Хип. Вы ведь, если не ошибаюсь, долгое время были в «Свободе»… был хоть один случай, чтобы «Свобода» сама нападала на «Долг»?

— Нет, — уверенно заявила Хип. — Наши только защищались.

— Не вспомните заодно, какие принципы исповедует «Свобода»?

— Да, конечно… живи сам и давай жить другим. Зону нужно изучать, она может принести людям много пользы. Каждый свободен в своём выборе.

— И что, Лунь, вы скажете, что это плохо?

Вопрос был риторическим и Доктор не ждал ответа. Он ещё раз быстрым шагом прошёлся по комнате, встряхнул головой.

— Что-то я разошёлся на ночь глядя… вам, Лунь, отдыхать нужно, а я на вас такую гору информации. Непростительно с моей стороны так сбивать ваш режим. Спать, и немедленно!

***

Спать-то оно надо. Доктор плохого не посоветует. Да попробуй тут засни, когда лезут разные мысли, а Хип сидит рядом, на краешке койки, и такими глазами на тебя смотрит, что чувствуешь себя последней сволочью. Нет, взгляд её тёплый, ласковый, даже преданный, и улыбается, за руку меня держит. И от этого ещё невыносимее становится. Попробуй ты теперь, отвадь её от Зоны, выгони. Как нужные слова найти? Сталкеры от старости не умирают, ты ведь это знаешь, Лунь. И сама мысль о том, что может случиться с Хип в Зоне, резала хуже ножа. Знаем, проходили. Я всё же решился на этот разговор, хотя и не мог подобрать подходящих слов.

— Вот что, красавица. Ты уж не обижайся… но либо сама с Зоной завяжешь, либо я тебя в мешок упакую и на Большую землю отправлю. По почте, ценной бандеролью. И это не обсуждается.

Я ожидал резкой, даже взрывной реакции. Хип вместо этого чуть сильнее сжала мою ладонь и мягко улыбнулась.

— Опасная вещь Зона, так ведь, Лунь?

— Да, стажёр. Очень. — Какой странный вопрос. К чему она клонит?

— И в Зону ты меня больше не отпустишь?

— Нет.

— Так знай, что для меня Зона теперь там, за Периметром. Дикая, страшная, отвратительная. А здесь у меня родина, Лунь. Здесь я жить начала, в этой Зоне настоящего человека встретила, да, и полюбила его. И он меня тоже. Молчи, Лунь, не слепая, вижу всё. Неужели ты думаешь, что я теперь отсюда уйду? Никогда этого не будет. И ты не уйдёшь, сталкер, даже вместе со мной. Слышал, слово такое есть — любовь? Страшное слово, когда за ним ничего нет. Я поэтому и не верила раньше, что такая штука существует на свете, Лунь. Теперь знаю — да, существует. Это счастье. Ради этого мы живём. Здесь, в Зоне, на краю смерти, наше счастье будет острым и сильным, оно не умрёт в серых буднях, грязных сковородках и любопытных соседях. На словах ты меня гонишь, сталкер, но ведь глаза не врут…