Жена из России - Ирина Лобановская

А я? — подумала Маша.

— И ты… ты никогда не пробовал найти ей замену?.. Прости… Мама вспоминала об одном твоем романе…

Отец снова усмехнулся. У него опять был тот же самый, хорошо знакомый Маше скомканный, смятый рот.

— Понимаешь, никогда! Звучит странно? Но это правда… Роман — это Иннина фантазия. Экая заслуга: всю жизнь прожить возле одной юбки! Все равно что пришел в гости, стол заставлен всякими яствами, а ты весь вечер сидишь в уголочке и ешь один винегрет.

Из кухни тянуло ванилью и какао. Очевидно, Вера Аркадьевна затеяла десерт. Отец, конечно, не замедлил ей доложить, что Маша обожает сладкое.

— Я слишком долго пытался изменить ситуацию… Чересчур долго старался заставить ее полюбить себя… И делал все наоборот… Словно назло самому себе… Я уверовал в проклятую идею, что за свое счастье надо бороться. Кто только внушил мне эту глупость? Счастье не революция, и с судьбой не поспоришь, это нелепость. Но я не пытался отклониться от намеченного пути и выбранной цели, упрямо и тщетно сражаясь за любовь. Я ее добивался, добивался и добивался… А потом просто перегорел… Бывает, наступает время, когда ломать жизнь и самого себя слишком поздно… Когда ты больше ничем не владеешь и теряешь даже то, что когда-то имел… Хотя я ничего не имел… Даже детей… Мне оставалась одна работа, но это такая малость…

— А… — начала Маша и осеклась.

— Почему Дмитрий не бросил семью? Я до сих пор не понимаю этого, — медленно продолжал отец, угадав ее незаданный вопрос. — По-моему, любовник чаще всего напоминает бумеранг: он все равно вернется к жене…

Маша сжалась в кресле: все равно вернется… А разве ей нужен другой вариант?..

— Этот ее блокадный мальчик… — Голос отца выдал его не успокоившуюся с годами, такую же болезненную, как раньше, ненависть. — Его ребенком вывезли из Ленинграда Ледовой дорогой жизни. Он сирота. Инна всегда гордилась, что Дмитрий всего добился в своей жизни самостоятельно…

Отец пригладил волосы. Заходящее оледеневшее солнце нехотя мазнуло блеклым красноватым светом его идеально отутюженную рубашку и зарылось в тяжелые облака.

— Ты вряд ли это помнишь… Хотя уже ходила в школу… — снова заговорил отец. — Я получил рекомендацию в Союз писателей на Совещании молодых писателей в Софрино. Один семинар там вел Аксенов. Он был еще в России. Мы — двадцать с небольшим! — нахальные, глупые, толклись возле него, не давая даже спокойно пообедать, совали в руки свои первые рассказенки… У него тогда в столе лежали семь неопубликованных романов… Он выглядел уставшим, но никогда не отказывался прочитать наши рассказята и высказать свое мнение. Мы не знали, куда деваться от восторга. Была зима, холодно… За окном летали синицы и садились на форточки, ожидая хлебных крошек… Ко мне неожиданно приехала Инна…

Отец замолчал. Маша настороженно ждала продолжения.

— Она замерзла, пока добралась от электрички, и я согревал ее пальцы в ладонях, целовал их и думал, что ради нее брошу все, уеду куда угодно, лишь бы она навсегда осталась со мной… Зачем мне этот семинар, рекомендации, великие руководители? Зачем мне литература? Мне нужна только моя жена… Я думал, она соскучилась за пять дней без меня… Инна смотрела вокруг восторженной девчонкой, говорила почтительным шепотом — на каждом шагу живые классики! И вдруг сказала мечтательно: "А через несколько лет ты будешь вести здесь семинары, принимать в Союз и публиковать свои книги одну за одной!" У нее в глазах я отчетливо увидел себя в виде забронзовевшего памятника на высоком постаменте… Вот для чего я был ей нужен… А ты помнишь нашего кота?

Отец неожиданно оживился. Маша удивилась. У них был когда-то толстый холеный Омар, настоящий перс, бабушкин любимец. Его нужно было каждый день расчесывать.

— Еще бы не помнить! Такой жутко ленивый… Страшно не любил делать лишние движения. Наверное, вы его кастрировали.

— А вот и нет! — засмеялся отец. — Он просто вырос избалованным домашним трусливым котиком, совсем не разгульным по характеру. Боялся улицы, машин и шума и предпочитал сидеть в теплых комнатах. Это природа! Да и твоя любимая бабушка все равно не дала бы надругаться над животным, если бы даже назрела такая необходимость. А ты не помнишь его любовь?

Любовь кота?.. Маша удивленно покачала головой. В комнате темнело, но отец не зажигал свет.

— На даче Омар нашел себе пассию: подзаборную гулящую драную лахудру по кличке Муська. Все поселковые коты были ее. Возвращаясь по утрам с гулянок, Муська обычно устраивалась высыпаться на нашем заборе. Омар тихо подходил, вставал на задние лапы — он вырос огромным и почти доставал до Муськи — и так стоял, охраняя ее сон. Просыпаясь, эта зараза злобно била Омара по носу и пыталась сбросить его лапы с забора. Она несколько раз сильно его царапала. Он все молча терпел и уходил домой. До следующей Муськиной ночевки на нашем заборе. Бабушка эту шалаву не выносила, гнала прочь, била, но стервозина упорно возвращалась на понравившееся ей место, а бедный кот снова стоял возле нее, любуясь и тоскуя. Это была настоящая трагедия. Муська его и близко к себе не подпускала. А ему была нужна только она… — Отец снова замолчал. — Неужели не помнишь? Значит, прошло мимо тебя, ничем не задев… Ну да, у тебя были велосипед, который ты для себя изобрела, такая же выдуманная Эля и вполне реальный Толя…

— И поезда… — добавила Маша.

Отец улыбнулся.

— И поезда. Знаешь, я иногда все-таки надеюсь: а вдруг это чудовищная глупая ошибка и несправедливость, и ты — моя дочь… И не было никогда никакого Дмитрия!.. Очень хочется в это верить… А потом сам понимаешь, что все это — бред измученного сознания… Врагу не пожелаешь…

Маша молчала, уставившись в пол.

— Я не знаю, как и где они познакомились, — медленно договорил отец. — Да и какая разница… Блокадный мальчик… Но однажды, отчаявшись, я спросил Инну об этом… И знаешь, что она мне ответила? Она сказала: "Он подал мне пальто… После пресс-конференции. И все — стены обрушились!.. Он просто подал мне пальто… Так, как никто, кроме него, делать не умеет…Ты не понимаешь…"

"Только рядом с ним я чувствовала себя настоящей женщиной…" Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли… Три глагола плюс частица… И целая жизнь позади…

14

Ровно в семь Маша стояла на вокзале. Она почти не замечала ни клубящейся вокруг толпы, ни холодного позднеосеннего ветра и не слышала пронзительно-навязчивых объявлений о движении поездов. Она блаженствовала, вдыхая любимый с детства запах вагонов и рельсов, и старалась не слишком задумываться о будущем. И о прошлом тоже. Напротив на стене висели три концертных афиши: "Басков", "Носков" и "Песков". Видимо, расклейщик не страдал отсутствием чувства юмора. Или просто не читал своих бумажных агиток.

Вовка подошел неожиданно, уткнулся носом в ее волосы и прошептал:

— Прости, длиннушка, застрял в очереди тебе за билетом… У меня "сезонка"… Давно стоишь?

— Очевидно, ты вообще шел сюда пешком? — холодно поинтересовалась Маша. — Или в метро устроили перерыв на обед?

— Я ехал на троллейбусе. Я люблю троллейбус.

— А я не люблю долго ждать…

— Нестыковка… Это слишком не совпадает с моими желаниями и настроениями… — пробормотал Вовка, прижимая Маню к себе. — Я бы хотел, чтобы ты дожидалась здесь меня всю жизнь…

— И превратилась бы, в конце концов, в ледяной столб, — закончила Маша.

— Зато потом я, стараясь не разбить, отмораживал бы эту гадкую, противную, мерзкую ледышку в ванной, поливая горячей водой из душа… — забормотал Вовка трансовым голосом. — Я бы тер тебя губкой до красноты, растирал мохнатыми полотенцами, я бы гладил тебя, чтобы ты отмерзла навсегда и больше никогда не грезила ледовыми монументами…

Они оба одновременно представили себе эту картину. Маша отчаянно покраснела и попыталась вырваться из Вовкиных цепких рук. Но он держал ее крепко, не собираясь никуда отпускать, и наслаждался своими ярко-нескромными, почти реальными видениями.

Почему она раньше думала, что люди разные днем и ночью? Нет, сутки — понятие неделимое, и никто не живет двойной жизнью, делая вид, будто жизнь всего-навсего одна. Она действительно только одна. Почему Маня считала, что застегнутые днем наглухо на все пуговицы люди ночью становятся совсем другими: открытыми, свободными, с иными словами, манерами, поведением, превращаются в самих себя, в настоящих?.. Вовсе нет! Она просто принимала желаемое за действительное, она ошибалась… Человек всегда одинаков, и закрытый наглухо днем — точно такой же ночью… И наоборот… Сколько лет ей понадобилось для открытия этой простой, даже примитивной истины… Она, кажется, изобрела свой любимый велосипед. Но сложнее всего познать самое простое.

— Давай попробуем, как только приедем… — нашептывал, словно ворожил, Вовка, безошибочно и четко разгадывая ее мысли. — Тебе от меня так легко не избавиться… Не рассчитывай и не надейся! Лошадка необъезженная… Автономная республика. Нельзя прожить жизнь, задвинув все "молнии" и закрыв все замки. К ним рано или поздно найдутся ключи. Обязательно. Понимаешь, мышонок? А это маленькая награда и компенсация за твои ветреные муки. Сникерсни!