Война внутри - Алексей Иващенко

Каравану наплевать на бредущих за ним, поэтому он трогается, и ночлег ожидает путников на участке без спасительных островков.

Женя тревожно оглядывает свою швабру и решает просыпаться и гонять мелкого негодяя каждый раз, как тот будет прислоняться. Но болезненная дрёма отпускает только утром. Маленький подлец просыпается от движения Жени и стремительно удаляется на загибающихся ногах, вызывающих ужас на его замотанном лице.

Впереди последний участок! Женя чувствует гордость и страх – он так далеко зашёл! Нужно не погибнуть, пройти этот кусок. Вскоре опять появляются остатки дороги и прямоугольные выступы развалин бывших зданий.

Камни имеют одинаковый цвет и сливаются с пейзажем. Воздух улучшается – видимо, они совсем близко к очистительному заводу в Порту. Женя слышал, что его обещают обнести огромным куполом и уменьшить мощность. Хотя, если выйдет афера с ребёнком, у Жени будет личный завод.

От нечего делать Женя пытается придумать, чем он займётся, когда получит своё богатство. В основном мысли сводятся к роскоши, пропитанной похотью. А может, власть?

Выстрел выкидывает Женю из грёз. Нет-нет-нет! Только не это! Женя видит большую группу нападающих, вспышки и хлопки их орудий смешивают караван. Охранники, в явном меньшинстве, отстреливаются из-за электромобиля, но огонь по ним идёт со всех сторон. К ужасу Жени, сзади, за спиной, тоже поднимаются какие-то всполохи, пытаясь сразить защищающихся. Вместе с тем эти неумелые выстрелы разят и разбегающихся путников, имеющих посредственное отношение к каравану. Женя бросается бегом от обрывка дороги, окружённого довольно крупными остатками зданий (судя по всему, и являющихся причиной выбора места для атаки). Спотыкаясь и паникуя, Женя вбегает внутрь чего-то, имеющего три стены. Он ищет путь сквозь развалины в попытке скрыться от жалящих всё пуль. Впереди виднеются остатки плит, по которым можно залезть выше, и это спасение! Женя карабкается вверх, обдирая руки и больно отбив колено. Второй этаж открывает трагическую картину гибели каравана, у начала которого чёрными фекалиями валяются трупы в лохмотьях. Замерев на секунду, Женя слышит звук у себя за спиной. В ужасе он мгновенно оборачивается и замечается сорвавшегося с пролёта ниже своего мелкого прислоняющегося. Тот висит и глупо шевелится, видимо, ища короткими ногами пропавшую опору. Часть одежды спадает, и Женя замечает, что перед ним перепачканная молодая девушка. Женя кидается к ней, на секунду замирает – женщина, молодая, симпатичная – и бьёт её по тонким кистям. Звук упавшего тела. Женя алчно спускается следом, перестрелка стихает. Кажется, женщина сильно ушиблась и повредила ногу. Она глупо глотает полными губами воздух. Женя быстро забирается той под лохмотья, нащупывает ручку желанного ножа. Женщина цепко хватает его руку, почему-то не желая уступить, немного крови выступает у неё из носа, Женю это пугает, он лихорадочно трясёт находку, пока не отбирает её с куском хлипкой одежды.

Путь наверх.

Главное – не сорваться, как глупая девчонка. Минуя пролёт, Женя благополучно слезает с другой стороны. Если обойти мёртвый караван, сможет ли он найти путь в Порт самостоятельно? В этот город, стоящий на Красных Песках, полных чудес и людей, умеющих их добывать?

Остатки дороги будут ему указателем. Женя припускает изо всех своих жалких сил. Теперь у него не будет охранников, задающих темп. Нельзя давать себе поблажку!

День только начался.

***

Солнце, закрытое чёрными тучами поднявшейся пыли, душно пожирает равнину. Жара. Мужчина лет тридцати пяти осторожно пробирается среди жёлтых пышущих разломов и нагромождений асфальтовых кораллов. Его предельно осторожные движения то и дело срываются в безрассудную торопливость. Те, кто хотят выжить в Красных Песках, так не поступают.

Даже у самого края.

Граница Красных Песков нечёткая, но всё же, пересекая её, ты однозначно это понимаешь. Чувствуешь во всём – пропадает гнетущее ощущение, временами появляются признаки чахлой растительности, песок становится нормальным – в нём больше от цвета пыли. Алый цвет ещё сохраняется, но это уже не тот кроваво-чёрный пепел.

Человек видит наступающие островки местной травы – словно плохо выбритая щетина, они жидко пробиваются, несмотря на всю радиацию. Человек видит их и стремится туда. Несколько дней постоянного кошмара грозят, наконец, смениться на кошмар с передышками. И случится это через каких-то пару тысяч шагов. Духота ехидно грызёт его лохмотья, стараясь вытянуть за эти шаги из тела как можно больше жизни. Сейчас человеку, должно быть, ужасно жарко – на голове болтается резина дряхлого противогаза.

Человек возбуждённо ускоряется.

Монета только перелезает через очередной Великан – намеренную свалку битого асфальта и почерневших камней – таких себе барханов, призванных хоть немного тормозить вездесущую пыль и не давать ей продувать эту территорию совсем уж насквозь. На боку тревожно вибрирует индикатор пси-поля, предупреждая о растущем уровне излучения. Монета и без него хорошо знает, что на такие холмы вечно прикатывает всякую дрянь. Но этот холм ему известен как свои пять пальцев, тут никаких страшных эффектов не наблюдается, кроме аномального роста клеток. Да и тот выражен слабо, так что мгновенно заработать рак не получится. В любом случае ночевать Монета тут не собирается. Левая рука ожидаемо пронизывается отступившей было болью – перевязка достаточно тугая, чтобы цикада не пролезла. Но заживающая под действием искажения рана возобновляет попытки существа выбраться, причиняя тупую ломоту, отдающую в сердце и голову. Лучи солнца, жгущие сквозь ядовитые газы, только усугубляют это ощущение. Мерзкая тварь в руке, пытающаяся прорыть туннель к печени археолога.

Монета поправляет натёрший всё старый рюкзак. Прочная ткань с лёгким скрипом ползает по его защитному комбинезону. Каждый раз, ощущая в руке его вес, Монета внутренне чертыхается: достаточно тяжёл, но недостаточно ценен. Кроме снастей и медикаментов, в рюкзаке пара крутящихся камней, обломки древних считающих машин и два нервных узла ментотаракана. Основную нагрузку создаёт надёжный автомат-веер за спиной. Не лучший поход в Красные Пески, но и не худший. Найденные предметы – не самое важное, что несёт с равнины Монета. Нечто поистине ценное – информация, добытая с огромным трудом, то, что он уже не сможет потерять.

«Вот дурень», – думает Монета, валяясь на холме и с болезненной ленцой рассматривая человека. Так спешит. Неужто он никогда не бывал на этом броде? А даже если нет? Ему что, задницу напекло? Или попал в горелку и сожгло все мозги? Сам Монета уверен, что никогда не будет так дёргаться в Красных Песках.

Где-то тут находится пара гремлинов. Сучьи дети. Зазевался – и как минимум потеряешь ногу, а там считай, что сразу в реинкарнатор, – или сам застрелишься, или медленно умрёшь на жаре от потери крови. Монете ничуть не жаль того идиота. Все, кто идут сюда, – моральные уроды, блевотина общества. А общество сейчас и само не золотое.

Монета прикидывает, много ли у прохожего может быть ценного. Печатей Тофу вроде не видно, но отсюда точно не разберёшь. По вещам – нищий. Можно попробовать спасти для начала, вдруг он приведёт его к своей заначке?

Делать выбор нужно сейчас, потому что скоро его не будет. Монета решает, что пристрелить неизвестного всегда успеется и стоит для начала узнать, что это вообще за тип. Он скрипит зубами и спешит к броду. Спешит он по-своему. Чёртово солнце!

Человек успевает пройти полтысячи шагов, прежде чем его правая ступня уходит в радиоактивный песок. Человек дёргается, отчаянно воет и растягивается на земле. Нога стремительно погружается в алую поверхность равнины. В безучастной пустоте проносится пощёлкивание.

Обычно звуки на равнине почти отсутствуют. Гремлин роет вглубь. Человек выдёргивает из-за пояса огромный нож, хватает его двумя руками и всаживает в землю. Гремлин отпускает ногу, и жертва с серым лицом на четвереньках кидается прочь. Любой на его месте тоже уповал бы лишь на чудо. Нож так и остаётся воткнутым. Молодец, так гремлину теперь будет сложнее копать.

Монета уже подобрался к краю брода и старательно закрепляет каменные ступни. Делает всё правильно и обстоятельно (хотя крики идиота жутко мешают) – не хочет быть следующим и оставить всё собранное какому-то более осторожному мерзавцу.

Человек падает повторно. Опухшая нога вновь уходит в землю. На этот раз за ней в пыль проваливается и локоть. Гремлины часто двигаются по несколько. Как только человеческое подсознание породило такую гадость? Обычно эти искажения предпочитают древние, нетронутые дома – выползают по ночам из обветшалых предметов мебели или из-под кроватей, материализуясь буквально из ничего.