Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

свои силы, объелись? Не мешает кое-кому вспомнить фронтовые условия. Бунтовать вздумали! Революция? Да, революция. Но революция — это не значит беспорядок… Революция требует от всех нас высокой сознательности и дисциплины! Война не кончена. Да-с! Молчать! Не потерплю никаких бунтов…

О, как эти выкрики разъяренного полковника напомнили Астемиру сцену в канцелярии Клишбиева!

Но больше всего Астемира заинтересовало слово, которое он слышал отовсюду и значение которого не понимал. Это слово было — революция.

В тот же вечер, оставшись наедине со Степаном Ильичом перед пламенеющим жерлом печки, Астемир спросил Коломейцева:

— Скажи мне, друг, что это значит — революция?

— Революция — это значит… это значит: нельзя раненых солдат лишать горячей пищи… Вот что значит слово революция, — объяснял Степан Ильич. — Революция — это значит: не щади себя, потому что наступило время, когда нужно открыть дорогу правде до конца, вставай за нее, если даже перед тобой генерал или сам царь… Вот что значит революция, Астемир… Революция — это: «Долой Гумара! Долой Клишбиева и Аральпова!» Пусть жизнь устраивают люди, угодные народу, знающие его нужды. Вот что такое революция… Все это нужно хорошо помнить, Астемир. Да, да, запомни и не забывай этого без меня.

— Почему ты говоришь — без тебя? — обеспокоился Астемир.

И тут Степан Ильич признался: возможно, они вскоре расстанутся. Астемир не сразу поверил, что Степан Ильич говорит об этом серьезно. Зачем же расставаться, когда им вдвоем так хорошо?

Проталкивая кочергой толстое полено в загудевшую печь, Степан Ильич продолжал:

— Не горюй, Астемир. В нужное время ты опять обо мне услышишь. А пока вот тебе мой наказ: постарайся остаться здесь, в госпитале, истопником, покуда я не явлюсь за тобой… Говорят, летом госпиталь расформируется и помещение опять займет гимназия. Это русская школа. Постарайся попасть истопником и в гимназию. Так нужно. Мы с тобой настоящие кунаки, Астемир, и у нас еще много общих дел! За что воевали эти люди? — Степан Ильич указал кочергой в сторону палаты. — «За веру, царя и отечество». Как будто и коротко и ясно, но на самом деле далеко не ясно. За веру? За чью веру воевал тот мусульманин, которого полковник лишил борща? За какого царя? Чей царь был? За какое отечество?.. Вот ты, Астемир, очень интересно рассказывал мне про несчастную Узизу. Нелепо. Глупо. Ужасно. Ты верно сравнил это с тем, что видишь тут…

Астемир слушал Степана Ильича с затаенным дыханием. Его слова волновали, переворачивали душу, горячили мозг. Разумение начинало озарять его, как отблеск печей озарял стены. Ему казалось, что он вот-вот поймет то, что беспокоило его всегда прежде — и в ауле, и в медресе, и в мечети, и на сходах, где своевольничали Гумар и Аральпов…

Астемир старался запомнить каждое слово Степана Ильича, как в детстве и в юности запоминал слова корана. Но тогда он воспринимал одни звуки, долго не улавливая смысла «священной черноты корана», и начал понимать значение печатных слов лишь по мере того, как обучался арабскому языку. А теперь каждое слово кунака вспыхивало, как огонь, ложилось в душу навсегда, полное значения, интереса, смысла. Ведь и сам Астемир думал обо всем, что сейчас говорил Степан Ильич. Но прежде он как бы ходил вокруг сундука, не зная, каким ключом сундук открывается. И вот ему давали ключ в руки.

«Долой войну…» «Земля — крестьянам, фабрика — рабочему человеку…» Как это просто и верно! Работай и живи плодами труда своего. Труд должен объединять людей. Вера не объединяет, а чаще разъединяет. И это верно. Разве не так думал и Астемир?

Степан Ильич показал сегодня себя знатоком корана. Это подкупало мусульман, но тот коран, который Степан Ильич поведал одному Астемиру, был правильнее, нужнее, привлекательнее для человека, ищущего истину.

БЕЗНОГИЙ ЗЕМЛЯК

С утра во всех палатах мусульманского отделения только и было разговоров, что о русском истопнике Степане Ильиче, который наизусть, как мулла, как эфенди, знает коран. Многие вышли в коридор, чтобы поскорее увидеть Степана Ильича и снова потолковать с ним… И вот чудеса!..

То, о чем предупреждал Степан Ильич Астемира, случилось скорее, чем Астемир мог подумать: ночью Коломейцев исчез. Истопника как ветром сдуло. Как будто и не было такого человека, Степана Ильича.

Астемир один в госпитале знал, что так должно было случиться. Но молчал.

Он молчал и с особенным усердием принялся топить печи, стараясь выполнить наказ Степана Ильича.

Толки шли разные. Подозревали, что Степан Ильич был вовсе не истопник, а знахарь или даже дух — джинн, который исчез вместе с дымом через трубу. Не напрасно этот джинн кощунственным образом прибег к истолкованию корана…

Астемир думал о своем. Как бы хорошо, на самом деле, жить дальше без таких людей, как Гумар или Берд Шарданов, и даже без таких людей, как Муса. Если бы все стали похожими на кузнеца Бота или Баляцо — честными, прямыми, добрыми, работящими… Вот бы вольно было дышать! Вот было бы сытно!..

Сердце Астемира уподоблялось хорошо вспаханному, напитанному дождем и согретому солнцем полю: брось зерно — на другой день пробьется росток!

Попробовал было Астемир заговорить об этом с другими — ему отвечали:

— Пока бедняк рассуждает о богатстве соседа, в его жестяной лампе выгорают последние капли керосина. Не лучше ли лечь спать?

А можно ведь сказать и так: бесполезно заговаривать с недалеким человеком об умных вещах. Но говорить с самим собой, как пробовал делать Астемир, было не умнее. Астемир молчал, верил и не верил, что можно жить по-другому, без Гумара и без Мусы. Очень он скучал по Степану Ильичу, неясности мучили его, но к этому неясному и тянулась его душа, как растение, выбивающееся из-под камня к свету и теплу.

Как известно, самый хороший учитель — жизнь.

Вскоре еще один случай помог понять Астемиру: в жизни уже сегодня происходит что-то новое, невозможное еще вчера.

В госпиталь доставили тяжело раненного кабардинца. Вглядевшись в небритого, измученного человека, Астемир узнал его. Это был Карим, односельчанин, ушедший в Кабардинский полк вместо Газыза Абукова, племянника Мусы. Карим тоже узнал Астемира. Он успел рассказать, что был ранен не на фронте, а уже под самым Петроградом, главным городом России, куда генерал Корнилов вел Дикую дивизию против адвоката Керенского. А Керенский, дескать, сейчас первый человек по всей России. Не царь, а первый человек! Это и не нравится генералу Корнилову. Генерал хотел вернуть прежний порядок, но по дороге к русской столице произошло такое, чего никто не ожидал. Навстречу дивизии вышли русские солдаты без винтовок, с флагами, за ними шли старики мусульмане.