Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

один, а народов и языков на твоем пути будет больше, чем волос в твоей жидкой бороде.

Мулла даже рассказал назидательную притчу:

— Однажды аллах спросил людей: «Чего вы хотите — золота в долинах ваших селений или вечного блаженства в горних селениях рая?» Люди разделились. Одни захотели золота, другие предпочли нирвану. И аллах сделал так: каждому он предоставил право выбирать свою долю. Но алчные навсегда лишились райского блаженства в садах аллаха. Эту участь разделяют и те, кто не гнушается брать золото из рук людей, пренебрегших раем.

Нургали оставался непреклонным.

За короткое время безумный человек продал свою часть наследства — все, кроме дома, засушил бараний бок, да еще и второй, испек на дорогу яиц и кукурузных лепешек, запасся чесноком, наконец разломал стены своего старого, прежнего жилища и заложил саманом двери и окна дома, доставшегося ему от брата-хаджи; посидел в доме у соседа, объездчика Астемира, поиграл с ползающим под столом маленьким Лю и, заручившись обещанием Думасары, что она присмотрит за участком, остающимся без хозяина, вскинул на плечи торбу, крепко стянутую поводом от уздечки, и ушел на станцию.

Позже была какая-то весть о Нургали из большого города, стоящего на Черном море. Не то его обокрали, не то паломники, возвращавшиеся из Мекки, видели Нургали на пароходе, отправлявшемся еще дальше, чем Мекка, за океан, — очевидно, туда, куда влекли безумца его мечты и алчность. И на этом прервались всякие о нем сведения. Грянула война. Новые, хотя и не такие значительные события, как отъезд человека в поисках золота, новые волнения и события заполнили жизнь жерновщиков, которые уже, собственно, давно перестали заниматься своим древним славным ремеслом, а сохраняли это прозвище только по привычке. Немало матерей потеряло за эти годы сыновей-солдат, немало гусей и индеек перевел Залим-Джери Аральпов — Карающий Меч Империи, и вот облетела Кабарду невероятная, труднопостигаемая и ужасающая весть о том, что сама империя якобы перестала существовать, что царь перестал быть царем. Как ворон, несомый бурей, появился тут полузабытый Нургали…

Не было теперь в ауле более угрюмого и менее разговорчивого человека, чем вернувшийся из столь длительного и интересного путешествия Нургали. Что он делал эти годы, где успел побывать, а самое главное — привез ли золото и сколько? Никто не мог ответить на эти волнующие вопросы. Нургали вел себя как жестоко побитая собака, добежавшая наконец до своей конуры. Отвечая на все вопросы каким-то повизгиванием, ежась, Нургали проломил ход в заложенных саманом дверях, залез через этот пролом в запущенный, но все еще крепкий дом. Залез и не стал расчищать больше. Что он там нашел, как устроился? Это тоже оставалось неясным. Залез, как пес в конуру.

На самом деле искатель счастья вернулся ни с чем. Он действительно добрался до Америки, выполнил там все правила, положенные для иммигрантов, а после этого три года либо нищенствовал, либо сидел в тюрьме. Русская Февральская революция, обновив отношения между Россией и вступившей в войну Америкой, помогла Нургали, как и многим другим, вернуться Северным путем, через Архангельск, на родину. Вот и все путешествие Нургали, — не увидел он ни крюков, скрепляющих землю с небом, ни золота под ногами.

Однако нелегко было убедить земляков, что, кроме донельзя потрепанного длиннополого пальто с бархатным воротничком и странной зеленой ворсистой шляпы, тоже видавшей виды, кроме курительной трубки и кожаных перчаток, какие носят только полковник Клишбиев, князья да офицеры Кабардинского полка, у Нургали больше ничего нет. И пальто из плотного сукна, и шляпа с золочеными буквами на внутреннем ободке, и все поведение Нургали наводили на подозрения: а не лежит ли что под подкладкой шляпы и пальто? Почему не впускает он свет солнца в свой дом, никого не зовет к себе, ни к кому не ходит? Только иногда зайдет посидеть, по старой привычке, к Думасаре, а то и поможет женщинам по хозяйству, за что соседка его подкармливала.

ХАЛИЛОВСКИЙ КОРАН

Недобрые мысли начали беспокоить многих в ауле. Подозрения становились убеждением. Над «нищетой» золотоискателя подшучивали, не верили даже его всегда голодному виду, принимая это за хитрость. Как о несомненном факте говорили о кладах, зарытых домохозяином в его доме, а молодые люди нередко норовили в удобный для этого момент пощупать знаменитое пальто, а то и внезапно запустить руку за пазуху лукавого Нургали.

— Это он все из хитрости, из хитрости и пешком пришел.

И до чего только не доведет зависть, охота поживиться на чужой счет или просто, чрезмерное любопытство! Нургали почти перестал выходить из дому, потому что с некоторых пор, возвращаясь, находил перевернутой вверх дном всю свою убогую утварь, а тряпки, составлявшие его постель, — разбросанными по комнате; однажды кто-то успел даже подрыть угол дома.

Мулла Саид, к которому обратился несчастный за советом, опять напомнил правоверным в мечети притчу о том, что не только безбожный богач, а и всякий другой, кто готов воспользоваться не благоприобретенным богатством, будет лишен рая. Но не помогло и это назидание.

Поздней осенью Нургали поехал в лес и, работая, снял пальто. Пальто исчезло, а потом снова нашлось на крыльце дома — кто-то подбросил его. Чудилось бедняге по ночам, что кто-то лазит у него на чердаке.

Измученный этими преследованиями и полуголодным существованием, Нургали пришел как-то к Думасаре излить скорбь души.

— Не знаешь ты, Думасара, — жаловался он, — как горька моя участь! Видно, и вправду аллах наказывает меня за мою невоздержанность. Ты — жена Астемира, наследника мудро воздержанных, дай мне совет!

Тембота всегда смешила козлоподобная внешность соседа — подогнувшийся книзу нос, выпяченные над жидкой бородкой губы; а сейчас, понурый, седой, с янтарными глазками и мокрым носом, Нургали особенно походил на козла. Трудно было поверить, что этот человек побывал так далеко, за морем, по которому нужно ехать от луны до луны… «В дальние страны должны ходить сильные, широкоплечие и отважные люди, такие, как отец, — думал Тембот, — и неудивительно, что Нургали не оставили в той золотой стране, а отца, наверное, там оставили, и потому его так долго нет…»

Этими соображениями Тембот поделился с Лю. Лю стало очень горько, что даду Астемира оставили в чужой, хотя и золотой, стране, и Лю так разрыдался, что разбудил всех. Однако о причине своего горя он не сказал даже Думасаре.

— Лю, ты хочешь, чтобы отец вернулся домой? — спросил Тембот брата.

И Лю, которому нравилось складно говорить, отвечал:

— Я очень хочу, чтобы отец вернулся домой.

— А ты видишь, какой смешной Нургали?

— Я очень вижу, какой смешной Нургали.

— Смотри,