Друзья и враги Анатолия Русакова - Георгий Тушкан

А потом Нина была на суде, горько плакала. Она написала ему письмо в колонию, злое и жестокое. Он и теперь может слово в слово повторить его.

Когда Нина узнала от Ольги Петровны, что дело Анатолия пересматривается, что он оправдан, а Хозяин и Яшка Глухарь осуждены, она прислала «жалостливое» письмо, где предлагала возобновить дружбу и переписку. Но Анатолий не мог ей простить измены. Пусть от него отступились все, но она не должна была! К тому же он подозревал, что второе письмо написано не по велению души, а по просьбе его матери. Поэтому он ответил кратко: «В жалости не нуждаюсь».

С тех пор минуло немало времени. Что он скажет теперь Нине? Уверит ее, что снова достоин дружбы? А если она пошлет его к черту? Ей сейчас почти двадцать, может быть, она замужем? Стоит ли звонить?

И все же он позвонил. Нины дома не было, соседка сообщила ее служебный телефон.

Наконец Анатолий услышал знакомый голос. По-видимому сняв трубку, Нина продолжала с кем-то говорить, смеялась, а затем громко и серьезно сказала:

— Я слушаю.

— Здравствуй, Нина, это Анатолий!

Наступило молчание. Бросит она трубку или нет? Тишина. Он не выдержал:

— Ты слышишь меня? Это я, Анатолий!

— Какой Анатолий? — И снова тишина.

— Это я, Анатолий Русаков. Можешь послать меня к черту, но я только что возвратился в Москву и просто не мог не позвонить тебе!

— Толька, ты?! Приехал?! Ты как приехал, насовсем? — В голосе Нины послышалось беспокойство.

— По всем законам! Судимость снята. Шофер третьего класса, слесарь пятого разряда, но по телефону всего не расскажешь. Я бы хотел тебя увидеть, если можно…

— Не только можно, но нужно! Заходи… или я зайду. Знаешь, встретимся на днях у памятника Пушкину.

Так и договорились.

Анатолий заглянул в свою записную книжку, позвонил другому школьному товарищу и пережил неприятные минуты. Женский голос ответил:

— Его нет дома. А кто спрашивает?

— Анатолий.

— Какой Анатолий?

— Русаков.

— Как? Русаков? А-а…

Многое слышалось в этом холодном, даже враждебном восклицании. «Зачем тебе нужен мой сын? Зачем тебе позволили вернуться в Москву? И у тебя хватает наглости звонить? Надеешься возобновить прежнее знакомство? Не бывать этому!»

— Когда будет дома?

— Не знаю…

Трубку повесили. Анатолий густо покраснел.

Один из прежних друзей обрадовано закричал в трубку:

— Толька! Русаков! Ты? Живой? Вот здорово! — А спустя несколько секунд он стал разговаривать как-то смущенно.

— Чего ты мочалку жуешь? — спросил Анатолий.

— Да понимаешь… бежать надо… дело одно…

Все стало понятным: невидимый отец или невидимая мать знаками показывали невидимому собеседнику, что надо прекратить разговор.

У Анатолия пропало желание разыскивать старых друзей. Он вернулся в комнату и стал расспрашивать мать о соседях.

— Корсаковы не обижали тебя? Не корили за меня? Мать махнула на него рукой:

— Что ты, что ты! Наоборот! — Ольга Петровна рассказала, что жена Корсакова — Антонина Алексеевна — была особенно внимательна к ней. — А Валентин Петрович редко бывает дома, все по командировкам ездит. Когда приедет — обязательно зайдет, про тебя спросит, письмами твоими интересовался. Когда узнал, что ты активист, что в комсомол принят, — он так обрадовался! Меня поздравлял. Говорит: «Я всегда чувствовал, что ваш Толя отличный парень. Ругаю себя, что не уделял времени ему, да что поделаешь — служба, разъезды. А всего хуже, говорит, что не было меня в Москве во время суда. Может быть, иначе дело сумели бы повернуть, выявили бы этого Гришку Санькина». Когда узнал, что Санькина посадили за ограбление магазина — они там и сторожа ранили, — то сделал все, чтобы вскрыть его роль в твоем деле… Не сердись на Корсакова, Толечка, он тебе добра желал.

— А я и не думаю сердиться. Ведь он был прав! А если раньше ненавидел, так это меня, дурака, Хозяин настроил. Я бы к Корсакову сам зашел, когда он приедет, да удобно ли?

— Я спрошу, — сказала мать.

— О чем спросишь? Нет уж… Лучше я с ним сам налажу отношения.

Мать и сын разговаривали, стоя у окна. Как дорога и близка была Анатолию эта почти седая, рано состарившаяся женщина с дрожащей головой и сеткой морщинок у глаз!

Никогда-никогда он больше не причинит ей боль!

5

На следующее утро Ольга Петровна повела Анатолия в ГУМ:

— Я уже присмотрела костюмчик и пальто, не знаю, понравится ли тебе?

— Понравится, понравится. — Он улыбнулся матери, обнял ее за плечи.

Шли, по просьбе Анатолия, пешком, чтобы, как он сказал, «поздороваться с Москвой». Он шел и так пристально и внимательно разглядывал дома и прохожих, будто с рождения был слепым, а сейчас прозрел и видит мир впервые.

Они походили по гулким и шумным линиям ГУМа, купили серый костюм, две сорочки, туфли и, наконец, темно-серое, в елочку, пальто. В примерочной магазина он облачился во все новое, на голубоватую сорочку надел полосатый галстук и, поколебавшись, неловко водрузил на голову серую шляпу. Шляпа была куплена только после настоятельных просьб матери. Надев шляпу, он посмотрел в большое зеркало и увидел ладного, крепкого молодого человека, будто совсем незнакомого.

— Подожди меня у фонтана, я куплю чего-нибудь к ужину, — сказала Ольга Петровна и скрылась в дверях продовольственного отдела.

Анатолий прислонился к ограде фонтана и стал разглядывать медленно текущую толпу.

— Молодой человек, купите платочек жене или мамаше, — почти под самым ухом негромко произнес кто-то. Анатолий обернулся. Юркая старушка держала в руках теплый пуховый платок. — Недорого, пятьсот рублей всего, таких в магазине не купите, из Оренбурга сынок прислал подарочек, да денег нету…

Анатолий посмотрел на свой костюм — подарок матери, — и ему стало стыдно: мать ему, здоровому детине, делает подарки, а он даже не подумал купить ей что-нибудь. Привез деньги и сразу определил — на мотоцикл!

Вынуть из кармана «мотоциклетные» деньги и расплатиться— было делом минуты. Старуха, обрадованная сговорчивым покупателем, мгновенно исчезла.

Ольга Петровна ахнула, увидев подарок, потом вся засветилась улыбкой. Это был первый подарок сына! Счастливые и довольные друг другом, они возвратились домой.

Вечером Анатолий поехал в школу рабочей молодежи по адресу, полученному в справочном бюро. Его приняла завуч, седовласая женщина, прочитала заявление, просмотрела документы.

— Уточним, — сказала она. — Прием заявлений уже прекращен. Сейчас проводятся последние вступительные испытания. Но для вас, вы ведь переводитесь из другой школы, мы можем сделать исключение. Справка говорит, что в колонии вы успешно учились в девятом классе. Значит, хотите к нам в десятый? Так?

— Да, в десятый…

— Но у вас по всем предметам пятерки и четверки, а по литературе двойка. Почему?

— А что литература? — смущенно пробормотал Анатолий. — Я техникой увлекаюсь… Главное математика, в писатели не собираюсь…

— Вот как? Но ведь литературу знать надо, чтобы лучше понимать жизнь и людей. А без этого и техника мертва, ведь для людей она… Впрочем, мы еще поговорим потом. Приходите через неделю на переэкзаменовку по литературе. Программу знаете? Сможете?

— Смогу. А вот в математике я силен…

— Если хотите, можно через три дня проверить и ваши знания по математике.

— За математику я не боюсь, но и не набиваюсь, — спохватился Анатолий.

Завуч улыбнулась и принялась рассказывать Анатолию о льготах для учащихся в вечерних школах рабочей молодежи: о консультациях, дополнительных отпусках на время выпускных экзаменов, преимуществах при поступлении в вузы.

6

В тот вечер позвонил Маленький маршал, Коля Фатеев. Он извинился, что не сможет прийти сегодня — неожиданно назначен сбор стрелков снайперского кружка, скоро соревнования.

— Что ты извиняешься, как перед девушкой, — ответил Анатолий. Его насмешил изысканно вежливый тон этого извинения. — Ну не пришел бы, и все. Свои люди!

Коля рассердился.

— Точность, — наставительно сказал он, — совершенно необходимое качество в отношениях между людьми занятыми. — Последнее слово он подчеркнул.

А потом началось то, что могло бы утомить и жену, и близкого друга, и сына. Коля говорил, говорил, строго и назидательно:

— Ты должен, Анатолий, немедленно составить себе график, где будут указаны часы работы, еды, отдыха и развлечений. Без этого жить нельзя. С шалтай-болтай надо кончать. И так человек треть жизни спит. Средняя продолжительность жизни человека — шестьдесят пять лет. Вычти пятнадцать лет на детство, останется пятьдесят. Из них целая треть уходит на сон. Останется всего тридцать пять лет. Из них двадцать лет на работу, а пятнадцать на участие в общественной жизни, на самоусовершенствование, отдых и прочее. Учти! Всего мы имеем тридцать пять лет жизни на свершения. И даже меньше.