Дорога издалека (книга вторая) - Мамедназар Хидыров

Салыр привык в любом деле выслушивать мнение своего наперсника Одели-пальвана. Тот плохих советов не давал. И вот теперь, когда Салыр, что называется, возомнил о себе, он уже не склонен был следовать советам даже самого близкого и надежного из своих сподвижников.

Когда поутихло на правобережье после того, как не удались походы Мамедши с Абдурахманом в глубь Кизылкумов, когда ушел на левый берег и больше не возвращался Клыч-Мерген, а его соперник Азиз-Махсум не отваживался переправляться через Джейхун, — в эту вторую зиму после свержения эмира и бесславного бегства его полчищ за рубеж дайхане вздохнули, наконец, свободно.

Зима выдалась студеной, с пронизывающими ветрами. По ночам вдоль берега Аму намерзал припай — хрупкий желтоватый ледок. Урожай, какой сумели вырастить в трудное, грозовое лето, уже собрали, свезли и уложили в амбары, для скотины заготовили кормов до самой весны. А потом принялись играть свадьбы — за долгие дни лихолетья много в дайханских семьях накопилось невест на выданье, одних джигиты сами приглядели для себя, других советовали дотошные свахи, а то и просто родители. Задымили в аулах очаги под казанами, жалобно заблеяли овцы и козы, которых десятками каждый день вели под нож. Допоздна тусклый свет пробивался сквозь щели на неплотно занавешенных дверях и окнах юрт и мазанок — это женщины при свете лучин или редких керосиновых коптилок шили невестам свадебные наряды. По дорогам, от аула к аулу, день и ночь сновали кучками всадники на конях и ослах, передвигались пешие. Это приглашенные на многочисленные свадьбы спешили к назначенному сроку, чтобы не обидеть хозяев торжества. Иных останавливали в глухих местах калтаманы. Однако, узнав, куда и по какому делу торопятся путники, чаще всего отпускали с миром или же отбирали малую толику от тех даров, какие задержанный вез на свадьбу.

В иной день не один, а сразу два или три свадебных тоя устраивалось в ауле. Самые именитые и желанные гости — прославленные борцы-пальваны или искусные бахши — в такие дни прямо с ног валились от усталости. Ведь их-то каждому лестно было видеть у себя на торжестве.

Калтаманы, особенно беспощадные к тем, кто приходил на Лебаб издалека, не случайно в эти дни проявляли снисхождение к людям, которые шли или ехали на свадьбу. Сами-то калтаманы, скрывающиеся на дальних колодцах в глубине песков, были в большинстве из местных жителей. У иных семьи оставались в аулах. А уж родичей почти у каждого можно было десятками насчитать среди мирных дайхан. Случалось, устроители тоя засылали гонцов на разбойничьи станы с приглашением пожаловать на празднество.

Такие приглашения стал получать и Салыр.

Поначалу он советовался с приближенными — ехать или нет. Одели-пальван неизменно отговаривал. Опасность велика, враги не дремлют, могут устроить западню… Не раз Салыр, сле-дуя таким советам, отсылал гонца обратно с вежливым отказом. Но после того, как сумел провести главных недругов, Абдурахмана и Мамедшу, самонадеянным и опрометчивым сделался Салыр. И еще одно пошло ему не на пользу. Как мы знаем, не ласковая судьба привела к нему на стан Тувак-сердара, тоже удальца не из последних, но далеко не столь удачливого, как Салыр: всех своих сподвижников растерял этот главарь. Звезда его, однако, в те дни стояла еще высоко. Салыр принял его с почетом, приблизил к себе, сделал одним из первых советников. И стал Тувак соперником осмотрительного Одели-пальвана, начал подбивать Салыра: нечего, мол, осторожничать. На правобережье, в Кизылкумах, ты один полновластный хозяин. Пусть друзья и враги знают: нет у нас страха ни перед кем…

Никто не мог подумать, что со злым умыслом внушал такие мысли Тувак-сердар предводителю, которому он же и предложил свою верную службу пусть даже в роли рядового джигита. Тем более, что и сам не прятался в кусты, не отсиживался в тени, всегда сопровождал Салыра, какая бы опасность не грозила впереди.

А Салыру, возомнившему о себе, что он в зените славы, подобные речи нового сподвижника были слаще меда. От них еще сильнее кружилась голова.

Раза два по приглашению съездил на той Салыр, с ним Тувак-сердар и десяток джигитов в качестве эскорта. Одели-пальван оставался на стане. Ему не хотелось испытывать судьбу. Знал он также, что не устоит против соблазна — выйти на круг, вспомнив свою былую славу борца. Ну, а на победу рассчитывать трудно: слишком много месяцев провел в песках, то и дело в седле, не упражнялся в мастерстве… Так он и оставался за старшего, пока Салыр и Тувак тешили сердца на многолюдном веселом тое.

Однажды в конце зимы со стороны Бешкента в сторону Аму глухими караванными тропами пробирались два всадника. Впереди Сеидкул, важный, влиятельный бай из узбекского кишлака Ковчун, что к востоку от Бешкента, следом — байский слуга. Сеидкул еще в эмирские времена водил дружбу с Салыром, не раз укрывал степного разбойника с его джигитами у себя во дворе. При новой власти Сеидкул, часть имущества раздав на время родственникам, сумел сохранить и почет, и вес среди односельчан. Но и спесивым, своенравным был этот бай. Прослышав, что Салыр, чье имя внушает людям трепет, запросто приезжает на той даже к незнатным, решил, что «лев Кизылкумов» должен почтить своим присутствием и его гостеприимный дом. Как раз наступающей весною Сеидкул-бай вознамерился женить старшего сына. К свадьбе готовились загодя, приглашения разослали в ближние и дальние места. К Салыру же бай решил отправиться лично.

Дорога на Кыран была Сеидкулу хорошо известна. Уже в сумерки, препровожденный к самому главарю и принятый Салыром со всем радушием, он отдыхал за чаем и шурпой. Беседовали о том о сем, хозяин, как принято, не проявлял любопытства, не выведывал, зачем явился нежданный гость. Только наутро, когда снова сошлись в белой юрте за трапезой, Сеидкул-бай изложил цель своего визита. Дескать, милости просим вас и ближайших сотоварищей три недели спустя к нам на свадебный той, не оскорбите отказом…

Салыр даже на минуту не задумался — тотчас с готовностью дал согласие. Одели-пальван, сидевший по правую руку от предводителя, нахмурился, но промолчал. А Тувак-сердар, проворно поднявшись, проговорил своим тонким, скрипучим голосом:

— Приедем обязательно! Не сомневайтесь, уважаемый гость. Для Салыр-мергена все пути открыты.

С тем Сеидкул-бай и уехал, сам Салыр с почетом проводил его к барханам, что окружали впадину у колодцев Кыран.

— К узбекам поедете, — три недели спустя, когда начались сборы в путь, хмуро, с затаенною тревогой, повел речь Одели-пальван. — Как бы не случилось беды… Человек тридцать, я думаю, нужно вам с собой взять, да чтобы у каждого винтовка исправная и патронов побольше. В тех краях наши давно не бывали. Мне-то ведомы там все дороги. В тринадцати верстах — Камачи, а там Мамедша-мирахур…

— Э, брось! — беспечно отмахнулся Салыр. — Не на битву едем. Как говорят, не позвали — не суйся, зовут — не отказывайся… Сеидкул-бай, уж на что спесивый, сам пожаловал на той приглашать. Лутчеки у него до сих пор на службе, хоть и тайно. Защитить сумеет гостей в случае чего. А не поедем — обидится, дружба врозь… А дружбу с такими, как Сеидкул, терять не годится, сам понимаешь.

Одели промолчал. А тем временем Тувак-сердар отдавал распоряжения от имени самого вожака: двух верблюдов навьючить подарками, а в сопровождение — всего лишь троих джигитов, чтобы люди видели: не знает страха перед врагами «лев Кизылкумов».

Дорогих гостей встретили за много верст до Ковчуна. Десяток всадников, наряженных в праздничные халаты, лисьи малахаи, на конях, с лентами в гривах, гарцевали на дороге и почтительно расступились перед Салыром и его людьми, пристроившись позади их небольшого каравана. Вот и кишлак. Свадебный той в разгаре. Сам хозяин, Сеидкул-бай, в воротах своего просторного двора. Коней Салыра и Тувака берут под уздцы молчаливые джигиты, помогают всадникам спешиться. В наступившей тишине звучат взаимные приветствия, расспросы о здоровье. Салыр и Сеидкул заключают друг друга в объятия. Гостей ведут к дому в дальнем конце двора. Высокий дом, просторный: прихожая, гостиная, в глубине еще несколько комнат. А на крыше навалены сухие ветви саксаула и черкеза. В гостиной по всему полу кошмы, расшитые цветами, алыми и голубыми, бархатные подушки там и тут. Салыр с Туваком, за ними Сеидкул-бай, двое его родственников, разулись у порога, расселись на паласах. Мигом возле каждого появились бордовые чайники с горячим чаем. Не успели гости наполнить пиалы, как появились касы с шир-чаем — чаем на молоке, с бараньим жиром, перцем и солью, потом пельмени под сметаной и сливками, дальше катлаклы-нан — лепешки из тонких промасленных слоев теста, горячие и ароматные, только из тамдыра… Потекла неторопливая беседа. Когда были опорожнены пузатые чайника, двое слуг внесли громадное блюдо с пловом.