Бери и помни - Татьяна Булатова

Римка раздевалась и, оставшись в трусах и лифчике, старательно задирала вверх ноги, постоянно сбиваясь со счета, который вела красавица инструктор. В последние полгода единственным ее развлечением стала новомодная телепрограмма «Доброе утро». В отличие от мужа-коммуниста Селеверова радостно приветствовала наметившиеся в общественной жизни изменения и часами слушала велеречивые монологи молодого генсека Горбачева, обещавшего тотальные перемены и демократизацию в стране.

При слове «перестройка» Римка испытывала странное волнение. Она даже собралась поступить на вечернее отделение строительного факультета Политехнического института, но вовремя остановилась. Муж, все чаще и чаще возвращавшийся с работы чернее тучи, идею не поддержал.

– Бардак! – жаловался Селеверов Дусе, исключив жену из списка достойных собеседников.

– Упаси господи, – соглашалась с ним Евдокия, не понимая, о чем вещает Хозяин.

– Много ты понимаешь, – надменно говорил Олег Иванович, уплетая за обе щеки знаменитые Дусины котлеты.

– Ничего не понимаю, Олег Иванович, – признавалась Ваховская и заводила набившую оскомину всем Селеверовым песню, что не надо отпускать девочек из города, что опасно и контроля никакого. – Это надо же! Мосты собралась строить, – причитала она над решением Анжелики отправиться в Ленинград, в знаменитый ЛИИЖТ, Институт инженеров железнодорожного транспорта. – Это что, девичье дело?

– Зато перспективно, – пожимал плечами Селеверов, никак не пытавшийся повлиять на дочерний выбор.

– Очень перспективно! – встревала в разговор Римка. – Всю жизнь в командировках: ни мужа, ни детей.

– Правильно, – поддерживала ее Евдокия. – Не женское это дело – кувалды таскать. Шла бы в учительницы, и уезжать никуда из дома не надо.

– Пусть едет, – махал рукой Олег Иванович, не веря в успех затеянного Анжеликой предприятия. – Город посмотрит. Испугается – вернется. Туда поступить еще надо…

– Одну ее в Ленинград не пущу, – заявила Римка.

– Я могу поехать, – наивно предложила свою помощь Дуся, как она это делала когда-то.

– Дома сиди, – оборвала ее Римка. – Пусть Олег едет.

– Кто это меня сейчас отпустит? – поинтересовался Селеверов.

– Сам себя и отпустишь. Твоя дочь – ты и поезжай.

– Вон пусть Евдокия с ней едет, – кивнул Олег Иванович и засунул в рот целую котлету. По подбородку потекло масло.

Селеверову передернуло:

– Ты у себя на работе так же ешь? Или по-другому?

– Я у себя на работе вообще не ем, – с набитым ртом пробурчал Олег Иванович.

– Вот и не ешь, – съязвила Римка. – Это ж не дом, где все можно! В трусах за стол. Руки – об майку. Тошнит прямо!

Селеверов молча дожевал котлету, Дуся протянула ему полотенце, чтоб Хозяин вытер масляные руки, но тот не воспользовался ее предложением. Медленно встав, медведем навис над женой и тщательно вытер руки об ее голову.

– Олег Иванович! Что вы?! – бросилась к нему Ваховская. – Разве ж так можно?!

– Не встревай, Евдокия, – остановил ее Селеверов и нарочито нежно поинтересовался у жены: – Не вырвало?

Римка в долгу не осталась и браво двинула мужу снизу в подбородок. Получился апперкот, правда неспособный нокаутировать противника. Олег Иванович брезгливо обтер лицо и абсолютно спокойно положил руки на плечи жене. Дуся попыталась влезть между супругами, но даже ее гренадерской силы не хватило для того, чтобы сдвинуть Самого с места.

– Ты что же это, Муся, ручонками машешь? Никак смелая стала?

Римка, сжав губы, молчала и не отводила от лица мужа гневного взгляда.

– Осме-е-елела моя Мусенька… Осме-е-елела…

– Пусти! – рыпнулась Римка, но тут же была водворена властным взглядом Селеверова на место.

– Ку-у-уда?

– Олег Иванович! Что вы? – залопотала Дуся, невольно вынужденная наблюдать отвратительную семейную сцену.

Селеверов, не поворачиваясь, отдал приказ:

– Иди к себе, Евдокия. Кому сказал?

– Не пойду, – решительно отказалась Ваховская и приблизилась к Хозяину. – Не мужское это дело – женщину бить, – строго произнесла она ему в затылок. – Нельзя. Бог накажет… Она вам детей родила… Вырастила… А вы?

Опешивший от непонятно откуда взявшейся Дусиной храбрости, Олег Иванович ослабил хватку и повернулся к Евдокии.

– Скажи ему! – завизжала Римка и отскочила на безопасное расстояние. – Сволочь!

– Убью-у-у! – взревел Селеверов и бросился за женой.

– Что вы делаете?! – в отчаянии закричала Ваховская и преградила Хозяину путь. – Не надо!

От Дусиного вопля Олег Иванович замер и безвольно опустил сжатые в кулаки руки.

– Извела она меня, – только и выдохнул он в Дусино лицо и сгорбился.

– Не надо, – жалобно попросила Евдокия и заплакала. – Что же вы-ы-ы…

– Пусти. Не трону я ее. Руки марать неохота…

Ваховская посторонилась. Селеверов, шатаясь, вышел на лоджию, хватая ртом воздух. В груди пекло с такой силой, что перехватывало дыхание. Согнувшись вдвое, Олег Иванович потер грудь. Не отпускало.

– О-о-ох, жжет… – простонал Селеверов и встал на колени. – Подыхаю, что ли? – только и успел вымолвить тот и ткнулся лицом в пол.

– Римма! – заголосила Ваховская и бросилась к Хозяину наперегонки с растревоженным Лордом. – Римма!

Напуганная криком, выбежала Селеверова. Охнула, склонилась над мужем, рванула на нем майку, увидела расчесы и поняла.

– «Ско-о-орую»! – заорала она истошно при виде синего треугольника от носа к подбородку. – Зво-о-ни!

Трясущимися руками набрала Дуся спасительные «ноль три» и продиктовала адрес.

– Что там у вас? – поинтересовался диспетчер и, выслушав сбивчивый рассказ абонента с подробным перечислением симптомов, буднично обнадежил: – Ждите.

– Бо-о-ольно, – простонал Селеверов, увидев над собой раскрытую пасть Лорда.

– Ф-ф-фу! – шикнула Римка, но тут же нарвалась на угрожающий рык усевшегося рядом с головой хозяина пса. – Олежа… – позвала она мужа, пытаясь приподнять его голову. – Олежечка…

Селеверов еле дышал, не хватало воздуха.

– Ду-у-ся… – навзрыд заплакала Римка. – Умирает, что ли? Руки холодные.

Ваховская бухнулась на колени, схватила синюшную руку Олега Ивановича и задышала на нее часто-часто, пытаясь согреть.

Римму охватил ужас.

– Что ты делаешь? – набросилась она на Дусю, пытаясь заглянуть в глаза, чтобы увидеть, что не все, не все еще.

– Не мешайте, – оттолкнула ее Евдокия и стала растирать стопы Селеверова. – Кровь не идет. Холодный весь – согреть надо.

Римку словно парализовало: она беспомощно переводила взгляд с лежавшего на полу лоджии мужа на копошившуюся над ним Дусю и молилась.

– Господи, – повторяла она раз за разом. – Господи, не отнимай его у меня… Не отнимай его у меня, Господи…

Приехавшие врачи диагностировали инфаркт. Бравые санитары привычно и слаженно погрузили Селеверова на носилки и бережно спустили вниз. Врач, бросив взгляд на обескровленное лицо Римки, поманила Дусю пальцем и тихо поинтересовалась:

– А эта у вас не сердечница?

– Что вы! Что вы! – замахала руками Евдокия.

– Успокоительного ей дайте, – посоветовала женщина и строго спросила: – Есть в доме-то успокоительное?

– Корвалол только, – развела руками Ваховская.

– Ну хоть корвалол. И давление померяйте. Контроль нужен. Если что – вторую «Скорую» вызывайте.

– А Самого вы куда?

– Куда положено. В спецбольницу. Их там быстро на ноги ставят. Обычное дело, – пояснила врач и поспешила ретироваться из душной квартиры.

– А когда же?.. – попробовала спросить Евдокия, но вместо ответа услышала дежурное «звоните».

Вернувшись домой с экзамена, сестры Селеверовы обнаружили у подъезда стайку встревоженных соседок, активно обсуждавших главное событие дня:

– Успели, говорят. Вовремя приехали… Сердце, оно такое. Дело быстрое.

Увидев девочек, соседки, не сговариваясь, замолчали и дали пройти.

– Странные какие-то, – засомневалась чуткая Элона и с опаской оглянулась.

– Иди давай, – подтолкнула ее сестра. – Есть хочется.

Вместо праздничного, по поводу успешно сданного экзамена, обеда их ожидала опухшая от слез мать и взволнованная Евдокия.

– Что случилось? – бросилась к ним Лёка, тревожно вглядываясь в глаза той, от которой уже почти семнадцать лет зависело их с сестрой спокойствие и благополучие.

– Да… – взмахнула рукой Дуся и безвольно уронила ее на диван.

– Что «да»-то? – продолжала наскакивать Элона.

– И не говори… – странно отвечала Ваховская, прикладывая к глазам скомканный в узелок платочек.

– Да что вы молчите? – возмутилась Анжелика и втиснулась между матерью и Дусей. – Ма-а-ам? Ду-у-усь?

Первой не выдержала Римка и заплакала в голос, чем напугала Элону до беспамятства. После чего девушка встала перед ними на колени и присоединилась к заразительному реву непонятно по какому поводу.