Пекинский узел - Олег Геннадьевич Игнатьев

— просыпаться.

Утром от ближних гор, чьи склоны уходили в воду, после грозы шёл белый пар.

Вульф принёс целую кипу свежих газет, наперебой вопивших о походе англо-французского десанта на Пекин. Лондонская газета «Дейли Телеграф» громогласно заявляла: «Великобритания должна развернуть наступление на всё морское побережье Китая, занять столицу, выгнать императора из его дворца... Так или иначе, нужно пустить в ход устрашение, довольно поблажек... Китайцев надо научить ценить англичан, которые выше их, и которые должны стать их господами... Мы должны, по меньшей мере, захватить Пекин, а если держаться более смелой политики, то за этим должен последовать захват Кантона навсегда…»

Николай отложил газету и задумался. Он знал, что Цины едва держатся на троне, но то, что Англия намерена свергнуть династию, было для него открытием. Ведь ещё в прошлом году Уайтхолл официально утверждал, что военные действия против Китая носят не захватнический, а «воспитательный» характер, и ни о каком свержении правящей маньчжурской династии в министерстве иностранных дел Соединённого королевства никто всерьёз не думает. Наоборот, уступчивость Цинов, видящих свою главную задачу в подавлении мятежников на юге, позволяла надеяться на благоприятный исход предстоящей военной кампании и удовлетворение насущных интересов Англии без «оперативного вмешательства» во внутриполитическое устройство Поднебесной.

«Мы сильно отстаём от Англии в своих претензиях к маньчжурам, — встал из-за стола Игнатьев и подошёл к окну. — Они привыкли видеть в нас соседей, воспитанных, немногословных, и не считают нужным идти нам навстречу, а британцы бьют их, почём зря, и нагло диктуют условия. Интригу плетут так, как рыбаки сеть: чтоб порвалась, но не распустилась».

Лёгкий сквозняк вздувал шёлковые занавеси, приятно холодил лицо. Море катило пенные валы, и высоко-высоко в небе, на незримых качелях ветров, стремительно взмывали к солнцу чайки. Красивый парк, окружавший дворец, был ярко озарён небесным светом; магнолии и пальмы, смыкая свои кроны, превращали центральную аллею в тёмно-зелёный туннель, в конце которого были чугунные ворота, охраняемые двумя конвойными казаками. Сейчас в карауле стояли Беззубец и Шарпанов. Первого он узнал по лихо заломленной фуражке, а второго — по волнистому чубу цвета вороньего крыла.

Вдоль набережной благоухали розы, орхидеи и вовсе незнакомые цветы. Николай потянул носом воздух и явственно припомнил, как удивителен и благостен был запах My Мань: запах чабреца и липового мёда!

Чтобы не предаваться любовной тоске, он решил прогуляться по городу: купить хорошего вина, приобрести столовые приборы (желательно из серебра) — для будущих приёмов, да и вообще, поближе познакомиться с Шанхаем.

Он уже выходил из комнаты, когда налетевший порыв ветра с треском захлопнул фрамугу, и на подоконник кусками посыпалась замазка.

От неожиданности Николай вздрогнул и задержался в дверях: сердце летуче пронзила тревожная боль. Какое-то недоброе предчувствие. Он машинально глянул на часы: было без четверти двенадцать, затем нарочно глубоко вдохнул, медленно выдохнул, чтоб успокоить дрогнувшее сердце, и велел Дмитрию сопровождать его.

Зайдя к консулу Гарду, он узнал, что полномочные послы: английский — лорд Эльджин и француз барон Гро, с чьим именем было связано насильственное подписание Тяньцзиньских договоров, задерживаются в пути из-за гибели парохода, на котором они собирались плыть вместе. Эта отсрочка их прибытия позволила Игнатьеву нанести визиты главнокомандующим союзнических армий генералу Хоупу Гранту и Кузену де Монтобану, представиться английскому послу Фредерику Брюсу и его коллеге, французу Бурбулону. Фредерик Брюс, двоюродный брат лорда Эльджина, сухощавый блондин с тонкими губами и настороженностью во взгляде, сухо пожал протянутую ему руку и раздражённо сказал, что слишком загружен работой.

— К сожалению, я не имею времени для светской болтовни. Не далее, как две недели назад, мы пережили осаду города, и до сих пор разбираем завалы скопившихся бумаг. Вы даже не представляете себе, что здесь творилось!

— Буду рад узнать подробности из ваших уст, — пропустил мимо ушей обидное замечание насчёт «светской болтовни» Игнатьев и слегка склонил голову, давая понять англичанину, что готов выслушать всё, что он скажет.

— О! — воскликнул Фредерик Брюс, не ожидавший такой кротости от русского посланника, и закатил глаза под лоб. — Охваченный паникой Шанхай спешно вооружался, но прежде запасался провизией.

Цены на рис и крупу росли столь стремительно, что в принципе, уже никто не торговался. Чиновники, имевшие возможность, выехать из города, торговцы, давно распродавшие товары, их жёны, наложницы, слуги — все устремились в порт, на корабли: торопились вывезти сокровища и деньги, спасти свою жизнь. За ними толпами бежали проститутки: страшились повстанцев, отъявленных головорезов, убивавших любого на месте. Кокотки всех мастей молили в один голос: «Возьмите нас с собой! Мы честно отработаем билет, любую стоимость проезда»! Матросы прятали их в трюмах, в угольных складах, потом носили им туда еду и воду — полными тазами. Златотелые бонзы в кумирнях замазывались глиной, дёгтем и смолой. Драгоценности монастырей маскировали, замуровывали в ниши, растаскивали по домам.

— И как же вы отбились? — с самым живым участием поинтересовался Николай, всем своим видом показывая, что вполне понимает тот ужас, который пришлось пережить иностранным дипломатам, до последнего не покидавших город.

— Создали отряды самообороны, перегородили улицы, забаррикадировали посольства, а главное, — воодушевился Фредерик Брюс, — американцы и французы быстро организовали сотни наёмных солдат, вооружили их и двинули навстречу тайпинам.

Китайский болванчик, стоявший на столе, бессмысленно взирал на Игнатьева и кивал головой, как только англичанин затрагивал его. Трудно было представить, что здесь, в Шанхае, среди зелени и света, среди благоухающих цветов, под мерный, ровный плеск накатных волн, женщины панически заламывали руки и молили небо о спасении. Плакали дети и тряслись от страха старики. Вспомнились слова командира эскадры Лихачёва: «Важно сохранить остойчивость судна при любой погоде». Судя по рассказу Брюса, союзникам это удалось: они отстояли Шанхай для себя. Сохранили «остойчивость судна».

— Вы совершили подвиг, — с восторгом одобрения заметил Николай.

— К сожалению, — ответил англичанин и страдальчески поморщился, — мы потеряли много средств и времени: хуже всего — нехватка людей. Дела требуют постоянного моего присутствия. Я уже забыл, когда тщательно взвешивал все "за" и "против", мы давно перешли с китайцами на язык ультиматумов, и я не имею ни малейшей возможности отвлечься хотя бы на день или два, избавиться от всех этих убийственных забот, и отдохнуть. В этом смысле, я чистосердечно завидую вам: Россия не воюет с Китаем…

— У нас нет серьёзных разногласий, — ответил Николай, и выразил надежду, что с прибытием в Шанхай лорда Эльджина, у его предшественника появится время для отдыха и «светской