Все-все-все и Мураками - Катя Рубина

Валин рассказ потряс меня. Мне никогда в голову не приходило ничего подобного. Сразу всплыла цитата из Бабеля: «Вот поэтому он король, а у вас на носу очки и в душе осень».

— Валь, ты никогда не пробовала сценарии для телесериалов писать? Мне кажется, у тебя бы они просто влет уходили.

— У меня все влет уходит, за что ни возьмусь — все влет. Тут у нас и так сплошной телесериал.

— Это точно. Кстати, ты мне на И-ДЗИН не раскинешь?

— Хочешь узнать, когда это все произойдет?

— Что-то у меня настроение не очень.

— Конечно, не расстраивайся, сейчас, вот увидишь.

Я стала кидать монетки.

— Все прекрасно, тебе выпал Чжун-фу — Внутренняя правда.

— И что там написано?

— Благоприятен брод через большую реку.

— Господи, опять. К чему это, Валь?

— Это хорошо.

— А дальше?

— Отвлечешься, будет неспокойно.

— Вот видишь, мне уже неспокойно, что там еще?

— То забьешь в барабан, то перестанешь. То заплачешь, то запоешь.

— Точно, так и есть, что же в этом хорошего?

— Подожди, сейчас. Луна близится к полнолунию, пара коней погибает.

— Валя, это же просто кошмар!

— Обладай правдой. Хулы не будет. Что я говорила?

— Что ты говорила? Луна действительно движется к полнолунию. И что в конце, на шестой позиции?

— Голоса птиц слышатся в небе.

— Как ты это можешь трактовать?

Валя задумалась:

— Мне кажется, сложности будут преодолены, и все будет хорошо.

Мне так не показалось. Я молчала. Все эти переход через реку, гибель двух коней, пение птиц не вселяли ну совершенно никакой надежды. Настроение опять резко упало. Вальку я решила не грузить. Она-то в чем виновата? Она из хороших побуждений, типа как лучше хочет.

Особенно мне потеря двух коней не понравилась, и, чтобы не нагнетать и не материализовывать свои мысли, я решила переключиться и не думать вообще. Это самое трудное на свете — не думать.

Не знаю, какого уровня просветления нужно достичь, чтобы этим в совершенстве овладеть. У меня на этот счет есть своя методика. Так как не думать вообще я еще пока не умею, я просто монотонно повторяю про себя два слова «кошка-собака», — и так до бесконечности. Я это так интенсивно сразу начала делать, что Валя, похоже, даже приняла это на свой счет.

— Ты что-то сказала?

— Нет, Валь, ничего. Спасибо тебе, мне уже пора.

— Мы же еще чаю не пили.

— В следующий раз.

— У меня сухофрукты твои любимые.

— Не соблазняй, надо двигать. Инесске приветики.

Я вышла из галереи: надо двигать, а куда? Собственно говоря, у меня не было никаких планов. В полной растерянности, с кошкойи собакой в голове, я брела по улице. Внезапно между кошкой и собакой, вопреки всей моей методике, появилась мысль. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и отправилась на Пятницкую. Мне захотелось немедленно посмотреть на место и прочувствовать, по возможности, атмосферу. Или шут его знает чего.

Уже издали я заметила какое-то шевеление возле дома. Подойдя поближе, увидела компрессор и рабочих в оранжевых куртках, которые копошились около люка. Открытый люк находился в непосредственной близости от Колиного парадного. Рабочие взламывали асфальт такими тудукалками. Грохот стоял страшный. Часть тротуара была выгорожена железными заборчиками буквой «П». Вход в подъезд был свободен. Под звук этой канонады я в него вошла.

Прислушаться к себе было трудно, мысли забивал грохот. Быстро спустилась вниз. Дверь была приоткрыта. Я заглянула. Лестница, внизу темно.

Я поднялась наверх и уже хотела выйти на улицу, как тут дверь в «Исход» открылась. На пороге появился Коля. В своих желтых очках и халате.

Спит он, что ли, в этих очках? Честно говоря, совершенно не хотелось общаться. Коля кивнул мне. Дальше последовал монолог в стиле устного народного творчества.

— Ну что за мудаки?! Е. Т. М.! Воду отрубили. Б.! Совсем О…ли! Долбят, Б., весь дом дрожит на Х. Это же памятник архитектуры. Сейчас рухнет тут все к Е. М.! Ты ко мне?

— Нет, Коль, я просто мимо проходила. Я домой иду.

Я пулей выскочила из подъезда. Коля вышел за мной, и его монолог превратился в непередаваемый чудесный диалог с рабочими. Этот диалог невозможно воспроизвести в письменном виде. Смысл некоторых причудливо-вычурных выражений я вообще не понимала и, надо сказать, вникать не собиралась. Я шла домой.

Глава 24 Домой самой

Вернулась домой. Погладила Кусти, закурила сигарету и думаю.

Так думаю: Господи, боже ты мой, можно ли так жить? Что же это делается? Ведь это черте-те что. Вот так и сходят с ума. Все это так именно и происходит, сначала вроде бы потихонечку, с элементами, так сказать, необычности, дальше больше, хуже, гаже, потом уже до самой крайности, и далее — кубыц—тубыц.

Я позвонила Дези. Полюшко был у нее. Без всяких преамбул я попросила его срочно приехать ко мне. Он согласился и очень быстро маячил уже у меня на кухне.

— Что случилось? Я думал, мы там встретимся. Я еще Дези ничего не успел рассказать, про— слушал сейчас немного о Пере Гюнте, только к делу собирался перейти.

— Очень хорошо, что ты не успел. Я только что оттуда, ни в коем случае идти нельзя. Там что-то прорвало, рабочие роют яму, там нас запросто может внизу засыпать. Я ездила к девчонкам во «Взгляд на Восток». И-ДЗИНЬ кидала. Там вообще ужас, сказано: два коня погибают.

— Все правильно, два коня погибают обязательно.

— Дело в том, что меня это абсолютно не устраивает.

— До сегодняшнего дня тебя все устраивало.

— До сегодняшнего дня я не понимала всю степень опасности. Я думала, сходим просто на очень экзотическую экскурсию, туда и обратно, плюс, так сказать, минус один день.

— У тебя это так и должно быть практически.

— А у тебя как?

— У нас с Дези по-другому.

Полюшко достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его мне.

…

«Прозрачная девушка летела над полем. Все в округе было сумрачно-серым.

Девушка летела очень низко над землей. Так низко, что в мельчайших деталях могла разгля— деть кусочки сухой мертвенной травы в глубине овражков и лужицы с отражающимся в них вялым беловатым небом. Деревья без листьев с угловатыми нелепо вывернутыми ветками находились на самом краю поля. За ними вдалеке виднелось свинцово-серое озеро. Прозрачная девушка подлетела к озеру. Вблизи оно было еще более серым и холодным. Вода в озере абсолютно непрозрачная. Озеро было похоже на шелковый платок, натянутый на пяльцы для вышивки, с грубыми, жесткими, незаконченными линиями. Как будто вышивальщица сделала несколько стежков и, увидев, как это безобразно, оставила неудачную затею.

По серой пыльной дороге вдоль непрозрачного озера двигались две фигуры. Большая и маленькая. Мужчина вел под руку старушку. Они еле тащились, видимо, шли долго и устали. Прозрачная девушка подлетела ближе и зависла над ними.

— Где вы были?

Мужчина поднял голову и увидел прозрачную девушку.

— Хорошо, что ты здесь, я уже начал беспокоиться. Мы заблудились, бродим тут и никак не можем от озера отойти, все кружим вокруг.

— Идите за мной, нам нужно выйти к лесу.

Девушка летела впереди, за ней шли путники. Никто не разговаривал. Они миновали поле и оказались на опушке леса.

— Мы почти пришли, — сказала прозрачная девушка.

В лесу пахло ландышами и фиалками. Там гораздо меньше ощущалась тяжесть. Они пробирались через сучья и ветки и наконец оказались на поляне с большой сосной. Под сосной синим, необыкновенно пронзительным светом светился камень с двумя отверстиями. Прозрачная девушка сказала:

— Нам туда. Нам надо залететь в это голубое отверстие, давайте, взлетайте.

Они все взялись за руки и такой странной неровной цепочкой взмыли в воздух.

— Все хорошо, — сказала прозрачная девушка. — Теперь летите за мной.

Она влетела в голубое отверстие первой, за ней — маленькая старушка, мужчины она не видела. Он должен был замыкать процессию. Как и в прошлый раз с Турбасом, прозрачная девушка вскоре пропустила старушку вперед, и та быстро-быстро полетела к яркому свету. Вдалеке стоял какой-то человек, который махал ей двумя руками. Прозрачная девушка посмотрела на старушку, летящую к свету, и увидела, что это никакая не старушка, а совсем молодая девушка с длинными черными волосами.

— Лети скорее ко мне, Дези! — кричал радостно человек, его улыбка была еще ярче, чем свет вдали, а может, она и была этим светом.

Прозрачная девушка крикнула старушке: