Все-все-все и Мураками - Катя Рубина

— А что за иероглиф? — спросила я.

Полюшко достал кусок мятого тетрадного листа.

— Вот, перерисовал… у меня, правда, с рисованием дела не очень… попытался, как мог.

Я посмотрела на это творение. Ничего особенного. Хотя, может, все правильно изображено, я китайских иероглифов не знаю, так же как и японских. Вот Мураками может знать, ему даже люди иероглифы напоминают, что-то такое он вроде говорил. Что же это получается, мы без Мураками шагу ступить теперь не можем, должны за ним как цыплята за курицей ходить? Внезапно меня осенило. Интернет!

— Митя, сыночка моя, — позвала я сына.

Он явился, вежливо поздоровался с Полюшко.

— Митенька, посмотри в Интернете вот этот иероглиф, нам очень надо.

— Что это за иероглиф?

— Именно это нам и надо узнать при помощи современной техники.

— Я спрашиваю, какой это иероглиф?

— Скорее всего, это китайский иероглиф.

Митька удалился.

Я Полюшке говорю:

— Сейчас нам все станет ясно.

— Какой у тебя сын золотой.

— Это не то слово, сама удивляюсь, это мое лучшее произведение.

Прошло довольно много времени, мы выпили по три чашки чаю.

Наконец появился Митя.

— Иероглиф переводится — «выход».

Мы с Полюшко переглянулись.

Полюшко обратился к Митьке:

— Дмитрий, мне нужно ненадолго похитить твою маму по одному делу. Отпустишь ее?

— Знаю я эти «ненадолго». По два дня ее нет.

Я возмутилась — что значит, по два дня меня нет? Это было всего один раз!

— Нам очень надо, — просил Полюшко. — Что ты, не мужик, не можешь два дня побыть один?

— А вы опять на два дня?

— Да нет, это я для подстраховки.

Я Митьку начала просить, чтобы он бабушке ничего не говорил.

В общем, он, конечно, согласился, и мы опять отправились в «Исход».

Как все-таки хорошо идти по ночной весенней Москве! Это словами не выразить. Было совсем тепло. Горели фонари и фонари— ки. Деревья шелестели. Просто чудо какое-то. Мы шли в Замоскворечье, держались за руки, не разговаривая, и так было хорошо. «Идти бы так всю жизнь, а вокруг май», — пронеслось у меня в голове. Мне совсем не хотелось в подземелье, я старалась не думать о цели нашей прогулки. Можно же себе представлять, что мы вот так просто вышли и гуляем без забот?!

Очень быстро мы добрались до места. Дверь в клуб была закрыта. Полюшко набрал код, мы оказались в подъезде.

— Даниил, я не хочу идти к Коле. Может, сразу вниз?

— Мы к Коле не пойдем, не бойся, некогда нам там рассиживаться.

Дверь в подземелье была приоткрыта. Внизу темно.

— Мы не взяли фонарь, — сказала я.

— Сейчас кое-что проверим, — прошептал Полюшко. — Идем.

Он достал из кармана пуговицу.

Интересный эффект — пуговица мерцала в темноте! Нехарактерно для пуговиц, но меня это не очень уже удивляло.

— Светится, как светлячок, — сказала я.

— То-то и оно, я же тебе говорил, у меня чутье.

Вдвоем мы очень быстро спускались. Мне совсем не было страшно, ни капельки. Вот уже то место проскочили, где слышен поезд метро, теперь, по-моему, оставалось недолго. Все совсем не казалось зловещим, даже глубина меня не так уже беспокоила. Пуговица светилась тускло, но все равно не было ощущения, что мы находимся в полной темноте.

— А вдруг дверь там наверху захлопнется? — спросила я Полюшко.

— Нет, это было для Мураками — специальное VIP-предупреждение.

— Почему ты так думаешь?

— Это как у Киплинга: когда один принц пир на весь мир приготовил, типа все знал, сколько и чего, всех, говорит, накормлю, всех и каждого. И вдруг из моря вылезло чудище и все продукты сожрало. Принц очень расстроился, ему казалось, он знает точно все досконально, а тут одна всего лишь животина: «Ам!» — и все… Осторожнее, тут высокие ступеньки.

Мы почти у цели, еще немного. Каморка была темна. Где это место? Внезапно мне стало страшно, я прижалась к Полюшко. Он обнял меня.

— Не бойся, это там, в углу. Мы только попробуем.

Мы подошли к месту, где должна была быть розетка.

— Я ее вижу, — пробормотал Полюшко. — Н у, с богом…

Он положил пуговицу на розетку. Ничего не произошло. Я успокоилась, думаю: и хорошо, и очень даже хорошо, сейчас мы вместе быстро наверх.

— Вот я дурья башка, — сказал Полюшко. — Я же ее неправильно положил. — Он повернул пуговицу против часовой стрелки так, что верхняя дырка с остатками перламутра — кстати, это от этой части пуговицы исходило свечение — оказалась наверху справа. Каморка озарилась ярким желтовато-розовым светом.

— Вход открыт, — провозгласил Полюшко.

— И что теперь?

Полюшко наклонился и заглянул внутрь.

— Там туннель очень светлый, ветра нет.

— Мы туда полезем? Я боюсь, честно тебе говорю, я не хочу, я не могу.

— Сейчас мы туда не полезем. Надо Дези подготовить.

— Ты уверен, что ей именно туда?

— Да, сомнений быть не может. Хотя не будь тебя, я бы, может, и сомневался.

— Даниил, давай сейчас заберем пуговицу, вернемся наверх, и там будем думать, что делать.

Полюшко попытался снять пуговицу с розетки, но это у него не получилось.

— Сильно припаялась, прямо как к халату, только тут еще хуже, ножницами не отрежешь.

— Ты попробуй повернуть ее и снять.

Он повернул, свет померк, затем подул ветер снизу, и из дырки вылетел сильный синий луч.

— Это другой ход, это туда Колю на экскурсии водят, — проговорил Полюшко. — Туда нам точно ни под каким видом не надо.

Он повернул еще. Меня охватил ужас.

— Даниил, а вдруг сейчас здесь появятся эти черти Колькины и нас уволокут?

Полюшко повернул еще раз пуговицу и снял с розетки. Опять мы стояли в темноте при тусклом мерцании пуговицы.

— Давай скорее подниматься, — сказал Полюшко.

Мы полезли наверх. Одна мысль была лишь у меня в голове: «Только бы дверь, только бы дверь…»

Дверь была открыта. Мы вышли сразу на улицу. Было темно.

«Интересно, сколько времени прошло?» — подумала я, вынув мобильник. Он работал, часы на нем показывали пять минут первого ночи. Не может быть. Перед нашим погружением было ровно пять минут первого, я это запомни— ла. Может, это уже следующего дня? Нет, на телефоне стоял тот же день — четверг, вернее, четверг только начался. Было пять минут четверга перед тем, как мы начали спускаться, так же и осталось, когда мы вышли?..

— Сейчас еще достаточно рано, — проговорила я, — такое впечатление, как будто мы там внизу и не были.

— Мы еще там не были, — сказал Полюшко. — Надо Дези подготовить. Я этим займусь.

— Сейчас поздно, давай завтра, то есть сегодня, но попозже, спать хочется.

Мы вернулись домой и легли спать. Как-то само собой получилось, что раскладушку не стали доставать. Все естественно произошло. Как будто так и должно было быть.

Глава 21 И здесь кончается искусство, и пахнет неизвестно чем…

Утром я проснулась от звонка будильника. Встала, плотно прикрыла дверь, чтобы не будить Полюшко. Сварила Митьке кашу.

Митька, видимо, готовился два дня провести без меня и был очень удивлен.

— Ты уже вернулась, мам?

— Все быстро получилось, Митюша.

— Вчера тетя Анжела три раза звонила, очень просила тебя перезвонить.

— Ничего не передавала?

— Сказала, как только вернешься, чтобы сразу позвонила.

Я проводила Митьку. Было еще очень рано, решила немного поспать, Анжелке попозже позвоню. Полюшко сладко спал под моим теплым пуховым одеялом, такой миленький, во сне как будто даже помолодевший. Совершенно другой человек. Мягко так похрапывал. Я тихонько залезла под одеяло, стало тепло и уютно. Вся расслабленная, в мягкой неге я закрыла глаза.

Телефон разрывался, звонил не переставая. Мне казалось, что я только прилегла, посмотрела на часы — уже десять. Побежала к трубке. Анжелка!

— Прошу тебя, приходи, я не знаю, что делать.

— Что случилось, Анжел?

— Витька.

— Что с ним?

— Приходи скорее!

Я моментально оделась, не умываясь, кинулась к ней.

Анжелка была в ужасном виде. Синяки под глазами, глаза красные. Видимо, не спала всю ночь.

— Анжел, что?

— У него белая горячка, это кошмар. Вчера весь день пил. Ночью выходил, купил еще бутылку. Я только заснула, слышу, у двери копо— шится. Я умоляла не ходить ночью в таком виде. Пустое. Видимо, уже по дороге полбутылки выпил, пришел в жопу, даже не пришел, приполз, у двери упал с этой бутылкой. Я схватила бутылку, в раковину остатки вылила. Он меня чуть не убил. Кидался как бешеный. Потом у входа в комнату свалился, я его еле до кровати дотащила. Уснул вроде бы. Я тоже прилегла. Забылась ненадолго. Потом он встал… — Анжелка заплакала, — выпил одеколон и пропитку для торта, у меня на кухне стояла в маленьком пузырьке. И тут началось! Орет, бегает по квартире. Кто-то его типа с кровати спихивает, книги, говорит, на ножках бегают. Его трясет всего. Я боюсь в его комнату заходить. Что делать, не знаю. Только что звонил Мураками, хотел зайти попрощаться. Я не могу, не хочу, чтобы он это видел. Договорились, что он через час перезвонит.