Анна - Нина Еперина

Один сон разбудил ее ночью собственным криком! Ей снился тот самый вечер, когда она его поцеловала прямо во время танго, и он увел ее в машину. Машина стояла немного за углом здания, и это оказалось замечательно, потому что добраться до виллы они сразу не смогли бы ни за что. Им помешала бы безумная страсть, которая выплеснулась из них сразу и очень бурно! Они вцепились друг в друга, и жаркие поцелуи мешали понимать происходящее.

Когда и как Анна оказалась совершенно обнаженной? Почему она задыхалась от жгучего желания, а он все тянул и тянул, доводя ее до состояния почти потери сознания…? В то время, когда она жарко кусала его за шею, мочку уха и требовала немедленной близости, он все тянул и тянул…, она не понимала почему, точно так же, как и не смогла сдержать громкого крика, когда эта близость состоялась, и ее пробило током от пяток и до спазм в горле….

На широком диване заднего сидения и случилась настоящая брачная ночь Анны…, и случилась очень яркая…., но во сне….

Она закричала не от страха, а от оргазма и ощущения были такими яркими и живыми, что ей показалось, он лежит рядом.

Анна подскочила в кровати, как ошпаренная и огляделась. Она была одна, никто к ней не приставал и не овладевал ею насильно…! Вот это да…!

Жизнь ее теперь круто изменилась.

Она вдруг оказалась в изоляции. В глухой изоляции. Никто не приходил в гости, не звонил, не разыскивал ее, никому она была не нужна. Что писали газеты, она не знала, потому что не видела прессу вообще. Айшария улетела на съемки в Индию, телефон Криса не отвечал и даже Марко сбрасывал ее вызовы, как будто был обижен или сильно занят. Эта изоляции могла свести с ума кого угодно! Не с кем было поделиться своими страхами, и догадками. А в голове крутились страшные предположения про опыты с людьми, и рисовалась ужасные картины ее туманного будущего….

Но тут началась следующая серия этого «Марлезонского балета». К ней в гости зачастил Питэр. Он стал ненавязчиво интересоваться, не желает ли она чего-нибудь вообще?

Вначале Анна качала головой, отворачиваясь и отказываясь от его услуг, но однажды не выдержала, вышла навстречу и на его очередной глупый вопрос громко брякнула:

– Желаю! Петь желаю. – и выдала в пространство парка свою любимую арию Абигайль.

Дедушку пробил нервный смешок, он постоял молча, постоял, послушал и удалился.

На следующий день, как из-под земли вдруг нарисовался Кристиан с совершенно сумасшедшим предложением. Он, видите ли, отсутствовал так долго, потому что договаривался и теперь окончательно договорился с самыми большими театральными площадками Америки, «Карнеги-холл» и Нью-Йоркским «Метрополитен опера» на оперный концерт с участием знаменитостей и в том числе ее, Анны, по одному концерту под управлением дирижера Джеймса Ливая.

– Скажи честно. Ты сам это сделал? – спросила тут же Анна, – или это «некоторые товарищи» постарались?

– Я сам! – А что за «товарищи»? – удивился Крис. – А еще я получил предложения на твои съемки в двух фильмах на киностудии киноконцерна «Универсал пикчерс»! Это будут сериал «Жажда» и фильм «День поцелуев». Они готовы подписать с тобой контракт. Я молодец? – и гордо выпятил грудь. – Будем готовить контракт?

– Криииис! Сознайся честно. Это действительно сделал ты? Тогда ты молодец и тебе ничего не будет!

– Честное слово! – Крис даже постучал себя в грудь.

«Ну, хорошо. Даже если это сделал Питэр, а я возьму и сделаю вид, что это договоренность Криса. Иначе я здесь просто сойду с ума от безысходности, одиночества и страха!» – подумала Анна.

Наконец-то ее дни опять были заняты работой. Белые халаты отодвинулись в будущее, временно оставив Анну в покое. Ежедневно приезжал аккомпаниатор, и они репетировали. Анна давно не пела, и нужно было восстановиться к началу концертов.

Питэр скромно просачивался в большую гостиную, где стояло белое концертное фортепиано, усаживался в уголок, чтобы не мозолить Анне глаза, и тихо замирал там до самого ухода концертмейстера.

С другой стороны гостиной торчало чудо в виде Криса, которое очень сильно переживало, особенно за терции, в которые два раза не попала Анна. Он поставил на ее концерты все свое будущее и не мог спокойно смотреть, как Анна впустую издевается над своим голосом, вместо того, чтобы ежедневно петь и наслаждаться таким великим даром, которого у него, например, нет.

На самом деле он не мог простить Анне ее странный брак.

Самолет доставил их в Нью-Йорк, и Анна с двадцатого этажа шикарного номера рассматривала красоты этого огромного мегаполиса. Она была здесь впервые. Волнение охватило ее с самого вечера и не отпускало всю ночь, потом весь день, потом до того самого момента, когда она вышла на знаменитую сцену «Метрополитен опера» и не запела во всю возможность своего голоса еще на репетиции. Дирижер приподнял брови и внимательно посмотрел на Анну. Ему явно понравилось, потому что он ободряюще улыбнулся. Анна была ему благодарна. Его этой улыбки хватило, чтобы дать ей энергетическое вливание в ее Душу и теперь она знала. Всё будет хорошо!

Концерты действительно прошли «на ура!». Она пела арию мадам Баттерфляй из оперы Джаккомо Пуччини «Чио-Чио-Сан» и свою любимую арию Абигайль из оперы «Набуко» Джузеппе Верди. Дедушка сидел в ложе и «делал глазки», а Крис метался между ложей и гримерной комнатой, «весь на нерве», как определил он сам свое состояние нервозности. Почему в этот раз на гастролях он так реагировал на ее выступление, Анна поняла позже, когда вышли свежие газеты, сплошь посвященные ее персоне. Оказывается, вся штатовская публика была обеспокоена вопросом: спит Анна с Питэром Хиггенсом или нет, мужчина он или нет, что очень веселило Питэра.

На этом жизненно важном вопросе и были построены все интервью, которые Анна дала прессе после концертов и все вымыслы, относительно того, кто же оплачивал ее концертное выступление на таких знаменитейших площадках, как «Карнеги-холл» и «Метрополитен опера»?

Ее возмущению не было предела!

«Как они смели приплести мой голос к нашим семейно-сексуальным отношениям? Неужели недостаточно разобранной по запятым и точкам моя жизнь за все мои годы, куда входила и учеба в студии «Ла Скала», и работа в самом театре, и более двести опер, в которых я солировала? Неужели все это можно перечеркнуть одним вопросом – спала я или не спала? Даже если я спала или не спала, что, от этого я стала хуже петь»? – возмущалась она вслух.

Анна металась по огромному и шикарному номеру, выговаривая все это Крису, когда туда пришел, скромно постучав о косяк открытой двери косточкой пальца Питэр. Глаза его были, почему-то обиженные, как будто или она его только что оскорбила, или послала очень далеко, или журналисты только что побили битами. Он скромно остановился у косяка и скромно сообщил:

– Анечка. Я честное слово ничего не делал и никому ничего не платил. Честное слово! Крис может тебе это подтвердить. Крис. Скажи, пожалуйста.

– Я ей уже говорил, что все сделал сам. Во-первых, эти предложения поступали тебе еще сразу после пожара, а потом, эта публика сама громко кричала, что «бедной девочке» нужно помочь! Я им только напоминал и все! Вот они и решили помочь.

– Ну, хорошо! – снизошла Анна. – А это не перекроет мне дорогу в «Голливуд»? Когда у нас начинаются съемки в «Жажде»?

– Не переживай. В любом случае любые статьи в прессе, это все равно реклама для тебя. – скромно вставил свое слово Питэр.

– Да. Это так, реклама рекламой, но не хочется читать всякую глупость и гадость про себя. Получается, что твоя жизнь зависит от того, как ты раздвигаешь ноги, а то, что ты к этим достижениям шла годами, училась, репетировала, таскалась по гастролям, не в самых лучших условиях, как тебя каждый старался в этом закулисном мире унизить или оболгать, в расчет не идет вообще!?

– Не идет! Обыватель видит только тело. – Питэр кивнул головой. – Вспоминается одно изречение: – Если хочешь удачно сесть кому-то на шею, нужно пошире раздвинуть ноги… – и засмеялся.

– Ты кого имеешь в виду? – Анна прищурила глаза.

– Это просто изречение, но народ думает именно так, имея ввиду женские прелести. – пояснил Питэр.

– Значит, получается, если есть тело, грудь, талия, длинные ноги, бедра – это и все, что нужно! А где же мой голос? Где талант? Он что, между грудью застрял или между длинными ногами? Зачем тогда человеку гены, зачем мама, которая была певицей и папа, который был умным? Достаточно ноги метр семьдесят пять? А мозги по данной теории вообще не предусматриваются? Боже мой! Куда катится мир? Я не могу больше об этом говорить и думать. Мне нужно отвлечься. Отвезите меня в какой-нибудь местный, модный и дорогой ресторан. Вы! Оба! Я хочу есть. – И Анна демонстративно отвернулась!

Глава двадцать третья

Любовь!

Ресторан встретил их стоя и рукоплесканиями. Анна вначале очень удивилась, но затем улыбнулась публике, как могла мило и с ямочками, и прошла к указанному на возвышении столику. Их посадили в альков над всем залом, как бы приподнимая над публикой. Питэр этому снисходительно, но довольно улыбнулся. Сегодня не он оказался «гвоздем программы», а Анна, и он уступил ей пальму первенства, как бы уйдя в тень, но от этого настроение у Анны только испортилось. Она не хотела быть «гвоздем программы».