Анна - Нина Еперина

Все это было до такой степени необыкновенно, что у нее сдавливало горло и очень хотелось страстно прижаться к его губам.

Когда они танцевали, больше на площадку никто не выходил, а потом их по– настоящему захлопывали, не отпуская за столик.

После таких пируэтов у Анны долго дрожали коленки от перевозбуждения, и она не сразу могла взять в руку бокал с вином или водой. Питэр же, с чуть заметной, ироничной улыбкой боковым зрением, не поворачивая головы, рассматривал это мелкое дрожание по поверхности вина, потом откровенно поворачивался, переносил взгляд на Анну, вздыхал и отворачивался вообще.

Она начинала понимать, что эта сумасшедшая, ее собственного исполнения, игра может привести только в его кровать! Она окружала, но кого? Она окружала сама себя! И она этого уже хотела! Хотела с каждым днем все больше и больше! Теперь перед сном она часто представляла их возможную близость и возбуждалась от этих видений до сумасшедшего желания, которое начинало сжигать ее изнутри, заставляя ночью бродить по парку или купаться в крытом бассейне при полной темноте, чтобы он не смог этого увидеть. Так она пыталась успокоить свою взбесившуюся плоть.

Развязка наступила вдруг и неожиданно. Очередное томное танго и его страстные, наклоненные над ней глаза на уровне ее глаз заставили Анну впиться губами в его губы. Наверное, их пробило током сразу двоих и сразу очень сильно, потому, что Питэр молча поставил Анну на ноги, потом взял за руку и увел из ресторана в машину.

Когда они подходили к машине, водитель оглянулся на них, и Анне показалось, что взгляд у него стал диким и неописуемым, потому что он очень быстро завел мотор, и они сорвались с места с визгом тормозов, как будто, за ними кто-то гнался. Анна зацепила этот взгляд краем бокового зрения, и он ей, почему-то, запомнился надолго и часто вспоминался потом. Почему он так смотрел, было очень любопытно, но изнутри все произошедшее ее взбудоражило. Это взгляд был как бы предупреждающим. Только что он говорил, о чем предупреждал?

В машине Анна стала делать «томные глазки» и попыталась поцеловать Питэра, но он приложил палец к ее губам и отвернулся. Молча, они приехали к его павильону и вошли внутрь. И тут произошло нечто, от чего Анна приходила в себя несколько дней!

Он повел ее прямо к кровати!

Но…, они прошли мимо нее, а оказались у двери лифта, который имелся в одноэтажном здании прямо за шторой у изголовья. Когда они подходили к кровати, Анна даже заговорщицки улыбнулась сама себе в боковом зеркале, понимая, что сейчас произойдет! Но ничего не произошло. Они вошли в открывшуюся дверь… – шахты лифта! Они вошли в кабинку и поехали вниз. Это так обескуражило Анну, что она парализовано замолчала. Они опускались куда-то в подвал. В подвал? Откуда здесь мог быть подвал?

Лифт опускался вниз, а Анна стала дрожать от страха. Ей вдруг резко вспомнились сказки про Синюю Бороду и казематы, где старые мужья держали своих красавец жен, истязая и издеваясь над ними. От подобных мыслей ее прошиб пот, и стало очень холодно в прозрачном, открытом на спине платье.

«А может быть в этих казематах и правда холодно, а я этого еще не знаю!» – подумала Анна и опять вспомнила предсказание Хайнца, который не рекомендовал Анне выходить замуж, потому, что это приведет к катастрофе. – Вот она, эта катастрофа! – в ужасе подумала она. – Сейчас он меня будет пытать, а потом убьет, как сказал Хайнц, в охоте за моими деньгами. Но… у меня же нет никаких денег! Все деньги у него!»

Она ничего не понимала, в голове крутился сверчком ужас и страх, пока лифт полз в какие-то подвалы медленно и поскрипывая, как будто специально для изощренной страшилки издавая ужасные звуки.

Они вышли в длинный коридор и к ним тут же подъехал открытый вагончик. Питэр протянул Анне руку, молча усадил в вагончик, что-то повернул, и они поехали по этому длинному коридору. Два раза поворачивали, потом опять ехали прямо, пока не уперлись в дверь. Питэр нажал еще какую-то кнопку, и двойная дверь разъехалась в стороны.

За дверью оказалось очень большое помещение, заполненное людьми в белых халатах. Это были лаборатории за стеклянными дверьми, заставленные всевозможными мудреными приборами и компьютерами. У Анны от страху все так тряслось внутри, что, когда она увидела так много людей, слезы сами потекли из ее глаз, как реакция отпускания внутреннего зажима от возможного ужаса.

Они проехали мимо всех людей и остановились около очередной стеклянной двери. Питэр взял Анну за ее дрожащую руку, помог выйти и провел в большой кабинет. Он усадил ее в большое, мягкое кресло, а сам уселся напротив.

– Ну вот, дорогая моя девочка, пришло время поговорить нам очень откровенно и честно. Я ученый. Генетик и гематолог, историк и философ, изотерик и микробиолог, называй, как хочешь. Мы в нашей лаборатории занимаемся селекцией. Селекцией семян, деревьев, животных и даже человеческой породы. Не смейся. Настало время помочь людям создать человека нового. Мы отбираем высоко качественный генофонд людей разных рас, и создаем особей универсально чистых генетически. То есть берем у женщин яйцеклетки и оплодотворяем спермой взрослого человека искусственно. Используя для этого только совершенно здоровых, крепких физически и морально, адаптированных к среде и жизненным обстоятельствам личностей. Я специально женился на тебе, моя девочка, потому что увидел перед собой эталон женской красоты и не мог пройти мимо. Ты нужна нам для того, чтобы подарить миру свой чистый и высококлассный генофонд. Я думаю, что для тебя это не будет накладно. Мы обеспечим твое будущее по очень высокому разряду, позволим себе оказывать помощь в любой твоей прихоти и сделаем все, чтобы тебе было жить на нашей планете очень комфортно и чувствовать себя нужной для людей.

Анна сидела в кресле и совсем не понимала, что происходит? Она фиктивно вышла замуж для того чтобы остаться в Америке, а получается, что попала из огня да в полымя, как сказала бы тетя Аня! В самые настоящие лабораторные крысы? Какой ужас! И что теперь делать? А если она не согласится, эти люди могут ее действительно убить?

«Мама родная! – хотелось крикнуть ей громко! – Хайнц, за что!!!»

А она со своими сексуальными и похотливыми страстями разные глупости придумала! Она ему глазки строила, а он в голове совсем другое вынашивал! Она не интересовала его, как женщина! Ему только ее генофонд нужен! И в каком виде? Они что, собираются из нее хирургическим путем добывать ее яйцеклетки или она должна будет их вынашивать после этого оплодотворения, как суррогатная мать? Боже мой, за что? Что такого она действительно натворила в прошлых жизнях, если теперь ее могут разобрать на запчасти или использовать с такими жуткими целями, что подумать страшно!

В горле пересохло так, что невозможно было вымолвить ни слова. Ання хотела спросить, где здесь выход и есть ли он вообще?

Питэр понял, что с ней, и тут же налил воды из бутылки. Анна пила воду и стучала зубами о край стакана так громко, что слышно было на весь кабинет.

– Анечка. Да успокойтесь вы! Ничего страшного не произойдет, поверьте мне. Если вы не хотите ни в чем участвовать, мы не будем вас привлекать. Просто жалко смотреть, когда такая красота пропадает просто так, а могло бы появиться на свет много таких же очень красивых людей. – говорил Питэр очень ласковым голосом, отчего ей становилось еще страшнее.

– Я… я должна подумать. – еле выдавила она из себя. – я сейчас сразу не готова. Можно вы меня отвезете наверх? Я вам клянусь, что о моем посещении вашей лаборатории не узнает ни один человек на свете. – добавила она дрожащим голосом.

– Девочка моя. Мы не занимаемся криминалом и бояться нам нечего, поэтому мы не будем требовать от вас конфиденциальности и прочих строжайших тайн.

Глава двадцать вторая

Концерты

Несколько суток Анна не выходила из своих апартаментов. Она боялась показаться Питэру на глаза. Ей казалось, что он может так пронзительно посмотреть на нее, что она, как подопытный кролик, поднимет лапки кверху, поползет к нему на коленках, и готова будет от страха на любые эксперименты с ее участием.

Она валялась в кровати, и даже бассейн был для нее уже недоступен, так она решила сама. Тоска наваливалась на душу, а в голове крутились волчками разные страшные мысли, которые переходили в ночные видения или сон, трудно было понять. Снилась такая галиматья, что не верилось в то, что такие сны бывают вообще!

Один сон разбудил ее ночью собственным криком! Ей снился тот самый вечер, когда она его поцеловала прямо во время танго, и он увел ее в машину. Машина стояла немного за углом здания, и это оказалось замечательно, потому что добраться до виллы они сразу не смогли бы ни за что. Им помешала бы безумная страсть, которая выплеснулась из них сразу и очень бурно! Они вцепились друг в друга, и жаркие поцелуи мешали понимать происходящее.