Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Настроенческим демократам именно этого не хватает - девиза повседневной работы. Почти уверен, президент двухтысячного года будет приговорен, если не обретет этого девиза. Россия - страна философическая, рассуждающая, ей нужен собирательный девиз. Если говорить о среде (а рынок это среда), то и лозунг должен соответствовать этой среде. Я бы эскизно обозначил его так : "не проедать, а развиваться". Тезис, раскрывающий, с одной стороны, наш очевидный национальный изъян, безалаберность и неумение рачительно расходовать обретенный ресурс. С другой - направление действия развиваться. Система распределения, складывавшаяся десятилетиями, - это система проедания. И "талонность", и жесткое планирование есть мышление дефицитности, мышление недоверия. Не случайно, что противоядием ограничениям стало не творчество, а воровство. "Возьмите суверенитета столько, сколько можете переварить" - при всей якобы ошибочности эта президентская фраза-экспромт претендует на главенствующую идеологию федеративного государства, расставляющую точки над "i" в разделении властных усилий центра и регионов.

В чем же проблема? Почему у нынешнего режима нет идеологии?

Во-первых, потому что нет идеолога.

Во-вторых, как уже было отмечено выше, нет понимания, что есть на самом деле объединяющая идея.

В-третьих, есть объективная путаница между целью и средствами.

И наконец, есть страх перед тем, прежним видом идеологии, которая в конечном итоге превратилась в дисциплинарный, лагерный распорядок жизни, выявивший главную порочащую суть всеохватной идеи - во что бы то ни стало найти врага. Враг - причина наших неудач, нашей неблагополучности, нашей экономической неуспешности. Враг внешний и враг внутренний. Увы, но демократы, крикливо отрицая этот идеологический диктат, впитали его суть. Деление общества на "наших" и "не наших" столь же существенно в либерально-демократической среде, как и в среде национально-патриотической, и уж тем более в среде коммунистической.

И еще одно. Отсутствие идеологии не значит отсутствие объединяющей общество идеи, потому как идеология - понятие суммарное, состоящее из принципов и постулатов бытия. Идея же - осмысленный стержень, магнит.

Отсчитывает уходящие дни политический хронометр. До президентских выборов остается 60, 55, 49 дней... Последняя суета у входа в избирком. Николай Рябов, глава избирательной комиссии, закованный в латы формальных принципов, и жалует, и милует. Странно, но миллион подписей оказался вполне преодолимым барьером. И обещанная пятерка кандидатов разрастается и превращается сначала в семерку, а затем в десятку претендентов - Геннадий Зюганов, Борис Ельцин, Григорий Явлинский, Александр Лебедь, Святослав Федоров, Аман Тулеев, Владимир Брынцалов, Мартин Шаккум, Михаил Горбачев, Владимир Жириновский, Галина Старовойтова и Юрий Власов на подходе. Двое последних отклонены избиркомом. Опять вмешается Верховный суд, и кто знает, возможно повторится история Брынцалова. Упрямый Рябов вынужден будет отступить. Двадцать восьмого апреля, в пятницу, Брынцалов получил, наконец, документ, удостоверяющий его кандидатство в президенты. Количество кандидатов - лишь подтверждение: мы оттаиваем, изгоняем из себя дух неальтернативности. Мы захлебываемся от возможности иметь не одну, а 20, 30, 50 партий. Не одного, а десять кандидатов в президенты; на одно место в парламенте выдвинуть пятнадцать претендентов. Мы, как и они. Нет, мы лучше их, мы демократичнее, "дозволеннее". Это пока. Уже брезжит где-то в подсознании усталость - не перегрелись ли. Так и говорим: "народ устал от политики, пора тормозить". В переводе на русский язык это значит - власть устала от народа. Ее раздражает реакция народа на неустроенность жизни, на неудачливость реформ, на невыплаченную зарплату.

Поздняя и долгая весна. Уже май, а в Москве всего-навсего +6°. Деревья было поверили теплу и начали распускаться. Два-три жарких дня, и все распахнулось, набухло. И лес еще без листвы, но все равно будто окутан прозрачным зеленоватым туманом. Но это лишь миг, мгновение. Снова антициклон, снова похолодание. Думали, только у нас, оказалось, нет. И в Европе тоже. Странно, но всюду одни и те же закономерности. Природа так же доверчива, как и люди. Весне положено начаться, и уже все наготове. Жизнь обретает признаки весны. И вдруг тепло оказывается обманчивым. Снова заморозки. Облетают цветы, обещавшие обильное плодоношение. Все вокруг буйно зеленое, но неизменчивость обманчива - урожай приговорен, его не будет. Страна живет в ожидании экономического чуда. Ведь была же оттепель. Да нет же, оттепель это исключение, циклон, а правило - это холода.

Президент вдруг поскользнулся, пошел неловко влево, наобещал и не выполнил, затем вправо, пообещал совсем другим, что обещать больше не будет, и опять не выполнил. Страну зашатало. Обещанный мир и согласие надломились. Началась чеченская война. Вот вам очередные заморозки. Средства, с трудом добытые, пошли на латание военных дыр. На армию, на МВД - там тоже войска, на пограничников - у них своя армия. Удивительная страна - одну армию обеспечить не можем: то впроголодь, то по холоду босиком. Зачем же три армии держать? И этого мало. Еще ведь и президентская гвардия, и войска МЧС. Все по той же причине: от шатания, от неуверенности. Если одна не защитит, другую на помощь позовем. Всегда кто-то же верен президенту?! И незачем зубоскалить, иронизировать на этот счет. У каждого президента свое начало, свое завершение. Похоже, президент отвыкает от президентства медленнее, чем народ от "его величества".

В Бонне 29 апреля я встретился с господином Шабовским, заместителем министра прессы и информации Германии. Вопросы одни и те же - кто победит на выборах: Ельцин или Зюганов? Чего ждать от коммунистов? Правда ли, что убит Дудаев? А сегодня, судя по сообщениям агентств, его преемник вице-президент Яндарбиев принял присягу. Приятно и жутковато, что весь мир живет по российским часам. Нет смысла пересказывать суть встречи. Запомнилось одно утверждение господина Шабовского: "Вы, русские, совершаете, как и мы, одну и ту же ошибку. Вы строите демократию, которая не умеет себя защищать". Идея сильной демократии - не новая идея. По ней тоскуют немцы, итальянцы, англичане. И мы, русские, тоже. Никого не устраивает эпидемия терроризма, разгул мафии. Но где грань между сильной демократией и полицейским государством? Вот в чем сложность.

Итак, народ устал от политики. Что это значит в понимании власти, в понимании окружения Ельцина, да и в понимании самого президента? Есть такая технология сохранения исторического облика городов. Фасады старых зданий сохраняются, а одряхлевшее нутро заменяется полностью: перекрытия, внутренние стены, планировка, все становится как бы современным. Это не реставрация. На реставрацию нет денег. Это капитальный ремонт. С фасада дворец, а внутри казарма - современное административное здание. Президент хотел бы фасад открытой политики сохранить, а саму политику управления страной для начала притенить, а затем и закрыть. "Что положено Юпитеру, то не положено быку!" Власть - тоже род человеческий. Ей присущи усталость, разочарование. Она нетерпелива, ее раздражает избыточность отрицательных эмоций. Так родился президентский девиз, которым он напутствовал нового председателя ВГТРК Эдуарда Сагалаева: "Сделайте народное телевидение".

У президента хорошая память, но медленный и тугой ум. Идею народного телевидения сразу после подписания документа о создании компании в 1990 году, предложили мы, предварительно проговорив эту идею с Михаилом Полтораниным, бывшим в то время министром печати. Ельцин еще не был президентом. Я хотел создать принципиально иное телевидение, в полном соответствии с демократическими преобразованиями, проходящими в России. И застрельщиком этих преобразований в громадной степени должно быть само Российское радио и телевидение. Замысел был и дерзок, и прост - сотворить альтернативу привычному советскому государственному телевидению.

Ельцин живо принял идею и в двух своих знаковых интервью дал расшифровку этому понятию: "Это должно быть другое телевидение, защищающее интересы общества, критикующее власть и говорящее о просчетах власти и ее высших должностных лиц открыто". В ту пору Ельцин, Председатель Верховного Совета, был хоть и большой властью, но не главной. Еще существовал Горбачев, еще был Советский Союз, еще не было ГКЧП, но было желание Ельцина стать властью главной. И тогда понятие "народное" будущим президентом прочитывалось иначе: как телевидение, насыщенное проблемами повседневности, как телевидение заостренно политическое, дающее будущему президенту шанс в борьбе и уравнивающее его шансы в средствах массовой информации, в своем большинстве подконтрольных еще партии, а точнее, ее ЦК. И чуть позже, по инерции провозгласив принцип открытой политики, уже президент Борис Ельцин радовался этому понятию, как ребенок. Он полагал, что тем самым удачно противостоит Михаилу Горбачеву, который уже отошел от хмеля непросчитанной открытости и поспешно отгребал назад, понимая, что открытая политика опасна накатами легализованной оппозиции, а равно и открытым возмущением общества по поводу неисполненных обещаний власти. Ельцин, в ту пору главный оппонент Горбачева, умело пользовался просчетами Генерального секретаря и был напорист, беспощаден и откровенен в своей критике. Но все проходит. Человек, стремящийся к власти, и человек, ее получивший, - это два разных человека. Все демократические принципы, которые позволили команде Ельцина прийти к власти, объявить о начале реформ, а затем и начать их, стали крайне неудобны, когда реальность вступила в суровое противоречие с благими обещаниями реформаторов и классическая американская модель реформ была опрокинута российским менталитетом. Ощущение, схожее со стонами по причине новой обуви на опухших ногах.