Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности - Андрей Ястребов

Пассивное внимание рядового телезрителя фокусируется на той или иной проблеме, обыватель активизируется и вступает в интерактивную игру. Количество голосов в пользу того или иного вердикта увеличивает аудиторный масштаб восприятия ТВ-реальности как единственной, которую зрителю по силам вершить. Плохо это или хорошо – сегодня эти вопросы звучат, по меньшей мере, праздно.

Одна из наиболее обсуждаемых в определенных социальных группах тем – объективность ТВ-информации. Основной упрек: телеолигархи – владельцы и проводники информации, выгодной в большей степени государству и отчасти элитам, – заинтересованы в том, чтобы не существовало альтернативных новостей. Вновь и вновь ставятся непраздные вопросы: что есть альтернативные новости; насколько они могут быть неангажированными; нужны ли они и т. д. Создается иллюзия, что «независимые» блоги и интернет-сайты компенсируют потребность человека в объективной информации, однако на поверку обнаруживается факт приблизительности подобной информации. Хотя бы потому, что разнообразные «партизанские» блоги действуют от имени «когниториата» – работников нематериального труда, сетевых интеллектуалов, чьи интересы и запросы редко когда совпадают с потребностями массовой аудитории. Именно поэтому альтернативные новости если и имеют спрос, то у весьма ограниченного количества пользователей, которые не влияют на общие политические тенденции и социальный контекст.

Следует уточнить один немаловажный аспект проблемы. Сильные и претендующие на авторитетность интернет-бренды являются собственностью крупных корпораций, которые настойчиво ужесточают цензуру информации. В этом смысле убежденность, что интернет-информация является неангажированным источником объективных знаний и действенной альтернативой ведомственной ТВ-информации, терпит фиаско. Интернет и ТВ отмечены равными изъянами. Мечтательная мысль о бесконечных возможностях Сети в качестве поставщика честных новостей сталкивается с очевидным ограничением – цензурой, которая настойчиво осуществляется под эгидой государственной безопасности (защита госсекретов, антитеррористическая деятельность, борьба с порнографией и т. д.)

ТВ дает потребное для обывателя разнообразие. Иная проблема – есть ли необходимость в этом разнообразии. Однако вопрос этот относится к сфере этики, а не эстетики. И вопрос этот в равной степени можно адресовать как книге, так и ТВ.

Телесвидетель телевсего

Современный обыватель – телесвидетель телевсего – открыт для притяжения самой произвольной идеи. Цивилизация приучает зрителя к неопределенности пределов, им занимаемых, к опасности быть вытесненным из круга привычной жизни. Общественные кризисы настойчиво проводят мысль, что рамки существования человека предельно фиктивны, и не более чем вывеска, под которой человек как-то живет и что-то делает. Очередной кризис может без труда сменить эту вывеску, и только ТВ компенсирует драму социального существования, дает иллюзорную надежду на сохранение хоть некоторой стабильности, внимательно отслеживает направления социального движения, во всяком случае, мобильно реагирует на актуальные проблемы времени.

Обозревая современные общественные тенденции, можно прогнозировать появление в недалеком будущем еще неизведанной социальной страты – новых бедных. Им даже подобрано название – прекариат, это пролетарии постиндустриального общества – разорившиеся предприниматели, художники-неудачники, обедневшие вчерашние аристократы. Новые изгои, как и их предшественники, нуждаются в новой религиозности.

Современная жизнь абсурдна и внезапна. Судьба мудра, молчалива и жестока. Она ни с кем не хочет обсуждать свои планы, а человеку необходимо с кем-то обсудить реальность, перестать ее бояться, вытеснить надуманными страхами ужас действительности. Количество построенных храмов не имеет ничего общего с ростом доверия к религии. Количество изданных книг не способно конкурировать с абсурдом и внезапностью жизни. Прекариату нужна надежда, точнее, ощущение принадлежности к некоему, не редактируемому кризисами, глобальному целому. Выброшенный из общества человек через экран телевизора сможет приобщиться к жизненному изобилию, пусть избыточному, ненужному, но успокоительному. ТВ никогда не было детищем интеллектуальной элиты, его демократизм, ориентированность на среднестатистического любопытствующего дилетанта, мыслительная бедность и нелогичность так или иначе помогает систематизировать абсурд жизни куда успешнее, чем элитарная и депрессивная книга.

Даже если ролевые игры книги и ТВ в сегодняшней коммуникационной среде нередко принимают патологический оттенок, так или иначе сами роли распределены. Интеллектуальные амуры с современностью ТВ выполняются весьма блистательно, книгой – скорбно и натужно.

Верность книги традиционным патерналистским настроениям позиционируется ее апологетами как защита обманутых и оскорбленных. Подобная позиция не нуждается в комплиментах, однако очевидно ее бессилие. Книга как результат длительного творческого и технологического процесса сегодня не успевает адекватно реагировать на трансформацию реальности, оттого демонстрирует феноменальную близорукость в вопросах обсуждения практики и метафизики действительности.

При этом создается впечатление, что современному человеку даже как-то неловко показаться на людях без осудительных размышлений о массмедиа. Куда более популярны сладкие серенады в адрес печатного продукта.

Да, в книге больше смысла, чем экшена, но более живой и востребованной она от этого не делается. Можно молиться на старую добрую книгу, в отчаянии воздевать руки к небу, но вряд ли в ближайшем будущем вернется мода на чтение. Пусть мир ТВ отчасти или полностью придуман, пусть ТВ с деланным пафосом обсуждает несуществующие проблемы, пусть ТВ – хит-парад рэпующих идей, симфонический оркестр попсующих концепций. Пусть ТВ напоминает детсадовское исполнение фуг Баха. В этом нет ничего трагичного. Даже если ТВ скрывает свою опереточную ухмылку под маской трагедии, а ряженый античный хор больше смахивает на кордебалет. Пусть так или даже так… В начале ХХI века, в разгул пассеизма, тотальной дезориентированности в ценностях человек нуждается в освобождении от страхов, или, в крайнем случае, их приручении.

Тибор Фишер иронично заметил: «Один человек богу молится, а другой – бифштексу». Человеку удается сочетать несовместимое, он может полемизировать с ТВ, не соглашаться, обсуждать, но ТВ в современном мире становится и реальностью, и молитвой, и Богом, и бифштексом. Человек относится к ТВ как к Богу…

...

МЫСЛИ НА ЛЕСТНИЦЕ

ОБНУЛЕНИЕ ЛИКВИДНОСТИ

…ТВ переписывает ламентацию Джона Донна…

«…ни один человек не есть остров и совсем не самоценная философская акция, напечатанная на плотной гербовой бумаге вечности. Каждый человек – часть инвестиционного пакета, элемент перманентной инновации, приносящей прибыль медиа-олигархам. Если новые технологии смоют столь ненавидимое тобою телевидение, то это будет потеря такая же, как если бы обнулилась ликвидность твоего философского нарциссизма, как если бы случился дефолт привычных концепций и наступил тотальный дефицит морального счета всех пайщиков. И поэтому никогда не спрашивай, по ком работает телевизор. Он работает по тебе. Потому что он твой Бог».

Чапаев и Пустота Ярмарки тщеславия

Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а кто радуется; здесь курят, плутуют, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки… шарлатаны… бойко зазывают публику… между тем как ловкие воришки, подкравшись сзади, очищают карманы зевак.

У. Теккерей, Ярмарка тщеславия

Ассортимент был большой, но какой-то второсортный, как на выборах.

В. Пелевин. Чапаев и Пустота

Давайте, дети, сложим кукол и закроем ящик, ибо наше представление окончено.

У. Теккерей, Ярмарка тщеславия

Удачливую миссис Родон знали за каждым игорным столом в Германии. Во Флоренции она жила на квартире вместе с мадам де Крюшкассе. Говорят, ей предписано было выехать из Мюнхена. А мой друг, мистер Фредерик Пижон, утверждает, что в ее доме в Лозанне его опоили за ужином и обыграли на восемьсот фунтов…

У. Теккерей, Ярмарка тщеславия

Конституция предусматривает, или предусматривала, умеренный деспотизм, ограниченный ландтагом, который мог быть, а мог и не быть избран.

У. Теккерей, Ярмарка тщеславия

Все члены общества, – конечно, мы говорим о благородном обществе, ибо что касается бюргеров, то никто от нас не ожидает, чтобы мы обращали на них внимание, – ездили друг к другу в гости.