Экономическая журналистика - Денис Шевчук

Понятно, что никакой практической пользы не извлекут для себя судьи, прочитав перед принятием решения по вынесению приговора оба эти комментария. Скорее, вновь столкнутся с неразрешимой дилеммой: применять при вынесении приговора ст. 144 УК РФ, или же преступление подлежит переквалификации и виновного следует привлекать к уголовной ответственности по другой статье уголовного закона, в которой признаки объективной стороны – насилие или угроза причинением насилия, – закреплены в диспозиции непосредственно и не вызывают сомнений. С той же проблемой столкнутся и студенты юридических вузов, которым также рекомендованы эти практические пособия, когда после изучения теоретической части этого вопроса по учебникам в редакции профессора Здравомыслова или Гаухмана они обратятся к названным комментариям при выполнении контрольных работ по уголовному праву. Следует отметить, что авторы названных учебников солидарно считают, что «принуждение может выразиться в применении к самому журналисту или его близким любого насилия, т. е. как опасного, так и не опасного для жизни или здоровья, либо в угрозе его применения, в уничтожении или угрозе уничтожения имущества, шантаже, т. е. угрозе разглашения нежелательных сведений и других действиях».

Из данного разъяснения к ст. 144 УК РФ следует одно важное, на наш взгляд, уточнение, которое делают авторы учебной литературы при описании признаков объективной стороны: к понятию «принуждение» они относят применение любого насилия либо угрозу его применения не только к журналисту, но и его близким. Таким образом, толкователи данной нормы делают ее доступной для применения и в тех случаях, когда при посягательствах на профессиональную деятельность журналистов заложниками преступления становятся их семьи. Кроме названных учебников больше этот способ совершения преступления не описывается ни в одном из используемых в нашей работе источников. О нем имеется лишь краткое упоминание в комментарии под редакцией А.В. Наумова, в контексте того, что «в УК РСФСР была аналогичная статья (140(1)), которая в ч. 3 предусматривала угрозу применения насилия над журналистом или его близкими при обстоятельствах, указанных в ч. 1 и ч. 2 комментируемой статьи». Продолжая далее свою мысль, А.В. Наумов делает вывод, что «…законодатель, исключая эти положения, исходил из того, что в УК имеются другие нормы, защищающие граждан от угроз и насилия, которые в равной степени распространяются и на журналистов».

Возможно, автор данного комментария и прав: законодатель, действительно, исключая эти положения, исходил из того, что в УК имеются другие нормы, защищающие граждан от угроз и насилия.

Но на наш взгляд, исключая данные способы принуждения журналистов к распространению или к отказу от распространения информации из признаков объективной стороны, он не учел одного важного обстоятельства – возможности применения данной нормы по совокупности совершенных преступлений. Между тем, прежний уголовный Закон не только позволял это делать, но и требовал: «Под насилием, как способом совершения преступления, предусмотренного ч. 3. ст. 140(1), понимаются причинение журналисту или его близким легкого телесного повреждения или побоев (см. ст. 12). Причинение при этом менее тяжкого или тяжкого телесного повреждения, а также смерти квалифицируется по совокупности ст. 140(1) и ст. ст. 102, 103, 106, 108, 109.

По ч. 3 комментируемой статьи квалифицируется также воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов, соединенное с угрозой насилия над ним или его близкими, повреждением или уничтожением их имущества, а равно совершенное путем подкупа». (Комментарий к ст. 140 (1) Радченко).

Невозможность применения данной нормы по совокупности совершенных преступлений, как и другие перечисленные выше причины, ведет к тому, что статья 144 УК РФ, которая предусматривает одну из важнейших гарантий (в виде охраны) свободы массовой информации, вновь оказывается бесполезным творческим продуктом российского законодателя, – декларативной нормой, не применимой на практике.

Законодатель делает возможным применение данной статьи Закона по совокупности преступлений лишь в одном, исключительном случае, когда принуждение журналиста к распространению либо к отказу от распространения информации совершается лицом с использованием своего служебного положения. В данном случае дополнительным объектом преступления является законная деятельность учреждения или организации, где работает виновный.

Таким образом, мы вновь приходим к тому, что применение или неприменение данной нормы на практике зачастую непосредственно зависит не только от совершенства или несовершенства способа ее изложения в Законе, но и от субъекта данного преступления. Огромную роль в этом вопросе играет также и субъективная сторона. Исследованием этих элементов состава преступления, предусмотренного ст.144 УК РФ, мы и займемся в следующем параграфе.

Субъект и субъективная сторона

Субъективная сторона всех преступлений характеризуется прямым умыслом, если состав формальный, и прямым или косвенным умыслом, если состав материальный. Поскольку в нашем случае мы имеем дело с формальным составом преступления, то из этого следует, что виновный осознает, что принуждает профессионального журналиста к распространению или к отказу от распространения информации, и желает этого, то есть, руководствуется в своих действиях исключительно прямым умыслом.

Цель принуждения непосредственно указана в Законе, – добиться от журналиста распространения или отказа от распространения информации.

Несмотря на это, авторы некоторых комментариев ошибочно, на наш взгляд, считают, что «мотивы деятельности виновного и цель его деятельности не влияют на квалификацию содеянного, они могут быть самыми разнообразными». Именно исходя из таких вот толкований данной правовой нормы и возникают на практике примеры, подобные тем, которые мы уже приводили выше. Волгоградский суд, вынося оправдательный приговор по обвинению полковника милиции, счел достаточно убедительными доводы защиты, основанные не на букве Закона, а на том, что Никищен-ко не преследовал своей целью ущемить свободу средства массовой информации. В приговоре суда по этому поводу сказано: «У Никищенко Н.И. никакой заинтересованности в ограничении свободы „Комсомольской правды“ и журналистской деятельности Черновой И.Г. не было».

«…В силу своих должностных обязанностей Никищенко не обязан встречаться с журналистами. Также Никищенко в объеме предоставленных ему прав не может ограничить каким-либо образом журналиста, а тем более средство массовой информации».

Как видим, суд проигнорировал волю законодателя и не принял во внимание то обстоятельство, что обвинение Никищенко предъявлялось не в том, что он преследовал своей целью ограничить свободу средства массовой информации, а в том, что он препятствовал законной деятельности журналиста путем принуждения, добиваясь от него отказа от распространения информации, – то есть цели, на которую дается прямое указание в Законе. Причем действовал он, руководствуясь прямым умыслом, поскольку осознавал, что принуждает профессионального журналиста к отказу от распространения информации, и желал этого. Все остальное – ограничение свободы средства массовой информации, ущемление свободы слова, – есть ни что иное, как общественно опасные последствия этого деяния. Действия Никищенко привели к тому, что под принуждением Чернова попросила редактора снять свой материал из номера. Редакция была ограничена в своих действиях авторским правом и отказалась от его публикации. Это повлекло за собой то, что от читателей популярной газеты была сокрыта общественно значимая информация о работе волгоградской милиции и о тех преступлениях, которые совершаются сотрудниками внутренних дел данного региона при несении службы. Следовательно, было нарушено конституционное право граждан на получение информации и право журналистов на ее свободное распространение, что является одной из форм ущемления свободы массовой информации.

Таким образом, доказывая свою точку зрения на понятие цели преступления как признака субъективной стороны, мы были вынуждены прибегнуть к установлению причинно-следственных связей – одного из важнейших признаков объективной стороны преступления, о котором мы осознанно не упоминали раньше, чтобы избежать повторов при его последующем описании. При этом мы также обозначили общественно опасные последствия данного преступления.

Переходя к исследованию субъекта данного преступления, отметим, что все перечисленные выше признаки субъективной стороны в равной степени относятся и к общему субъекту, которым может быть любое вменяемое лицо, достигшее возраста 16 лет (ч. 1 ст. 144 УК РФ), и к специальному субъекту, предусмотренному ч. 2 исследуемой нами нормы.