Скинхед - Рена Юзбаши

Убей меня бог на этом месте, если я помню, в какой кофте она была 14 февраля. Такое, пожалуй, она мне не простит, надо увильнуть от ответа:

— Ты ей понравишься в любом наряде. Уверен.

Вот он, ответ достойный мужчины — Ира даже зарделась от удовольствия.

Как и договорено, мы встречаемся ровно в четыре у нее во дворе, Ира — с круглой коробкой в руках.

— Подарочек значит?

— Я небольшой тортик испекла, она же болеет, а к больному человеку с пустыми руками не ходят, меня этому мама научила.

Пожалуй, это мне теперь тоже было известно. Только у Иры получилось это по-домашнему, даже красиво, а я отделывался соками, которые покупал в универсаме недалеко от маминой больницы.

Забрав у нее «тортик», весивший не меньше ее самой, мы направляемся ко мне. Но прежде я нежно коснулся губами ее розовой щечки. Мама, как я и предполагал, встречает нас своей искренней улыбкой:

— Привет, ребята, — и она распахивает дверь, — милости просим, гости дорогие.

— Здравствуйте, Надежда Артемовна, — Ира, глубоко вздохнув, переступает порог нашего дома.

— А тебя зовут Ира, я угадала?

Ира отважно кивает головой, соглашаясь. Она все еще цепляется за рукав куртки обеими руками, и я не могу вручить маме торт. Мама, точно оценив обстановку:

— Давайте-ка, торт, который, предназначен мне, заберу на кухню, чай поставлю, а вы пока разувайтесь, раздевайтесь и садитесь за стол.

— А она у тебя классная, — первое, что произносит Ира, когда я провожаю ее домой. Время за чаепитием пролетело быстро и звонки на мобильный напомнили ей, что пора домой. Давно я не видел маму такой расслабленной, да и Ира, хоть и выглядела первоначально несколько смущенной, потом обрела привычную естественность. А уж мне как хорошо было: две главные женщины в моей жизни понравились друг другу. Мы шутили, пили чай, ели торт и мама сказала, что в Ире редкое сочетание ума, красоты и эрудиции, а потом подумав добавила: «А то, что она так вкусно печет, делает ее совершенством». А Ира тут же гордо расправила плечи и пихнула меня локтем под бок, что заставило даже маму расхохотаться, чего ей делать было противопоказано, как выражался «Пилюлькин», ее доктор…

Ночь была светла, а весеннее небо над нашими головами — чисто, что редко случается в это время года в Москве.

Глава 8

АПРЕЛЬ

Утро разгоняется весело с сюрприза: бодренького бабушкиного голоса. Хоть мычи в подушку — сейчас разложит на кухне свои деревянные сувениры и примется ворчать по поводу и без оного. Приходится вставать, оттого, что зароешься в постель, бабушка обратно в деревню не уедет. Следующий сюрприз выдает зеркало: а волосы-то уже отросли, почти шевелюра, пора в парикмахерскую, пока в клубе не ребята начали прикалываться.

Теперь хорошо бы на цыпочках прошмыгнуть в ванную, чтобы избежать сюсюканья бабушки о том, как повзрослела ее кровиночка. Кровиночка — это я — косая сажень в плечах. Обычно бабушка приезжает в город на пару недель, через день ей становится скучно, дома никого — во дворе нет лавочек, не с кем обсудить экономическое положение современной российской деревни, в результате, она начинается собираться к себе в Малаховку, на что уходит остаток побывки. Ничего, в прошлый раз вытерпел и теперь надо с юмором смотреть на бабулю. Да и мне будет спокойнее, если с мамой кто-то дома побудет, все не одна. А то я то в школе пропадаю, то в клубе на тренировках и собраниях.

— Артемушка, ой, как же повзрослела моя кровиночка. Не сегодня-завтра жениться надумаешь, — заводится она, обняв меня, как только я появляюсь на кухне. — Надя-то говорит, что у тебя и невеста уже есть.

Как же наша старушенция изменилась за пару месяцев: совершенно усохла, как будто стала меньше ростом. Мы с мамой заговорщически перемигиваемся, в то время как я норовлю высвободиться от бабушкиных объятий, окутанный ароматом чеснока, лука, парного молока и меда.

— Я вот грибочков вам привезла маринованных, варенья, молочка, — баночки и свертки с превеликими предосторожностями выгружаются из сеток и допотопных корзинок.

— Ну, чего ты все это тащишь на себе? Неужели ты думаешь, что в Москве нет молока? — мама с грустью, но и не без любопытства обозревает груду банок-склянок с яствами.

— Да разве у вас молоко? Так, водичка с химией белого цвета. А это молоко я у Никитиных беру — для Артемушки, у них две коровы и кормят они их хорошо. Ему молочко ох как оно полезно — растет ведь.

— Бабуля, глянь повнимательней — я, вон, как вымахал.

— Школьник, — начинаются мамины нравоученья. — Вон, бабушка первым делом спросила, куда ты надумал поступать.

— А я надумал поступать? — бросаю недоуменный взгляд на маму, наливая себе чай.

— Артем! — у мамы в глазах легко просматривается буря. — Мы же это уже обсуждали, — она отодвигает чашку.

Я, кажется, слегка перегнул, надо бы разрядить обстановку.

— Вот стал бы врачом и меня лечил бы на старости лет, — спешит бабуля на помощь, открывая, не без усилий, банку с моим любимым, клубничным вареньем.

— А если я залечу тебя так, что свет белый будет не мил. Мне же потом всю жизнь мучиться, грех-то какой на душу, собственную бабулю… того…

Шутка дает эффект обратный ожидаемому — бабушка начинает причитать, что все жаждут ее смерти: и соседи, и Никитины, которые на пасеке пчелам сахарный песок подкладывают, и вот Артемка, родная кровиночка — и он туда же… Не помогают и заверения мамы, что у меня такая дурацкая манера шутить. В самом деле, дурацкая. Хотел как лучше, получилось как в анекдоте: «Дурак ты боцман, и шутки у тебя дурацкие…»

— Ну, чего вы ко мне прицепились, вон еще сколько времени до вступительных экзаменов осталось. И с какой радости вы уже сейчас носитесь с моим поступлением? Да еще в медицинский? Я еще в армии должен отслужить, — говорю, не подумав и тут же кусаю себя за язык. Мы пару раз с мамой обсуждали предстоящую армию и каждый раз все заканчивалось ее слезами. Она считает, что вчерашним школьникам рано служить в нашей армии, очень уж время неспокойное сейчас.

— Вот закончишь институт, и отправишься служить. Я просто хочу, чтобы ты выбрал профессию, которая тебе интересна и начал готовиться к экзаменам. Хотя, конечно, если ты выберешь физкультурный, то можно считать, что ты уже в списке студентов, — и мама иронично посмотрела на мои выпирающие из-под майки накачанные мышцы.

Ясно, что пора заканчивать милый семейный завтрак.

* * *

У Даньки на столе лежит какой-то диск, на обложке голый череп с двумя перекрещенными костями на обложке. Любопытно…

— Поосторожнее, уронишь, не дай бог, — и он забирает у меня диск.

— А что это за ценность такая, что на него даже дыхнуть нельзя? — искренне удивляюсь я, уставясь на Даньку.

— Это песни Таракана. Ты хоть о нем слышал?

— Если честно, то нет.

— А зря, песни как раз для нас, — и Даня со значением посмотрел на меня.

— А если поточнее?

— Таракан поет о России, о том, куда мы идем и что нас ждет впереди. Между прочим, Учитель обожает его.

— А где их можно купить диски-то Таракана? — мне стало любопытно.

— Так в том-то и дело: так просто их не купишь. Таракан, видите ли, национальную рознь разжигает, и его диски запрещены, понял?

— А откуда он у тебя взялся, с неба что-ли свалился?

— Так это места надо знать правильные и людей, — насмешливый тон Даньки сменился снисходительностью: — Ладно, чего для друга не сделаешь, бери и слушай на здоровье. Только вернешь, как перепишешь себе.

В таких случаях, меня дважды просить не приходится.

— Он еще иногда концерты дает, так что держись ко мне поближе, как узнаю, сразу свистну.

* * *

А бабка дома поджидает с главным вопросом ее жизни: когда я уроки успеваю делать? Еще один контролер на мою головушку. Я популярно объясняю, кому нужны домашние задания, после чего она ударяется в слезы:

— Видно мне и впрямь на тот свет пора, раз я родному внуку не нужна, — заводит она любимую пластинку. — Ты же у нас единственный, мать тобой живет, а ты…

— Да знаю я, знаю.

Теперь можно, хлопнув дверью, запереться в своей комнате, нацепить наушники и врубить Таракана. Песни у него действительно, что надо. Но не для бабули и тем более не для мамы. Эта музыка для нас — гимн «Красного кольца».

Товарищ, верь: пройдет она -

И демократия, и гласность,

И вот тогда госбезопасность

Припомнит наши имена!

Я целую клеймо «Красного кольца» на запястье и прижимаю его к сердцу — оно должно принести мне удачу.

* * *

Сегодня разборка с дагами. Они, видите ли, хотят нам доказать, что тоже могут объединяться и быть силой. Тоже мне «Черные тигры». «Черномазые козлы» — вот они кто. Ну-ну, сегодня мы посмотрим, что это за сила. План у нас простой. Разбираться с этими дикарями с гор предстоит ребятам Даньки. Я присутствую в качестве наблюдателя, сам по себе, как бы набираюсь опыта подобных разборок. С гор эти дикари спустились, видно, не так давно, наверно, поэтому и воспринимают Москву как большой аул. Бойцы от нетерпения разминаются, а архаров все нет и нет. Данька начинает нервничать: