Звезда победы - Виктор Стариков

Они совсем не говорят о будущем. Фомичеву кажется, что еще есть время все решить. Сейчас он счастлив и этой дружбой с ней.

Но он начинает замечать что-то новое в Марине Николаевне. Иногда ему кажется, что она решает какую-то сложную и трудную задачу, забывая в это время о нем. В такие минуты он старается не мешать ей. Но что это, какая мысль мучает ее, — он не решается спросить.

Случается, что, засидевшись у Марины Николаевны, Фомичев опять идет на завод по спящей улице, прислушиваясь к голосам ночной жизни. Возвращается к себе в три-четыре часа. К диспетчерскому совещанию, свежий, побритый, Фомичев уже в своем кабинете.

Счастливые рабочие дни!..

Вечер, но еще светло.

Дневная смена час назад закончила свою работу. В красном уголке ватержакетного цеха собираются начальники смен, мастера, рабочие. Парторг цеха Кубарев накрывает стол президиума скатертью, ставит графин с водой, раскладывает бумагу, карандаши.

Приходят Немчинов, Данько, Фомичев, Жильцова, начальники всех других цехов.

Сазонов сидит в дальнем углу. Фомичев подсаживается к нему. Теперь у них установились ровные отношения. В последнее время ватержакетный цех увеличил проплавку руды. Главный инженер еще недоволен работой начальника цеха, но и особо больших претензий к нему не имеет. Сазонов работает много, меняется к лучшему на его глазах.

Председательствует Немчинов.

Директор говорит о цехе. Настало время, когда ватержакетчикам уже пора вырваться вперед. Они первые на заводе теперь уже в состоянии не только выполнять, но и перевыполнять повышенное задание. Годунов своей работой показал, как можно вести печи. Задача всех работников цеха — использовать опыт Годунова, закрепить его и перенести во все смены.

Первое слово Немчинов дает Годунову.

Мастер говорит не больше пятнадцати минут. В смене они провели производственное совещание. Начальник цеха составил график почасовой подачи материалов к каждой печи. Встретились с работниками рудного двора. Те обещали им свое содействие, приняли их график. Вот и все новшества. Точно соблюдали режим работы, не допускали никаких отклонений. Лаборатория контролировала их работу. Смена за две недели перевыполнила задание на двадцать два процента, снизила потери меди в отвальном шлаке, сэкономила топливо.

Жильцова неторопливо развертывает диаграммы. Рассказывая, она поясняет свои слова ссылками на результаты исследования работы цеха, показывает, какой режим был на печах в сменах Годунова, какого режима следует придерживаться. Мысль ясна: смена Годунова точно выдерживала заданный тепловой режим и получила наилучший результат.

Много цифр, сравнений, примеров. Марина Николаевна подробно говорила о работе и других цехов. Это похоже на обширную лекцию о всем заводе. Центральная лаборатория провела большую работу.

Данько спрашивает Марину Николаевну.

— Годунов работает сейчас лучше всех. А как у других?

— Сейчас все стали лучше работать. Вот таблицы по сменам.

Несколько минут все молча смотрят на таблицы.

— Годунов начал большое дело, — говорит Немчинов. — Очень большое. Цеховые работники обязаны поддержать Годунова, перевести остальные смены на его график.

Выступают начальники смен, мастера, рабочие. Рассказ Годунова всех задел. Гневную речь произносит Кубарев. Ему кажется, что успехи цеха могли бы быть более значительными, но много недостатков. В руках у него листок, в нем записано многое: достается Сазонову, не щадит он и Фомичева, Немчинова, начальников соседних цехов. Прорех еще много. Надо больше, оперативнее помогать цеху, который выходит в передовые.

Немчинов доволен резкой речью парторга цеха. Хорошо, когда в цехе есть такие неспокойные люди и настоящие хозяева производства. Они помогают заглянуть в места, недоступные директорскому глазу. Молодец парторг!

Главный разговор идет о том, с какого времени все смены смогут быть переведены на работу по новому графику.

Последним из ватержакетчиков слово просит Сазонов.

— Я прошу, — говорит он и делает паузу, — перевести смену Годунова на прежний режим работы.

Фомичев изумлен: что? что это Сазонов еще придумал?

— Не смотрите на меня такими страшными глазами, товарищ главный инженер, — насмешливо произносит Сазонов. — Я не собираюсь выступать против мастера Годунова. Блестяще работал. Нам же нужна такая же хорошая работа всех четырех смен. А это возможно… Сейчас смена Годунова занимает все внимание работников цеха и рудного двора. Не так просто удается обеспечить ее. Дайте нам недельку на подготовку, и мы введем новый график во всех сменах. А эту неделю употребим на расширение рудной эстакады, на строительство узкоколейки, проведем ремонт оборудования.

Он садится на свое место. Годунов запальчиво кричит:

— Одно другому не мешает! Если все собираться да собираться — никогда не будем готовы.

Немчинов недовольно смотрит на него:

— Хочешь говорить?

— Работать!

— Без демагогии.

Фомичев слушает взволнованные речи работников цеха и думает о предложении Сазонова. Почему он раньше не поговорил с ним об этом. Ход конем? Он хочет всех увести в сторону? Ширма это или то, на что и надеялся Фомичев? В Сазонове заговорил советский инженер?

В комнате спорят. Одни поддерживают Годунова: таких большинство; другие — начальника цеха: таких меньшинство. «Трудно тебе, — думает о Сазонове главный инженер. — Старый авторитет ты утратил, а новый еще не нажил».

Среди немногих на сторону Сазонова твердо и решительно вдруг встает Кубарев.

«Прав или неправ Сазонов? Как бы я поступил на его месте?» — думает Фомичев.

Он наклоняется к Марине Николаевне и шепчет:

— Сазонов прав. Я готов поддержать его.

Она соглашается с ним.

Фомичев слышит свою фамилию. Немчинов дает ему слово.

— Сазонов прав! — громко говорит Фомичев. — В ближайшие дни в цехе все смены могут работать, как годуновская. Поэтому надо создать им условия для хорошей работы. Я за предложение Сазонова.

— Мы собрались познакомиться с опытом работы Годунова и поговорить о возможности перевода всех смен на такой же график, — говорит Немчинов. — Разгорелся хороший спор. Как подготовиться к такому переходу? Кто прав? Обе стороны. Однако Годунов должен продолжать работу по своему графику. Переход его на обычную работу сыграет скверную роль. Попутно, закрепив опыт Годунова, надо перенести его во все смены. Весь цех переведем на работу по новому графику через неделю. Справимся? Обязаны справиться. Это будет нам экзаменом. Будем считать, — он взглянул на Фомичева и Годунова, — ватержакетный цех направлением главного удара. Сосредоточим на этом направлении главного удара все наши людские и материальные ресурсы.

Это решение принимается всеми.

Последними из красного уголка выходят Данько, Немчинов и Фомичев.

— Что-то случилось с Сазоновым, — говорит Немчинов. — Другой человек. Даже глаза другие. Говорит иначе — живее и умнее.

Данько молчит. Он не хочет рассказывать о своей беседе с начальником цеха.

— Случилось, — говорит Фомичев. — Ведь он советский инженер. Разобрался в своих ошибках.

У заводоуправления они встречаются с Мариной Николаевной. Она после совещания заносила бумаги в лабораторию. Немчинов и Данько, простившись, исчезают в подъезде. Фомичев и Марина Николаевна одни.

Они обходят рука об руку поселок по его окраинным улицам. Спящие сады окружают маленькие дома. Здесь нет тротуаров, трава растет во всю ширину улиц, и шаги людей не нарушают тишины. Хорошо бродить вдвоем по таким улицам!

Фомичев и Марина Николаевна присаживаются на скамейку у ворот небольшого дома. Он любит эти ночные прогулки по спящему поселку. Стоит полная и глубокая тишина. Так темно, что зелень близких кустов и деревьев сливаются в одну густую массу.

Фомичеву кажется, что время замедлило свой ход, словно удлиняя для него отдых после трудового рабочего дня.

Он дотрагивается до руки Марины Николаевны.

— Хорошая ночь? Какое это счастливое для меня лето. — В темноте он не видит лица Марины и наклоняется к ней. — Так много всяких событий… Все идет, как говорят, на большом дыхании. Вы, Марина, слушаете меня?

Фомичев еще ближе наклоняется к ней и теперь видит ее глаза. Почему в них грусть?

— Ты хотела мне дать ответ, — после паузы тихо и настойчиво говорит он. — Помнишь? Ведь надо решить…

Пальцы Марины в руке Фомичева дрогнули, и она чуть-чуть отстраняется от него. Впервые он говорит ей ты. Она заметила это и сама уже не решается произносить холодного вы.

— Да, мне очень трудно, — вырывается у нее признание. — Тебе это кажется все так просто. Ну, подумай сам… Проще, проще, чем для меня, — с волнением говорит она. — Я отвечаю за жизнь дочери. Все для меня связано с ней. Я обязана думать не только о себе, но и о Галке.