Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

примеру, возьмем корыстолюбие. Да что я буду тебе о грехах человеческих пересказывать, читай Святое Писание, там все доступно изложено.

– Я-то думала, ты мне расскажешь, кто для нас действительно серьезный противник, а вести борьбу с самим собой – это скучно.

– Знаешь, будут у нас и такие противники, дай только время. Оглянуться не успеешь, как обложат со всех сторон.

– Ну, когда они появятся, тогда и к обороне готовиться начнем. А пока рано о том думать.

Иван Павлович отодвинул от себя шахматную доску, встал, обнял жену и чмокнул ее в щеку. Она чуть отстранилась от него, провела рукой по его лицу, сказав:

– Опять сегодня не брился, тогда бы уж бороду отпустил, что ли. Вот и начинай сам с собой бороться, я не против.

– А чего это мы дома сидим? – сменил он тему. – Так действительно недолго и войну друг с дружкой затеять. Одевайся, и пойдем погуляем, пока погода позволяет.

– С радостью, – ответила она, – я мигом.

Они прошлись по обсаженной березами и старыми липами Богоявленской улице, а потом, не сговариваясь, повернули направо, прошли мимо ажурной каменной церковной ограды и начали подниматься в нагорную часть города. Навстречу им то и дело попадалось много знакомых пар, возвращающихся с прогулки, с которыми они любезно раскланивались и продолжали подниматься наверх. По пути они прошли под каменной аркой, постройки еще петровских времен, между расходящихся веером вверх замшелых стен, сложенных из крупных с непонятными клеймами кирпичей.

Сверху над ними, словно плыла на невидимых крыльях многоярусная соборная колокольня, из оконных проемов которой выглядывали наружу литые бронзовые бока колоколов, напоминающие длиннополые бабские юбки, приезжающих в город зимой на оленях северных инородцах. Мария Дмитриевна, задрав голову, не отрываясь, смотрела на недавно выстроенную колокольню и не заметила, как за что-то запнулась и едва не полетела на землю, если бы муж не успел подхватить ее.

– Осторожно, – заметил он и ехидно спросил: – Ну как, всех ворон пересчитала или еще остались?

– Прости, загляделась. Ты не представляешь себе как красиво, другого такого места я просто не знаю. Тут как будто в иную эпоху попадаешь, когда нас с тобой и в помине не было.

– А я вот ничего такого не заметил, – безразличным голосом ответил Иван Павлович. – Да, старина. Но вот в моей родной Твери ее во много раз больше будет. И места на моей родине не в пример красивее, чем здесь в Сибири.

Мария Дмитриевна приостановила шаг и внимательно посмотрела на мужа.

– Ты это серьезно говоришь? – спросила она, строго глядя супругу прямо в глаза.

– Вполне, – не задумываясь ответил он. – А в чем, собственно, дело?

– Никогда не говори так о моем городе. Мне неважно, как выглядят прочие места, но здесь моя родина и другой у меня никогда не будет. Я не желаю оценивать те края, где ты родился и вырос, но не хочу слышать такие слова от человека, который мне близок и дорог.

Выпалив все это, она пошла вперед, гордо подняв голову и чуть покачивая сумочкой, зажатой у нее в руке. Иван Павлович не сразу опомнился, и лишь через какое-то время бросился вслед за ней. Нагнав ее, и, взяв под руку, он бросил быстрый взгляд и поразился переменам, произошедшим с его супругой. Такой он ее еще никогда не видел и даже не представлял, что она может быть столь резкой и непреклонной в своих суждениях. Он заметил, что щеки у нее побледнели и куда-то исчез их обычный румянец, глаза сузились, губы были сжаты, но при этом взгляд ее не утратил всегдашнего блеска и решимости.

Дальше они шли молча, пока не остановились возле покосившейся церквушки, купол которой был давно не крашен и местами на нем выступила ржавчина, являя собой привычное людское небрежение. Маша, как показалось Менделееву, через силу улыбнулась и пояснила:

– Это церковь Святого Спаса, где когда-то крестили моего привезенного откуда-то мальчишкой прадеда, а потом многих его сыновей. Мне говорили, что это одна из первых каменных церквей в городе.

– А вон, ближе к склону еще одна виднеется, – указал рукой Иван Павлович, – не помнишь, что это за храм? Тоже довольно древний…

– Если ничего не путаю, то это храм Николая Чудотворца. Подойдем к нему?

И они, взявшись за руки, словно недавних разногласий и не бывало, пошли к этой церкви. А потом и к следующей, находящейся на самой городской окраине. Оттуда они увидели почерневший забор, какие-то строения за ним и стоявшего у ворот часового.

– А что там находится? – спросил Менделеев. – Никогда здесь не был.

– Это и есть та самая каторжная тюрьма, о которой мы совсем недавно говорили.

Влекомые любопытством, они подошли ближе к воротам и поздоровались с охранником, державшим в руке мушкет старинного образца. Но тот лишь строго глянул на них, сказав:

– Посторонним здесь быть не положено.

– Хорошо, мы сейчас уйдем, – поспешно согласилась Мария Дмитриевна.

Вокруг острога были насажены кусты боярышника и малины, меж которыми в сторону подгорной части вела небольшая тропинка. За ними Менделеев заметил знакомую фигуру того самого мужика, с которым он совсем недавно беседовал в полицейском участке.

– Пошли быстрее отсюда, – сказал он шепотом своей супруге.

– А что случилось? – не поняла она.

– Потом дома объясню, – торопливо ответил он, увлекая ее в людное место, стараясь избежать непредвиденной встречи, о чем его предупреждал пристав Вахрушев.

Когда они прошли немного, то он оглянулся и увидел, что встреченный ими беглец идет следом. Они чуть ли ни бегом дошли до спуска, а войдя в свою квартиру, Иван Павлович плотно закрыл двери и выглянул в окно, где увидел беглого казака, стоявшего под разлапистой березой.

– Может, сейчас объяснишь, от кого мы скрываемся? – обратилась Мария Дмитриевна к мужу. – Чего ты так испугался?

Иван Павлович в двух словах объяснил ей причину их бегства. Не дослушав его, Мария Дмитриевна тут же разволновалась и предложила срочно сообщить обо всем в полицию.

– И как мы это сделаем? – спросил Менделеев. – Меня тот казак знает, а тебя одну я не отпущу.

– Отправь дежурного, – предложила она.

– Точно, как-то я об этом не подумал, так и сделаю.

Через какое-то время после отправки посыльного, возле учительского дома появилось несколько полицейских во главе с приставом. Сам он зашел к ним, чтоб узнать что случилось. Иван Павлович вновь рассказал ему обо всем, на что Вахрушев со вздохом ответил:

– Улетел голубь наш, видно сообразил, куда посыльный направился. Хитер, бестия, того у него не отнять. Но ничего, мы все равно его споймаем.

– Я бы на