Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

class="v">Ох, бережок крутой,

А позади кружит

Соколик молодой.

И нету, нету мочи-сил

На бережок взлететь,

А соколок младой

Её готов подсечь.

Упала на берег бела лебёдушка

И на речной песок пролилась кровушка…

Ох, Маша, Машенька,

Знать такова судьба,

Что с женихом твоим

Тебя навек свела…

Венчание прошло как-то обыденно и невыразительно. Иван Павлович во все глаза смотрел на свою невесту, теперь уже жену, торопливо вслед за батюшкой повторял слова молитвы и чуть не уронил с головы брачный венец, который тут же заботливо подхватил Василий Корнильев. После того как они обменялись кольцами и выслушали слова благословления, пешком отправились в дом Корнильевых.

На свадьбе они сидели рядом так и не проронив ни слова, и лишь время от времени обменивались счастливыми взглядами, мечтая как можно быстрее остаться вдвоем. Наконец гости разошлись, и, попрощавшись с родными, они, держа друг друга за руки, отправились в учительский дом, где их ждала заранее приготовленная квартира, пусть и небольшая, но все же из трех комнат, как и обещал директор.

Зайдя внутрь, они, не говоря ни слова и отвернувшись в разные стороны, разделись, потом, все так же молча, легли в постель. Чуть полежав, Иван Павлович притянул к себе новоиспеченную жену и уловил запах, исходящий от нее, несущий в себе девичью свежесть и непередаваемое словами обаяние. Дальнейшее оба они помнили смутно. Ивану Павловичу казалось, что он вдруг поднялся в небо на легком облаке, ощутив во всем теле невесомость и небывалое блаженство. Потом он резко рухнул вниз и застонал, еще не понимая, что с ним происходит. Открыв глаза, он увидел жаркие Машины губы и накрыл их своим поцелуем.

Маша, чувствуя тяжелое дыхание мужа, обхватила его обеими руками, притянула к себе и прошептала:

– Ванечка, милый мой, ты не представляешь, как мне хорошо. Ты такой сильный и ласковый. Я много думала, как это случится, даже боялась, но никак не ожидала, что будет так хорошо.

– Чего это? – спросил он, переворачиваясь на спину. – Ты говоришь загадками, разъясни мне темному.

– Извини, но я не знаю, что ответить. Просто хорошо и ни с чем не могу это сравнить.

– Может и не нужно ни с чем-то сравнивать? Я и без этого тебя понимаю. Ты – чудо. Твои раскосые глаза говорят все за тебя. Так что слова – это лишнее.

– Как ты сказал? – встрепенулась она.

– Что именно?

– Про мои глаза. Я не поняла.

Он засмеялся и вновь поцеловал ее.

– Они у тебя рас-ко-сы-е, – повторил он по складам, – полагаю, кто-то из твоих предков происходил из местных инородцев.

– Ах, вот ты о чем. Я пыталась узнать у бабушки, но она не захотела отвечать. А вот мой брат считает, что наш прадед происходил то ли из башкирцев, то ли из киргиз-кайсаков. Так что ты верно подметил. Да, мои предки были из числа инородцев. Тебя это смущает?

– Ничуть. Наоборот, даже любопытно. Не подозревал, что моя жена будет чуть-чуть не русская.

– Как это, чуть-чуть? – Маша сделала вид, что обиделась. – Я православная, а потому русская. Если точнее – сибирячка.

– Да мне совершенно все равно, кто были твои предки. Вот о своих мне ничего не известно.

– Главное, что не людоеды, – засмеялась Маша.

– Ты права, – отозвался он зевнув, – что будем делать? Можно пойти погулять, а можно поспать.

– Знаешь, гулять мне как-то не хочется, устала. Да и спала плохо. Лучше закроем глаза и… до утра.

– Как скажешь, дорогая. А я вообще вчера за столом уснул и поднялся ни свет ни заря. Так что? Спим?

– Спим, – отозвалась она, и нежно чмокнула мужа в щеку.

То был самый жаркий день в памяти Ивана Павловича из всех прожитых им к тому времени лет. Внутренний жар словно испепелял его, просясь наружу, готовый выплеснуться вон и обжечь любого стоящего рядом. И природа повторяла тоже самое, словно собиралась испепелить все вокруг. Уже с утра в городе было невыносимо душно, будто в жарко натопленной комнате, когда забывчивый, а чаще небрежный истопник переложил в печь дров, истратив весь запас, припасенный на целую неделю.

Идущие по улице прохожие тяжело дышали, вбирая в грудь раскаленный воздух, обмахивались кто кружевным платочком, кто снятой с головы шляпой, а многие просто сломленной прямо на ходу ветвью. Кони, запряженные в телеги, шли тяжело ступая, будто тащили непосильную ношу. У них не было сил даже взмахом хвоста отогнать от себя полчища беспощадных насекомых, жалящих в голову и тело. Пыль от их копыт повисала в воздухе, не спешила опускаться обратно на землю и ложилась тонким слоем на лица и одежду людей и усталых животных.

Хозяйки поплотней задергивали на окнах выцветшие от палящего солнца занавески, спрыскивали пол в доме водой, мигом высыхающий, и не спасая при том от всепроникающего жара. Вышедшие на покос мужики к вечеру, не стесняясь своей наготы, сдирали с себя прилипшие к телу рубахи, втыкали в растрескавшуюся землю косы и прятались, кто в шалаши, а иные укрывались от палящих лучей на опушке ближайшего леска, а если повезет, бежали босиком к ближайшему ручью или речке. Наконец солнце, насладившись своей беззаконностью и властью над миром, видимо тоже устало, решило передохнуть и медленно стало опускаться вниз, прячась в невесть откуда выползающие тучи. Все живое вокруг облегченно вздохнуло, не выказывая при том особой радости, зная, что и завтрашний день должен быть таким же знойным и невыносимо жарким. А тучи постепенно скапливались и наползали на полуобморочный город, словно полчища неожиданно явившихся завоевателей, чтоб в самый подходящий момент обрушить вниз колющие иглы дождевых струй, примять высохшую траву, ударить тысячами молоточков по крышам, напитать истосковавшуюся по влаге землю и так же неожиданно приостановить выброс своих животворных струй, чтоб убраться восвояси и скопить новые силы для предстоящего сражения между огненной и водной стихиями.

Глава четырнадцатая

…Прошло несколько дней. Молодые потихоньку налаживали свой быт. По вечерам они обычно недолго гуляли или что-нибудь читали вслух. Обедами занималась улыбчивая Паша, а уборку в комнатах приходила делать молодая девушка Акулина Федотова, живущая по-прежнему у своих бывших хозяев, хотя они и подписали ей вольную.

Однажды, довольно рано к ним в дверь кто-то постучал. Открывать пошел Иван Павлович и очень удивился, увидев стоящего перед ним полицейского, в котором он без труда узнал, встреченного им зимой по приезду в город стража порядка. Тот смущенно переминался с ноги