Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Все, что говорила странная женщина‑воин, музыкой отдавалось в ушах рыжебородого. Ему казалось, что он и сам всегда так думал и это было его предназначением с первых минут жизни. Просто раньше никто не мог так легко и ясно выразить великие и очень умные мысли, которые прятались где‑то в глубине его большой головы. Разве эти коровы, которые отравляли ему жизнь, могли понять величие человека, родившегося в лесах Аллефельда? Он, Маннагарт, сын ящера Муругана, станет великим королем и… как там говорит его новая жена?

Вождь с интересом прислушался к тому, что вдохновенно несла Каэтана, осененная единственной идеей — обхитрить рыжее чучело и добиться свободы сегодня же.

— О тебе будут слагать песни и легенды, ты будешь властелином половины Варда, и все короли приползут к тебе, чтобы поклониться твоему величию.

— А вторая половина Варда? — обиженно спросил Маннагарт.

— А вторую половину Варда оставь своим детям и внукам, иначе они передерутся между собой.

— Э! — глубокомысленно заметил вождь. Ему нравилось, что в присутствии новой жены его голову посещают разные мудрые мысли. «Надо будет проводить с ней побольше времени», — решил он про себя. Единственное разочарование, которое постигло рыжего, заключалось в том, что, по обычаям родины невесты, нареченным не позволялось выказывать друг другу никаких нежных чувств до первой брачной ночи — а, напротив, выглядеть суровыми и строгими.

— Тем сильнее будет страсть, которая вспыхнет ночью, — пояснила Каэ, — и дети, зачатые в такой любви, будут прекрасны.

Покивав, Маннагарт согласился и с этим.

— А как тебе твой сторож?

— Ненавижу его, а он ненавидит меня. Хочу, чтобы охранял только он, — быстро ответила Каэ.

— Ничего не понимаю, — честно сказал вождь. — Почему хочешь, если ты ему не нравишься, а он — тебе?

— Потому что лучше, когда охраняет мужчина, который не будет на меня пялиться в твое отсутствие, и ты не будешь его ревновать ко мне. Ведь это ты все так умно придумал, а я только покорно следую за тобой.

Услышав слова покорности из уст этой дикой кошки, Маннагарт окончательно растаял. В этом блаженном состоянии он даже не задумался над странными просьбами новой жены и тут же приказал принести оружие пленников, как она распорядилась, а их самих привести к месту празднества задолго до того, как велит обычай.

За стенами поселения на полных парах шли приготовления к празднику, и вождь находился в самом центре событий. Он ухитрялся раздавать направо и налево десятки бестолковых указаний, пинал нерадивых слуг, несколько раз затевал потасовку с самыми непокорными воинами и гордо поглядывал на всех и каждого.

Ни от кого не укрылось, что на этот раз Маннагарт почти не обращал внимания на чужих жен и девушек — так, щипнул пару раз, но без воодушевления. Зато то и дело он подходил с каким‑нибудь вопросом к новой жене, и вскоре даже самые непонятливые уразумели, кто будет править племенем в ближайшее время.

— Змея, — шипели женщины трикстеров, глядя на хрупкую барышню, которая заняла почетное место во главе стола, установленного прямо на траве. Каэ сидела на месте воина — по правую руку от мужа, — и голова ее была гордо поднята. Когда кто‑то из военачальников Маннагарта указал ему на это упущение, рыжебородый даже не удостоил его ответом. Он только проследил удовлетворенным взглядом, как тонкая рука новой жены произвела скользящее движение к уху трикстера и тот мешком повалился рядом со своим вождем. Военачальник был крепким, поэтому почти сразу пришел в себя и мутными, налитыми кровью глазами уставился на Каэтану.

— Я не люблю, когда перечат моему мужу — великому и могущественному Маннагарту, запомни это, — произнесла она ледяным тоном.

Троих пленников привели на место праздника и поставили за спиной у Каэтаны, подчиняясь ее распоряжениям.

— Хитра госпожа! — восхищенно шепнул Джангарай.

— Почему хитра? — удивился простодушный Борудонкай.

— Теперь Маннагарт, хочешь не хочешь, вынужден ее поддерживать. Нет, как ловко! — Джангарай, наблюдая за действиями своей госпожи, уже не беспокоился ни о собственной судьбе, ни о судьбе своих друзей. Он был уверен, что у Каэ есть какой‑то диковинный план, иначе она не стала бы так кокетничать с рыжим чучелом.

А ведь кокетничала. Странно было видеть, сколько женской хитрости, очарования и обаяния растрачивается на безмозглого варвара, совершенно ошалевшего от новой «супруги».

Она ластилась к нему, расхваливала его мыслимые и немыслимые достоинства, краснела и бледнела, когда это было необходимо, и даже замкнулась в гордом молчании, когда Маннагарт попытался сравнить ее с предыдущими женами. Впрочем, вопрос о большом количестве жен она тоже решила с ходу.

— Бедняжка мой, — прошептала она, поигрывая рыжими космами мужа, — красавец мой, как же ты намучился!

— Намучился, — подтвердил Маннагарт. — А почему?

— Что же это за мерзавки, если они не смогли быть тебе достойными женами? Когда женщина не в состоянии дать своему мужу то блаженство, которого он заслуживает, бедный мужчина вынужден искать себе все новых и новых женщин…

— Вынужден, — расстроился Маннагарт.

— А если бы они справлялись со своими обязанностями, если бы ласкали мужа так, чтобы он не думал о других, если бы мужу завидовали все окрестные власти, и военачальники и воины, что у него такая женщина, которую достоин иметь только великий владыка, — вот тогда мужчина счастлив.

— Только тогда, — постановил рыжий.

— Как же тебе было тяжко с твоими коровами, если ты так много раз женился!

— Злые, жирные и глупые, — нажаловался Маннагарт.

— Когда ты завоюешь обширные земли, тебе будет нужно управлять ими, — щебетала Каэ, — и ты будешь нуждаться в заботе, внимании и понимании.

— Буду, — уверенно заявил вождь.

— Эля великому Маннагарту! — неожиданно рявкнула Каэ так, что стоявший за ее спиной альв подпрыгнул. — Вы что, олухи, не видите, что ваш вождь хочет эля?

Вождь, который постоянно хотел эля, восхитился:

— Как ты догадалась, женщина?

— По твоим глазам, прекрасный мой. Они ясно сказали мне, что ты хочешь эля, чтобы над большим кувшином обдумать новые мысли, которые только что при‑шли тебе в голову.

— Да… — немного растерялся вождь. — А какие именно мысли мне стоит обдумать раньше всего?

— Смотри‑ка, — восхитился Джангарай, — как общение с госпожой действует на этого тупицу. Он же скоро как человек заговорит!

— Я думаю, ты понял, как глупо устроена церемония. Сначала Отец Муруган сжирает пленника, а потом на полный желудок сражается с воином. Ты любишь сражаться на полный желудок?

— Нет! — уверенно ответил Маннагарт. — Лучше есть после доброго сражения, чем сражаться после доброго обеда.

— Так за чем же дело стало? Пусть сначала воин позабавит Отца Муругана, а затем мы поднесем ему вкусную еду — уже после сражения.

— Я мудрый, — громко возвестил вождь. — И я хочу доставить много‑много радости нашему могучему Отцу. Пусть он сначала легко убьет этого могучего воина, а затем с удовольствием съест вот это мясо. — И он ткнул пальцем в покачнувшегося от ужаса альва.

Трикстеры на поляне взорвались приветственными криками — новшество, предложенное вождем, им явно понравилось.

Маннагарт выбрался из‑за стола и, не расставаясь с кувшином эля, отправился к своим военачальникам, чтобы обсудить новые мудрые мысли.

Каэ, воспользовавшись мгновением, в сопровождении Ловалонги подошла к пленникам. Несколько трикстеров, охранявших их, изнывали от жары и скуки. При виде Каэ они зашевелились. На их лицах отражалась борьба двух противоположных мыслей — с одной стороны, надо было оказать все знаки почтения супруге Маннагарта, поскольку она сейчас забирает власть в свои руки. С другой стороны, варварам претило обращаться с женщиной с уважением, и они топтались на месте, не зная, как себя повести и что предпринять. Они переводили взгляд с бесстрастного лица Ловалонги на. Каэтану и обратно.

Однако Каэ быстро разрешила эту проблему.

— Привяжите пленников друг к другу! — приказала она и, видя замешательство трикстеров, добавила: — А сами пойдите выпейте, закусите. Что на жаре стоять — вы же не пленники!

Этот аргумент оказался настолько убедительным, что воины поспешили выполнить ее приказание.

— А если вождь?.. — начал было один из них.

— Если мой прекрасный супруг, — с неподражаемой интонацией произнесла Каэ, — захочет узнать у вас, почему вы покинули свое место, то скажите ему, что это я послала вас попросить его не пить стоя на солнце, потому что к вечеру у него будет болеть голова. Пусть пьет эль в тени деревьев. И еще — прикажите слугам переставить столы в тень, на ту сторону поляны.

— Но ведь они всегда стояли здесь, — заволновались воины.

— И что в этом хорошего? — искренне удивилась Каэтана. — Голова‑то всегда на следующий день разламывается.