Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Тогда, может, есть смысл усилить охрану? — спросил Джангарай.

— Может, и есть, — задумчиво ответил Сайнаг‑Алдар. — Но тоже не с руки — будить людей из‑за одного предчувствия. Завтра предстоит тяжелый участок пути. Путь в Урукур розами не выстлан.

— Давай проедем верхом по окрестностям, — предложил ингевон, который тоже не доверял мнимой тишине ночи.

— А почему в степи так тихо? — вдруг спросила Каэ. — Обычно цикады, сверчки, насекомые разные… Сплю, а в ушах звенит. Но сейчас тишина, как в храме.

Мужчины переглянулись, и Сайнаг‑Алдар неожиданно зычным голосом закричал:

— Тревога! Подъем!

Ошалевшие со сна люди вскакивали, хватаясь за оружие, пытались зажечь факелы, занять оборону. Никто ничего не понимал — караванщики сталкивались в суматохе, роняли вещи. В лагере началась суета. Сайнаг‑Алдар кусал губы:

— Не успеем! Вот идиоты…

Сам он был собран, как лев пустыни, готовый дать отпор любому врагу. И враг не замедлил явиться. Бордонкай только успел встать рядом с Каэтаной, сжимая в ручищах древко Ущербной Луны, и спросить:

— Из‑за чего паника?

Степь вдруг ожила — множество людей в темных доспехах, невидимые до сих пор в ночи, поднялись во весь рост из высокой травы. Они словно вырастали из земли на пустом месте и впечатление производили довольно‑таки жуткое. Рослые, в черных одеяниях, с грубым оружием в руках, нападающие с криками и рычанием набросились на беззащитный, полусонный караван. Воины они были умелые. Каэтана с ужасом видела, как один за другим падают пронзенные мечами и копьями воины охраны, как тучные купцы, размахивая кривыми саблями, достойно встречают свою гибель.

— Это трикстеры, — прошептал Сайнаг‑Алдар, — ну что же…

С этими словами он выступил вперед, ловко орудуя своей саблей. Гордая кровь его матери, кровь кочевников‑саракоев, вскипела у него в, жилах, и он ринулся в схватку, оставив позади себя тесную группку — Каэтану с мечами Гоффаннона, Джангарая, Бордонкая и крохотного мехового человечка, который, вцепившись в неподъемное для него копье, пытался выглядеть храбрым и могучим воином.

Каэтана видела, как один из трикстеров, черным силуэтом возвышавшийся на фоне неба, жестом отстранил своих соплеменников и широко шагнул к караванщику. Последовала короткая схватка — барса со львом, волка с медведем, сокола с орлом. Сайнаг‑Алдар был жилист и мускулист, но тяжеловесный трикстер явно превосходил его по всем статьям. Он наносил тяжелые и короткие удары, принимая выпады караванщика на небольшой щит. Джангарай и Бордонкай ринулись было на помощь. Сайнаг‑Алдару, но разбойники выстроились в два ряда и преградили им дорогу. Бордонкай врубился в их ряды с ходу, не уступая трикстерам ни в искусстве боя, ни в грозном рычании. Каэтана легко уходила от неповоротливых воинов, мечи Гоффаннона порхали у нее в руках, снося головы и прорубая доспехи, но она понимала, что к Сайнаг‑Алдару не успевает.

Первые лучи солнца окрасили небо в алый цвет. И на фоне алого неба взметнулся фонтан алой крови, хлынувшей из перерубленной страшным ударом шеи Сайнаг‑Алдара. Обезглавленное тело еще секунду постояло на ногах, сделало неуверенный шаг вперед и, подломившись, рухнуло. Трикстер наклонился и презрительно вытер окровавленный меч об одежду поверженного врага. В этот момент и добралась до него Каэтана. Она не кипела яростью, не пылала гневом — внутри все заледенело и было пусто, только едва слышно звучал мягкий баритон караванщика, напевающего любимую песню. И время пошло в такт медленной грустной мелодии. Трикстер не двигался — он едва перемещался в мелодичном времени песни, и Каэ, глядя ему прямо в глаза, внятно сказала:

— Я твое возмездие.

Она испытывала даже некую тайную неловкость оттого, что все так легко и просто. Плавным, грациозным ударом она выбила из рук воина меч и движением клинка снизу легко отрубила его правую кисть. В ее времени воин даже не взвыл и не закричал, он еще едва приоткрывал рот, когда второй клинок обвился вокруг его левого запястья и безжалостно отсек и эту кисть. И только тогда первый звук длинного вопля прорвался из груди воина. Искалеченный громадный трикстер выл от ужаса, глядя на обрубки рук. Соплеменники его бросились к Каэтане, но она не подпускала их к себе, образовав смертоносную мельницу из беспрерывно вращающихся клинков. Воин все еще выл, когда кто‑то из трикстеров, коротко крякнув, с натугой вонзил копье ему между ребер.

— Ему будет нечем и незачем жить, — бросил он, и остальные согласно закивали.

Ни один из них не осмеливался переступить границу, незримо начерченную страшной женщиной с растрепанными волосами и смертельно бледным спокойным лицом. Ропот прошел по рядам трикстеров. В этот момент зади послышался глухой звук удара и короткий вскрик Джангарая. Каэ обернулась лишь на секунду, но и этого хватило, чтобы выросший из травы варвар огрел ее по голове тяжелой палицей. Мир выскочил из‑под Каэ своенравным жеребцом и унесся в стремительно светлеющее небо. Она потеряла сознание.

Когда Каэтана пришла в себя, руки ее были крепко связаны за спиной, а на живот что‑то невыносимо давило. Связанными оказались и ноги. Глаза еще не разлипались, но ощущение было как от шторма на море, который пришлось перенести на утлом суденышке. Включился слух, и море звуков обрушилось на Каэтану одновременно — сначала она услышала приглушенный топот какого‑то скакуна и поняла, что ее везут перекинутой через неудобное седло. Скрип его она тоже хорошо различала. Вдалеке был слышен гомон птиц, а высоко над головой ветер завывал в кронах деревьев. Изредка раздавался тягучий стон стволов, какой бывает только в лесу. Но все эти звуки, в том числе и голоса трикстеров, перекрывали мощные ругательства Джангарая. Каэ услышала их и обрадовалась, поняв, что ингевон жив и, насколько можно судить из громовых раскатов его голоса, вполне здоров.

Запахло хвоей и смолой. И еще чем‑то отвратительным, что она определила как плохо обработанную сыромятную кожу. Голову ломило, но Каэ все же решилась на подвиг — она медленно, со всеми предосторожностями разлепила правый глаз и переждала, пока утихнет первый приступ боли. Слабый лесной полумрак резанул по глазу, но она сжала зубы и вытерпела. Левый глаз не желал раскрываться вообще — его следовало промыть от засохшей крови. Каэ подумала, что, когда ее ударили по голове, она должна была упасть прямо на тела Сайнаг‑Алдара и изувеченного ею трикстера. Конечно, вся левая сторона лица при этом оказалась залитой кровью.

Стараясь не прислушиваться к дикой головной боли, она напрягла слух, чтобы выяснить, жив ли еще кто‑нибудь из спутников, кроме Джангарая. Потом до нее дошло, что нужно просто попытаться заговорить. Она знала, что это будет связано с определенными трудностями, но не представляла, что с такими. Все‑таки после пятой попытки ей удалось выдавить из пересохшей глотки что‑то похожее на членораздельный звук.

— Джангарай, — прохрипела она, — как ты?

— Жив, дорогая, дорогая вы моя госпожа! Неужели пришли в себя?

— Нет еще. А что с остальными?

— Все живы, Каэ. Все живы, но к добру ли?

— Куда мы?.. — Она не договорила, но ингевон все понял.

— В Аллефельд, прямо в селение. Мы как бы трофеи. Я ведь так нелепо попался — Бордонкая по голове стукнули, а он на меня свалился и задел рукоятью своей секиры. Не очень сильно, но этим вполне хватило времени, чтобы нас связать.

Переговаривавшиеся у них над головами трикстеры вдруг вмешались в беседу:

— Мы большие воины. Мы захватили женщину, которая отобрала руки у Энке. Мы смелые.

Услышав эту краткую речь, Каэ издала несколько звуков, которые догадливый человек расценил бы как смех. Смеяться она могла только правым уголком губ, но смешно ей было по‑настоящему. Обидевшийся трикстер (хотя к догадливым людям он вроде не относился) чувствительно пнул ее коленом, и она захрипела от всплеска боли в несчастной своей голове. Сквозь шум и туман донесся яростный голос Джангарая:

— Я у тебя ноги отберу, если ты еще раз ее тронешь. — И Каэ почувствовала, что варвар инстинктивно поджал колени. Он так больше и не коснулся ее за все время поездки.

Видимо, она опять на какое‑то время лишилась чувств, а когда снова открыла глаза, уже вечерело. Голова очень сильно болела еще и оттого, что все это время Каэ висела перекинутая через спину некоего скакуна, смутные очертания которого мало походили на лошадиные.

Сзади невнятно заворчал Бордонкай, а почти Сразу вслед раздался хриплый и тонкий голосок альва:

— Я ведь не один живой, правда?

— Правда, — хором ответили Джангарай и Каэ, а Бордонкай издал что‑то похожее на рык медведя, которого зимой выковыряли из берлоги.

Туман в глазах Каэтаны постепенно рассеивался, и она с изумлением уставилась на животное, которое везло едущего поодаль трикстера. Это была гремучая смесь ящера, волка и лошади — Кожистая, со складками образина, издающая тот самый отвратительный запах, который так донимал Каэтану. У нее были мощные шишковатые ноги с подобием копыт и длинная шея в разноцветных зеленовато‑бурых пятнах. Маленькие глазки сердито блестели, а уздечка, продетая через зубастый рот, была немилосердно изжевана. Тварь прошла чуть вперед, и Каэ увидела мощный хвост с двумя расходящимися под углом шипами на конце. Ушей у лесного скакуна не было — вместо них голову украшали змеиные чувствительные мембраны. Каэ не могла не признать, что при всем безобразии эти животные как нельзя лучше подходят для езды по лесу. А судя по зубам, с кормом у них тоже не возникает проблем.