Лабиринты памяти - Робер Кристина

«В Огненной земле вы считаетесь мертвой. Вы знали об этом?»

Ника закусила кулак, чтобы не завыть, и опустилась на колени. Фамилия Стамерфильд была ей незнакома, но «Н.», черт возьми, «Н.»! И 1999-й – год ее рождения! Не бывает таких совпадений, просто не бывает!

– Твою мать, – шептала она, тщетно отыскивая смысл в увиденном. Лидия неспроста выбрала именно эту могилу для тайника. – Могила…

Ком застрял в горле, стало трудно дышать, и тогда Ника почувствовала такое знакомое, едва не забытое ощущение – будто кто-то невидимый внутри проснулся и яростно заскреб когтями в надежде вырваться наружу, успокоить ее страхи, забрать их, забрать любые чувства, чтобы снова стало спокойно. Сердце колотилось неистово. Закружилась голова. Ника села на землю и, закрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов. Что же это за дерьмо такое? Жуткое, жуткое место. И нужно бежать отсюда как можно скорее.

Ника толкнула надгробную плиту от себя: на удивление, камень легко поддался. Под ним оказалось небольшое углубление, в которое идеально вписался прямоугольный твердый предмет, обернутый в плотную желтую бумагу. Книга. Ника спешно стряхнула с нее землю, убрала во внутренний карман куртки и вернула плиту в исходное положение. Наспех сделав фото надписи с детскими именами, она готова была бежать обратно, как вдруг замерла и прислушалась: из-за деревьев, прямо перед ней, послышались слабые стоны.

Движимая невидимой рукой, Ника медленно ступала на звук. Каждая клеточка ее тела напряглась, ощетинилась, слух обострился. Пройдя буквально двадцать метров, Ника увидела его: между стволами деревьев на земле лицом вниз лежал человек. Раскинутые руки и ноги едва заметно дергались. Она бросилась к нему, медленно перевернула и, к своему ужасу, узнала Дэвиса Джордана. Глаза приятеля закатились, обнажая пожелтевшие белки. Он едва слышно стонал.

– Дэвис, – шептала Ника, потряхивая его за плечи: никакой реакции. – Дэвис… Дэвис, очнись. Дэвис…

С огромным усилием парень потянулся рукой к своей шее, и из его рта вырвался хрип. Через мгновение он замер и обмяк.

Ужас сковал зрение и слух, и Ника почувствовала холод, молнией пронесшийся по телу. От страха из глаз брызнули слезы. Ника посветила фонариком в то место, к которому хотел прикоснуться Дэвис, руки неистово тряслись, пятно света яростно дергалось. Соберись. Давай! Ну! Кое-как ей удалось зафиксировать луч и увидеть едва различимую капельку крови – так бывает после введения иглы в кожу, уж она-то сто раз видела подобное.

Ника схватила Дэвиса за запястье и попыталась нащупать пульс: безрезультатно. Она отпрянула от тела и прикусила кулак, быстро соображая, что делать. Кто-то неведомый и очень сильный наконец прорвался сквозь ее панические мысли и заставил рассуждать рационально. Вокруг царила мертвая тишина, и ближайшие люди сейчас веселились на вечеринке в пансионе. А Дэвис был мертв. Ему уже ничем не помочь. Но если кто-то увидит ее здесь, то вопросов не избежать. Вскочив на ноги, Ника бросилась прочь из леса. На ходу она позвонила в службу спасения и, к ее большому удивлению, спокойный голос объявил, что бригада скорой помощи уже выехала на место.

Дэвиса Джордана убили. Что-то вкололи. И скорую мог вызвать только преступник.

Завидев животное, оказавшееся волчицей, он сказал: «Отрезать голову, остальное – сжечь». Мне хватило ума промолчать, хотя все мое существо воспротивилось. «Господин, посмотрите, приглядитесь, она не простая! Ее глаза! Глаза человека!» Но не только подданные боялись смотреть ему в глаза: со дня смерти Харуты сам Стамерфильд тоже не заглядывал в глаза другим.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 8. Замена

– Джейсон, он мертв, – шептала Ника в трубку. – Его убили, Джейсон.

– Кого убили? Что ты несешь?

– Дэвиса Джордана убили, алло! Кого же еще!

– Как «убили»? – выдохнул Джейсон. – Ты уверена?

– Если он не дышал, значит, мертвый, да? Или мне неправильно преподавали биологию?

Ника начинала злиться. Она была в спальне совсем одна. Ее одноклассницы все еще веселились на вечеринке и даже не подозревали, что случилось полчаса назад.

– Ты уверена, что его именно убили? – нарочито медленно произнес Джейсон. Ника живо представила, как он закатил глаза.

– Уверена, – тихо ответила она и вкратце пересказала то, что увидела. – Да и сам посуди: он в списке – и сам такой взял и умер? Ты же первый сказал, что смерти сестер Харута и Лим ни хера не случайны.

– Хорошо, возможно, ты права, – после минутного молчания произнес Джейсон. – Что ты от меня хочешь?

– Залезь в почту Шнайдера снова. Полиция же должна предоставить ему причину смерти, да? Мне нужно знать!

– Окей. – Голос Джейсона вдруг стал беззаботным, даже скучающим. – Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, – отрезала Ника. Конечно, Джейсон злился на нее за встречу, но это же не повод вести себя как идиот! – И если тебе интересно, мне чертовски грустно из-за его смерти! – выпалила она и сбросила звонок.

Ника вышла на лоджию и оглядела двор: пусто. Только в будке охранника у главных ворот горел свет. Возможно, скорая уже нашла тело Дэвиса. Возможно, они уже вызвали полицию, и с минуты на минуту Шнайдеру поступит звонок, ведь должны же они связать Хеллоуин, ближайшее учебное заведение и мертвого молодого человека? А если нет? Они отвезут тело в город и потратят время на установление его личности. Хотя… если убийца позаботился о скорой, значит, мог и обеспечить Дэвиса опознавательными знаками. Что за заботливый мудак!

Ника машинально посмотрела на кровать Мари, и ей неожиданно стало не по себе.

Ночью умер Дэвис Джордан. Не погиб, не убили, а умер. Директор Шнайдер сообщил эту новость всем за завтраком и, пока школьники недоверчиво таращились на него, поспешил покинуть зал. Затем мисс Дикман объявила об отмене занятий сегодня и велела всем возвращаться в комнаты отдыха. Странно, но учащиеся беспрекословно подчинились. Девочки и мальчики обменивались испуганными взглядами, но в столовой никто не проронил ни слова.

Ника видела, как Стейси и Доминик схватили Мари за руки и попытались вывести из зала, но она резко отмахнулась от них и осталась сидеть за столом, уставившись в стену перед собой. Лицо белое как мел, но в глазах – ни слезинки.

Считаные минуты спустя в столовой, кроме них двоих, не осталось никого. Последний выходивший сильно хлопнул дверью, и порыв ветра всколыхнул черные куски ткани, свисавшие с потолка, – декорации, оставшиеся с кануна Дня Всех Святых. Какая ирония.

Ника медленно подошла к Мари и опустилась на соседний стул. Она не собиралась утешать ее, да и вообще хоть что-то говорить. Зачем-то ей просто нужно было посидеть рядом. Левая щека Мари нервно дергалась – как будто от ухмылки, и Ника едва не ударила ее – так сильно ей захотелось привести беднягу в чувство. Она же такая эмоциональная, почему не плачет? Застыла как истукан. И всё? Это так шок проявляется?

В полном молчании они просидели несколько минут, а потом Мари задумчиво посмотрела на нее.

– Он этого не хотел, правда же? – спокойно произнесла она. – Он просто не знал, что так может быть. Что… есть вещи сильнее одного лишь желания. И я тоже не знала.

Потом Мари просто встала и на шатающихся ногах побрела к выходу.

Старшеклассники разместились у камина и тихо переговаривались. Стейси и Барбара сидели в одном кресле в обнимку. Щеки блондинки были мокрыми от слез. На полу рядом с ними растянулся Доминик: лицо бледное, сосредоточенное, без намека на привычное жеманство.