Подвиг Ширака - Жандарбеков Булат

* * *

Это был Гаумата! Крошечный и сопливенький мальчонка превратился в рослого красавца. Жизнь Гауматы, после того как братья расстались, прошла удивительным образом. Разозленный побегом шустрого с золотыми руками Вахъяздата, маг сорвал всю свою злость на Гаумате. Жизнь Гауматы превратилась в сплошную пытку. Неповоротливый увалень, он постоянно получал оплеухи, подзатыльники, щипки. Но однажды произошло чудо. Хозяин Гауматы съездил на грандиозное богослужение в Пасаргады, которое устраивалось в честь похода Кира на царицу Томирис. Вернувшись из Пасаргад, маг долго с удивлением рассматривал Гаумату. С этого дня отношение мага к Гаумате резко изменилось. Маг, если можно так сказать, как-то полюбил Гаумату, не загружал работой, стал приучать к обрядному богослужению. А вскоре добился того, что Гаумата был принят в членство магов, получил звание мобеда, то есть стал жрецом среднего ранга и был признан официальным преемником своего хозяина, жреца высокого ранга — дастура. Вскоре после этих разительных перемен в отношении мага-дастура к своему воспитаннику хозяин Гауматы, объявив себя приемным отцом его, скончался, оставив своему теперь уже приемному сыну приличное наследство. Очень скоро добрый и отзывчивый Гаумата почти полностью раздал доставшееся ему наследство. С некоторых пор Гаумата стал замечать к себе пристальное внимание, граничащее с явным удивлением со стороны некоторых людей, которым доводилось побывать в Пасаргадах и увидеть двор. Но никто из них не решался сказать вслух о своем неожиданном открытии. Может быть, самоотверженный Гаумата со временем сделал бы большую карьеру как маг-жрец, но встреча с любимым братом оказалась для него роковой...

Вахъяздат всю свою нерастраченную нежность и любовь перенес на младшего брата, а в брате встретил такие же ответные чувства. Братья удивительно не походили друг на друга внешне: несколько обрюзглый огромный увалень Гаумата и подвижный, сухощавый, весь скрученный из жил Вахъяздат. Но в то же время они удивительно походили друг на друга то улыбкой, то интонацией, то каким-то неуловимым жестом рук, мимикой лица, и тогда их родство не вызывало сомнения. Братьям — Вахъяздату и Гаумате суждено было сыграть большую роль в истории ахеменидской Персии.

* * *

Загонщики долго гнали онагров, сменяясь подставами. Гепардов все еще придерживали, так как они, развив сумасшедшую скорость, быстро утомлялись и сил на расправу с сильными дикими ослами у них просто не оставалось. Надо было вконец утомить и обессилить онагров и тогда выпустить гепардов — красавцев зверей, то есть в самый раз и наверняка, чтобы затем насладиться редкостным захватывающим зрелищем

Охота в жизни персидской знати играла огромную роль. Знатные персы считали, что охота — лучшая подготовка к войне и развивает все качества, необходимые для отлично подготовленного воина. Охота приучает рано вставать, переносить холод и жару, закаляет тело, является прекрасной школой верховой езды, укрепляет мышцы и здоровье, прививает ловкость и сноровку, меткость и зоркий глаз в стрельбе.

Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, когда по взмаху Бардии ловчие спустили с поводков рвущихся гепардов по следу. Грациозные красивые звери, бесшумно набирая скорость, распластались в полном дикого изящества беге. Гепарды стали настигать онагров. И вот один из хищников взвился в прыжке — и сбитый осел покатился кубарем по земле, но тут же вскочив на ноги, с еще большей прытью стал удирать. Это прибавило сил онаграм — они разом ускорили свой бег, и вскоре табун диких ослов с преследующими их гепардами исчезли из виду. Топот, все удаляясь и удаляясь, стих.

Когда всадники, обогнув гряду каменистых холмов, втянулись в узкое ущелье, путь им преградила толпа селян, укрывшаяся за искусственной оградой из валунов. Кони затоптались перед преградой. Всадники закрутились на месте Горячий Фаридун подскакал к ограде и заорал:

— На колени, скоты! На колени перед царевичем Бардией! Кое-кто из селян стал послушно валиться на колени, но воинского вида человек, видимо предводитель, закричал:

— Не смейте! Вы не скоты, а свободные персы!

Люди стали медленно подниматься с колен. Озадаченный Фаридун уже не так рьяно закричал:

— Ослушники! Разбирайте свою ограду и живо!

— Постой! — Бардия властно поднял руку и, невольно выделяя смелого сельчанина, обратился к нему: — Что тебе нужно?

— Не мне, а нам, царевич.

— Говори!

— Ты и твои люди потравили наши посевы, и мы требуем

— Требуем? — с удивлением перебил царевич.

— Да, требуем, — твердо ответил бывший сарбаз и продолжил: — Погиб весь наш урожай, потоптанный вами. И теперь наши семьи обречены на голодную смерть по вашей вине, и мы требуем выкупа за потраву урожая.

— А что ты сделаешь, если я не выполню твоего "требования"? — с веселой издевкой спросил Бардия.

— Тогда мы продадим ваших зверей — гепардов. Говорят, они дорого стоят.

От такой дерзости и Бардия и его свита просто обомлели. Оправившись, окружение царевича двинулось на селян, делая попытку перевалить через преграду. Но вдруг откуда ни возьмись в руках земледельцев появились цепы, дубины и даже копья. Ведь недаром уже четверть века персы воевали со всем светом. Дело становилось совсем не шуточным, и свита закружилась на месте, тревожно озираясь на царевича и ожидая его появления: растоптать и рассеять толпу во главе с их наглейшим предводителем. Но незлобивый Бардия сразу же представил всю нелепость и комизм положения — драку с селянами, своими подданными. Царские особы не подавляют сами бунты, а делают это руками других.

— Ну, хорошо, — сказал, усмехаясь, Бардия. — Предлагаю решить спор борьбой. Если ты поборешь меня — дам выкуп, а если нет, то выдадите нам гепардов, а тебе я всыплю тридцать ударов плетью и разойдемся с миром, согласен?

Свита, недовольная снисхождением царевича к этим простолюдинам, все-таки невольно рассмеялась: знаменитый силач и непобедимый борец Бардия почти вдвое превосходил объем худощавого предводителя селян. Но бывший сарбаз спокойно ответил:

— Сходи с коня, я согласен с тобой бороться!

Свита, посмеиваясь, смотрела, как сходятся борцы, но очень скоро перестала смеяться. Снисходительность Бардии тоже быстро улетучилась. Бывший сарбаз, весь скрученный из жил и мускулов, упорно противостоял знаменитому персидскому пехлевану, до сих пор не знавшему поражения в борьбе. Уязвленный упорством этого соперника, который едва достигал головой до плеча царевича, Бардия жал, мял, тискал сарбаза изо всех сил, и тому приходилось очень туго, но упрямый простолюдин рычал, стонал, плакал от боли, но так и не сдался царскому сыну. Вконец обессилев, они рухнули на колени, не разжимая крепких объятий, итак застыли, тяжело дыша. Соленый пот градом тек по лбу обоих и застилал, щипал глаза. Наконец Бардия разжал свои железные тиски и с усилием разорвал объятия своего соперника. Поднялся на ноги, но тут же вскочил и противник. Но сын Кира уже не имел ни сил, ни желания продолжать борьбу. Он хмуро спросил:

— Как ты осмелился бороться со мной?

— Потому что с тобой я боролся с раннего детства и всегда побеждал!

— Ты что, совсем ошалел от борьбы? Что ты несешь, я тебя не знаю и никогда раньше не видел, — надменно и с какой-то даже обидой сказал Бардия.

— Да, ты не знаешь меня, и все-таки я видел тебя еще маленьким и сейчас часто вижусь с тобой.

— Ты говоришь какими-то загадками, сарбаз.

— Если хочешь, я могу удивить и позабавить тебя, но для этого нам надо встретиться с тобой опять.

Отходчивый Бардия расхохотался от души.

— Не очень-то хочется еще раз встречаться с таким наглецом, но... ты мне нравишься, — неожиданно повернул Бардия, с какой-то симпатией глядя на храброго селянина. — Приходи во дворец. Как звать-то тебя?