Время смеется последним - Дженнифер Иган

Закрыв дверь ванной, она выкинула невидимку в мусорную корзину. Тихо, босиком спустилась по лестнице. На кухне Джулс с Крисом пили воду, отбирая друг у друга кувшин от фильтра. Скорее, скорее, стучало у нее в висках, — ей казалось, что она несет неразорвавшуюся гранату и надо поскорее выбраться с ней из дома, чтобы, когда рванет, никого больше не убило.

Небо над деревьями светилось пронзительной голубизной, но во дворе уже почти стемнело. Стефани добралась до края лужайки, села на траву, еще теплую от солнца, и уронила голову на колени. Плакать не получалось: все было слишком глубоко.

Она легла на бок, свернулась в траве калачиком, будто ей надо было зажать пульсирующую рану, удержать боль внутри. Она пыталась думать, но от этого становилось еще страшнее и еще яснее, что она не выкарабкается — не хватит сил. Почему на этот раз все оказалось настолько хуже, чем раньше?

— Стеф! — звал ее Бенни из кухни.

Она встала и качаясь побрела через клумбу. Стебли хрустели у нее под ногами — гладиолусы, хосты, черноглазые рудбекии, они с Бенни сажали их вместе, — но она не оборачивалась. Возле штакетника она опустилась на колени, прямо на землю.

— Мам? — Крис, из окна второго этажа.

Стефани зажала уши руками. Но тут же послышался другой голос, он был так близко, что просачивался сквозь ладони.

— Привет, — сказал он шепотом.

Стефани не сразу отделила его от голосов, долетавших из дома. Ей не было страшно, просто шевельнулось вялое любопытство.

— Кто здесь?

— Это я.

Стефани сообразила, что она сидит зажмурившись. Открыла глаза, всмотрелась в тень. По ту сторону от штакетника белело лицо Норин. Ее взгляд без темных очков показался Стефани игривым, почти кокетливым.

— Привет, Норин.

— Я люблю тут сидеть, — сказала Норин.

— Я знаю.

Стефани хотела уйти, но у нее не получилось двинуться с места. И она опять закрыла глаза. Минуты шли, Норин молчала, словно растворялась в вечерней прохладе и в дребезжании сверчков. Стефани еще долго сидела скрючившись, или ей просто казалось, что долго, а на самом деле прошла всего минута. Ее снова звали: тревожный голос Джулса из темноты. Наконец она встала, распрямилась, и в тот же миг боль растеклась по телу и осела в нем. От новой, непривычной тяжести дрожали колени.

— Спокойной ночи, Норин, — сказала она и пошла в дом, огибая кусты и клумбы.

— Спокойной ночи, — еле слышно донеслось сзади.

Глава 8

Продать генерала

Шапка — это была первая гениальная идея Долли. Она выбрала пушистую сине-зеленую шапку с ушами, которые обязательно должны быть опущены: свои уши у генерала большие, уродливые и сморщенные как урюк, пусть лучше их будет не видно, решила она.

Но, открыв несколько дней спустя «Таймс» с фотографией генерала, она чуть не поперхнулась вареным яйцом: он был похож на младенца — огромного больного младенца с внушительными усами и двойным подбородком. И заголовок — хуже не бывает:

СТРАННЫЙ ГОЛОВНОЙ УБОР ГЕНЕРАЛА Б. ПОРОЖДАЕТ ТРЕВОЖНЫЕ СЛУХИ: ОПУХОЛЬ МОЗГА?

Долли вскочила со стула и забегала по засаленной кухоньке, выплескивая чай на махровый халат. В чем дело, что не так? Она в смятении вглядывалась в фотографию. Наконец сообразила: завязки. Она же велела им отрезать завязки на ушах! Идиотский пушистый бантик под двойным генеральским подбородком — это катастрофа. Долли босиком кинулась в свою спальню (служившую ей также кабинетом) и принялась лихорадочно перебирать сваленные на столе факсы: она искала последний номер Арка, отвечавшего в штабе генерала за связи с общественностью. Номера менялись, поскольку генерал, опасаясь наемных убийц, часто переезжал с места на место, но Арк аккуратно слал Долли факсы со свежей контактной информацией. Эти факсы обычно приходили около трех часов ночи, от звонка каждый раз просыпалась она сама и иногда ее дочь Лулу — но Долли не жаловалась. В штабе у генерала явно полагали, что она руководит самым крутым пиар-агентством в Нью-Йорке и ее факс стоит в этаком угловом офисе с панорамным видом на город (и так оно и было много лет подряд), а не у изголовья ее складного диванчика. Видимо, они повелись на какой-нибудь залежалый номер «Вэнити фэйр», или «Ин стайл», или «Пипл», да мало ли — раньше статьи о ней мелькали во всех журналах, и все знали ее под ее тогдашним псевдонимом «Ла Долл».

Первый звонок из генеральского штаба раздался как нельзя более кстати, Долли только что заложила свой последний браслет. Ее жизнь складывалась на тот момент примерно так: до двух ночи она редактировала какие-то учебные пособия, потом спала до пяти, потом сидела на телефоне и поддерживала вежливую болтовню с Токио (изучающие английский японцы желали общаться с носителями именно в это время), а дальше пора было поднимать Лулу и готовить завтрак. И все это выливалось в жалкие гроши — гораздо меньше, чем она платила за обучение Лулу в школе мисс Ратгерс для девочек. Часто и те три часа, что Долли отводила себе на сон, она ворочалась в постели, с ужасом представляя себе очередной счет за обучение.

А потом позвонил Арк. Генералу требуется эксклюзивный пиар на постоянной основе. Генерал желает восстановить свое доброе имя, вернуть симпатии американцев и положить конец преследованию со стороны американских спецслужб. Генерал уверен, что это возможно, — у Каддафи же получилось. Долли всерьез заподозрила, что у нее начались галлюцинации от недосыпа и переутомления, но назвала цену. Арк записал номер ее банковского счета, заметив, что генерал ожидал более высоких расценок. Если бы Долли в тот момент была способна говорить, она бы сказала: Вы не поняли, имелась в виду плата за неделю, а не за месяц, или Постойте, я еще не назвала формулу, по которой вычисляется конечная сумма, или Это только на двухнедельный испытательный срок, я еще не решила, берусь ли я за эту работу. Но Долли не могла ничего сказать. Она плакала.

Когда первая сумма поступила на ее банковский счет, облегчение Долли было столь огромно, что внутренний голос, тревожно бубнивший Твой клиент кровавый диктатор, он проводит геноцид своего народа, практически заглох. Господи, да что она, раньше, что ли, не пиарила мерзавцев; откажется она — найдутся другие; пиар-технологу не пристало судить своих клиентов — все эти оправдания она держала наготове на случай, если предательский внутренний голос осмелится заговорить громче. Но в последнее время его вообще не было слышно.

Долли еще металась по вытертому персидскому ковру, пытаясь отыскать номер генерала, когда на столе зазвонил телефон. Шесть утра! Долли бросилась к трубке: только бы Лулу не проснулась.

— Алло? — Она уже знала, кто ей ответит.

— Мы недовольны, — сказал Арк.

— Я тоже, — сказала Долли. — Вы не отрезали…

— Генерал недоволен.

— Арк, послушайте меня. Вы должны отрезать…

— Генерал недоволен, мисс Пил.

— Послушайте меня, Арк…

— Он недоволен.

— Поймите, это все из-за… Я прошу вас, возьмите ножницы..

— Он недоволен, мисс Пил.

Долли умолкла. Иногда в бархатно-монотонном голосе Арка ей мерещилась ироническая усмешка: будто он говорит то, что ему приказано говорить, но его слова — лишь шифр, на самом деле за ними стоит что-то совсем другое. В трубке повисла пауза. Потом Долли заговорила снова, тихо и настойчиво.

— Арк, возьмите ножницы и отрежьте завязки на шапке. Не должно быть никаких бантиков у генерала под подбородком.

— Он больше не наденет эту шапку.

— Он должен ее надеть.

— Он не наденет ее. Он отказывается.

— Отрежьте завязки, Арк.

— Мисс Пил, до нас дошли слухи.

— Слухи? — В животе у нее что-то странно накренилось.

— Нам сообщили, что дела ваши не так хороши, как раньше. И вот теперь эта неприятность с шапкой.

Долли чувствовала, как вокруг нее смыкаются темные щупальца. Она застыла, теребя длинную прядь (с тех пор как она перестала стричься и краситься, ее волосы начали курчавиться и серой паклей свисали вдоль лица). Под окном на Восьмой авеню грохотали машины. Надо было что-то отвечать, срочно.

— Арк, у меня есть враги, — сказала она. — Как и у генерала.

Он молчал.

— Если вы будете слушать моих врагов, я не смогу делать свою работу. Так вот. Возьмите свою замечательную ручку — на всех фотографиях в газете она торчит у вас из кармана — и запишите: Отрезать завязки на шапке. Выкинуть бантик. Сдвинуть шапку чуть дальше на затылок, чтобы был виден чубчик. Сделайте, что я вам говорю, Арк. И увидите, что будет.

Лулу в розовой пижамке вошла в комнату, потирая глаза. Долли взглянула на часы. Господи, полчаса сна украдено у ребенка! Долли представила, как в школе на Лулу наваливается усталость, и ей самой чуть не стало дурно. Она притянула дочь к себе. Лулу, как всегда, приняла материнскую ласку с царственным равнодушием.