Безымянлаг - Андрей Олех

Потом он перешел к отправке бригад на объекты. Получившие наряд сразу же колонной уходили в столовую. Седой, не приписанный к бригаде, быстро поразмыслив, пошел за второй колонной. Уходя, он инстинктивно бросил взгляд на вохров, опасаясь окрика, и столкнулся взглядом с лейтенантом НКВД. Тот с неприятной улыбкой смотрел именно на него.

Дорогой седой зэк не вступал в разговоры и молча упрекал себя за поспешность. Надо было немного потерпеть, смешаться с толпой и не привлекать внимание политотдела без особой нужды. А теперь это горячее сердце выделило его из массы, холодный ум запомнил номер, и чистые руки потянутся за его личным делом раньше, чем он дойдет до столовой. В подтверждение этих мыслей колонну обогнал автомобиль с начальством.

Один взгляд – и сегодняшний вечер может закончиться для него не на теплых нарах блатного барака, а в изоляторе. Седой шел и злился не столько из-за случившегося, сколько сам на себя за ненужные мысли, но прогнать их не мог. И только запах соленой рыбы вернул его в холодное утро ноября. Седой зэк огляделся и с радостью заметил в толпе ожидавших десятника из котлована.

– Не, Дед, я завтрак даже на пачку папирос не поменяю, – с ходу ответил он.

– Мне только в столовую с твоей бригадой зайти.

– Нет, Дед, не буду я с татарином ссориться, я за тебя отвечать не хочу.

– Я сам за себя отвечу, – с ухмылкой пообещал седой зэк, и хмурый десятник безразлично пожал плечами, предвидя, что станет свидетелем расправы.

Когда Ахметов выкрикнул из окошечка номер бригады землекопов, седой зэк пошел за ними последним.

– Так и будешь его своей пайкой говноедской кормить? – с улыбкой спросил татарин у десятника на входе в зал.

– Он не со мной, – ответил заключенный, и Ахметов, находившийся в бодром расположении духа, даже привстал со стула, готовясь дать отпор нарушителю.

– 958343, – сказал седой, опережая заведующего. – Сварщик, приписан к двадцать четвертому заводу.

Завстоловой мог еще устроить сцену, но спокойствие зэка насторожило его, он схватил список нарядов и упустил подходящий момент.

– Нормы все равно нет, – угрюмо сказал Ахметов и, обращаясь к окошку, крикнул: – Этому – то же, что и остальным.

На завтрак давали ржавую сушеную рыбу, проходившую в рационе как белок. Есть в ней было нечего, и зэки в иступленном озлоблении обсасывали ее целиком, проглатывая все, что можно было прожевать. После недолгой борьбы с рыбешкой седой зэк сдался, съел полпайки и спрятал остатки хлеба в фуфайку.

– Курить не будем? – спросил десятник, когда они вышли из столовой.

– Курить надо после еды. Как мне на двадцать четвертый завод попасть? – отозвался седой зэк.

– Иди с колонной налево, не ошибешься, – махнул рукой десятник, потом, подумав, спросил: – Ты говорил, что школьный учитель, а оказывается, сварщик.

– Ты говорил, что землекоп, а лопаты я у тебя не видел, – сказал седой и зашагал к колонне.

«…Трудящиеся колхозной деревни, снабжая страну и фронт сельскохозяйственными продуктами, активно помогают Красной Армии громить фашистских оккупантов. Выполнив план хлебопоставок и сдав натуроплату за работы машинно-тракторной станции, колхозы Минусинского, Манского, Ермаковского, Ачинского и ряда других районов Красноярского края продали государству около миллиона пудов хлеба…» – прерываясь и снова появляясь на пути, рассказывала сводка из лагерных репродукторов. Мысль о том, что за лагерным забором располагается государство, меряющее хлеб миллионами пудов, отказывалась вмещаться в голодный мозг.

На выходе из лагеря седой зэк объяснил вохрам, что он специалист на двадцать четвертом заводе, и, получив разрешение пройти, слился с тысячеголовым потоком, медленно текшим в сторону здания с гигантской трубой. Люди вытекали из других лагерных участков и рассеивались по объектам. Колонна миновала станцию; на перроне с ночи стояли разгруженные станки, вокруг одного из них ползали черные точки, стирая кровавую наледь.

Здание с трубой приближалось, давя масштабом, как еще одно напоминание о человеческой ничтожности. Не такое оно и большое, просто стоит чуть повыше, хотя это и значит, что смотреть на него с этой точки приходится сверху вниз. Седой зэк огляделся и обнаружил, что лагерь находится ниже горизонта. Такое расположение показалось ему вполне логичным.

По объяснениям вохров ему надо было свернуть направо к гофманской печи. Седой не представлял себе, как эта печь может выглядеть, но, увидев клубы пара, понял, что не ошибется, и спросил дорогу. Огромного роста рабочий в рваной телогрейке на голое тело радостно улыбнулся, закивал в ответ и достал стальными клещами из печки кирпич.

– Он оглох, – пояснил его низкорослый напарник, загрузил следующий слепок и, не поворачиваясь, крикнул в огонь: – Почти пришел, прямо перед тобой!

– А где прораба найти? – спросил седой, но второй тоже будто оглох, и ответа зэк не дождался.

Согревшись жаром гофманской печи, седой зэк подошел к почти достроенному зданию завода. Все вокруг были чем-то заняты. Двое заключенных несли кирпичи на деревянном настиле, другая группа ритмично разбивала ломами гору замерзшей земли, из нее уже начал проступать засыпанный моток кабеля. Прораба нигде видно не было. Седой зэк вошел в цех. Внутри три вохра играли в карты, сидя за столом, сложенным из кирпича и досок.

– Я сварщик, – представился охране седой зэк.

Один охранник кивнул, второй смерил его взглядом, а третий сказал «хорошо». Седой зэк понял, что искать прораба не стоит, – надо заползти в какую-нибудь дыру и проспать до обеда, если здесь есть обед, а еще лучше – до конца смены. Вечером, если Берензон его не обманул, он уже будет в другой бригаде, а завтра ему предстоит выполнять совсем другую работу.

Зэк поднялся по лесам наверх под самую крышу, откуда, бросая вспышки на кровлю, летели искры сварки. Рабочий остановился, снял маску и уставился на него.

– Тебе чего здесь надо? – грубо спросил сварщик и угрожающе поднялся.

– Я на тебе номера не вижу, ты не из лагеря? – не принимая вызова, спросил зэк.

– Я вольнонаемный рабочий.

– Тогда предлагаю тебе поработать, – ответил седой и, обогнув его, пошел дальше по лесам.

Обогнув выступ, он остановился и огляделся. В углу под недостроенной крышей лежал ворох опилок, рядом валялся кусок рубероида. Зэк отгородился листом от ветра, сгреб опилки в кучу и почти сразу уснул.

Он на охоте, ветер раскачивает сосны, а ноги утопают в густой хвое. Тело его моложе, и он волен идти в любую сторону. Вокруг, судя по воздуху и краскам – ранняя осень, он спускается в овраг и видит над головой темное грозовое небо, сверкающее молниями, но дождя нет. Нет у него и ружья, только бритва в ботинке, и неясно, на кого можно охотиться с таким оружием. Получается, что если ружья у него нет, но он на охоте… Раньше чем неприятный вывод становится данностью, он уже бежит по темному извилистому оврагу, как по коридору, стараясь перепрыгивать узловатые корни и уклоняться от острых веток. Где-то рядом глухо отдаются эхом выстрелы. Стреляют как будто залпом. Вместо ветвей из стенок оврага теперь торчат обрывки проволоки, трубы сменили корни. Он поднимает глаза и видит, что путь его ведет к зданию с коптящей черным трубой. Он отвлекся и цепляется за что-то ногой, но упасть не успевает, потому что…

– Если будешь спать, норму не получишь.

Седой зэк открыл глаза и увидел стоящего над собой инженера. Разбудил его не ударом, не кричал, на лице – растерянность.

– А что есть норма, товарищ инженер? – выигрывая время, спросил седой зэк первое, что пришло на ум. И тут же разгадал удивленный взгляд собеседника: – Вы видели меня вчера в кабинете у врача.

– Да, – кивнул инженер.

Седой встал на краю крыши, пытаясь вспомнить, о чем говорили инженер с врачом вчера в кабинете, но перед глазами заключенные продолжали долбить ломами мерзлую землю.

– Сегодня норма одна, а завтра совсем другая, – продолжал зэк, вспомнив, что он уже почти в бригаде Берензона. – Вот взять рабский труд: вроде бы все решили договориться, что он ненормален, а не успеешь оглянуться – и ничего обычнее, кажется, вокруг и нет.

– И египетские пирамиды выстроены рабами, но восхищают человечество до сих пор, – неожиданно поддержал его инженер.

И вдруг во время завязавшегося разговора достал из кармана кусок сала и запросто отдал его. Надо продолжать, стараясь не показать, как он поражен подарку. Да ведь перед ним человек, измученный совестью! – внезапно открылось седому зэку.

– Так, по-вашему, цель оправдывает средства? Вы в этом уверены? – задал давно мучивший его самого вопрос седой зэк.

– Не знаю, не знаю, – инженер, похоже, совсем растерялся. – Наверное, вы правы, все здесь летит вниз, как в колодец…

– Со дна колодца и днем видны звезды, – не помня, чтобы он упоминал колодец, утешил его седой зэк.