Безымянлаг - Андрей Олех

– Стоять! – скомандовал вохр, останавливаясь у недавно покрашенного вагончика.

Один из конвойных постучал в дверь кулаком. Никто не открыл.

– Где его опять носит? – выругался боец. – Пойду поищу, без обеда кишки сворачиваются.

– Давай. Я к Снегирю погреться, может, и начальник участка там, – флегматично кивнул второй. – Колонна, не расходиться, кого недосчитаются – на довольствие не попадут.

Вохр медленно зашагал к единственному бараку, стоявшему на возвышении. Его угроза была совершенно лишней: разбегаться в самом центре неизвестного лагеря никому в голову не пришло, колонна, наоборот, сбилась плотнее, инстинктивно защищаясь от ветра.

Через несколько минут из барака, куда ушел греться вохр, появился невысокий человек. Он остановился на крыльце, закурил, издалека осматривая прибывших, и вальяжной походкой начал спускаться с пригорка.

– Че, бараны, ссытесь? – обхаживая толпу, заговорил заключенный. – Это правильно.

Седой зэк рассматривал лицо, похожее на морду хорька, и с удивлением ловил себя на мысли, что не может определить, какую ступень блатной иерархии занимает этот человек. Возможно, чья-то шестерка заигралась.

– Постройтесь в линию, – Хорек кинул окурок в самого рослого в колонне.

Седой зэк не двинулся, но люди вокруг него зашевелились и начали неуверенно топтаться.

– Ровнее, падлы, ровнее, – подначивал Хорек, улыбаясь широким ртом и прохаживаясь вдоль жалкого строя. – Слышь, дед, ботинки у тебя нарядные, давай меняться.

– Давай, – ответил на обращение седой зэк. – У тебя папиросы есть, давай на них.

Хорек усмехнулся и, достав из кармана пачку, щелкнул по донышку длинным желтым ногтем мизинца так, что выскочила ровно одна папироса. Седой зэк протянул руку, но вместо пачки схватил тонкие пальцы и резко рванул их. Папиросы упали на землю, но зэк не отпускал хватки, пока не раздался хруст.

– Су-у-ука! – подвывал Хорек, катаясь по грязному снегу, прижимая сломанные пальцы к груди. – У-у-убью, су-у-ука!

– Спички? – опускаясь на карточки, чтобы собрать папиросы, спросил седой зэк.

– Су-у-ука, Дед, горло порежу!

– Спички где? – заглядывая в лицо Хорьку, повторил зэк свой вопрос.

– В кармане, – доставая и протягивая коробок здоровой рукой, проскулил Хорек. Потом поднялся и поплелся к бараку. На полпути обернулся и крикнул: – Не жилец ты, Дед, понял!

Огонек спички согрел ладонь, и седой зэк глубоко затянулся.

– Дед, оставь покурить, – обратился здоровяк из колонны, и седой зэк, не поворачивая головы, передал окурок.

Быть спокойным было несложно. Даже если он искалечил местного авторитета, а Хорек им явно не был, никто не будет устраивать расправ днем. Такие дела делаются в лагере ночью. А седой зэк пережил немало плохих ночей, и если сегодняшняя, или завтрашняя, или любая другая станет последней, большой беды в этом нет. Зато в кармане лежит почти целая пачка настоящих папирос, а не какой-нибудь сраный самосад. К толпе зэков с другой стороны приближался звонкий голос.

– …А как вы хотели? Работа! Кругом работа. Приветствую вас, товарищи заключенные, поздравляю с прибытием на вверенный мне участок Безымянлага, – будто произнося речь на съезде ударников, говорил начальник лагерного участка.

Невысокий человек был полностью закутан одеждой, поддевка под тулупом распирала его так, что он не мог опустить руки, огромная меховая шапка съезжала на глаза, а шарф прикрывал рот. О его активной мимике можно было судить по вылетавшим облачкам пара и подергиванию заиндевевших усов.

– …Как вы хотели? По баракам будем расселяться после ужина, я с учетно-распределительным отделом еще раз этот вопрос обговорю, – не совсем ясно, к кому обращался начальник лагучастка. – Так, списки, значит, мне пока учетно-распределительный не предоставил, как хотелось бы. И вот надо этих голубчиков вести на второй район, на рытье котлованов. Объект не последнего значения, дома…

– У нас такого приказа не было – весь день этих сторожить, – угрюмо перебил его голодный вохр.

– А кто сказал сторожить? Проконвоируете, и дело с концом. Там, на объектах, и свои охранники найдутся. Как вы хотите? Простой устроить? Я ведь могу и доложить о таких настроениях. Это понимать надо, объекты стройки ждать не будут. Каждый рабочий час важен. – Вохр сдался под огнем красноречия и махнул головой колонне.

– Гражданин начальник, мы второй день не кормлены, – жалобно застонал здоровяк из нового этапа.

– Кто не работает, тот не ест, товарищ зэка. Вот вы поработаете на котловане, а вечером на заслуженный ужин, как хотели. Вернетесь, тут мы вас и расселим, к вечеру уже будет все готово, на бригады вас разобью. Так, без этого нельзя. Учет не получится. Посписочно, кто какую норму выполнил, это важная вещь, товарищи. Ударникам почет и слава за труд, и котел лучше, и одежда первого срока носки. – Вохры, не обращавшие внимания на лекцию, гнали колонну быстрым шагом мимо бараков, срезая тропинки. Начальник лагучастка, ничуть этим не смущенный продолжал, хотя голос его на ходу срывался: – И условия проживания, и деньги за ударный труд, и встречи с родственниками, а там и досрочное освобождение или на фронт отправка.

Начальник лагучастка исчез в натопленном вагончике в клубах пара так же внезапно, как появился. Голодные, уставшие зэки снова прошли мимо столовой, и запах квашеной капусты показался необыкновенно аппетитным. Лагерь заканчивался пустой площадью. Их повели направо. В одном месте дорога огибала огромную трубу, вмерзшую в груду земли, дальше стояли коробки недостроенных двухэтажек.

– Стой, – скомандовал вохр в голове колонны и громко позвал дежурившего на объекте бойца по имени. – Братишка, принимай этап, опять мудозвон не дает конвой закрыть.

– У тебя немного?

– Двадцать четыре, все смирные.

– Ну, веди сюда, насрать, – отозвался дежуривший вохр. – Чего спасибо, давай махорки отсыпь.

Седой зэк пробился в начало колонны и, обойдя кучи земли, спрыгнул в метровой глубины котлован. Там вокруг костра на кирпичах сидели зэки. Вохр, принявший новеньких, спрыгнул вниз и сел рядом с ними к огню. По одному вооруженная охрана – почти всегда люди, их чем больше, тем они злее.

– Не разбредаться, сидите ждите, – приказал вохр колонне. – Скоро лопаты привезут.

– Второй день везут, – сплюнул в костер один из зэков, сидевших вокруг огня.

– Мужики, можно к вам погреться, совсем рук не чувствую? – спросил здоровяк из колонны.

– Ты дровишки поищи да погрейся, – ответил ему мрачного вида зэк с густыми черными бровями.

– Так нам сказали, костры не положены, – возразил заключенный с крестьянским выговором.

– На не положено хуй наложено.

Круг, включая вохра, лениво засмеялся.

Колонна новичков обступила группу у костра. Огонь их, конечно, не грел, но просто смотреть на маленькие язычки пламени было уже теплее. Местные зэки получили дополнительную защиту от ветра и не гнали их, только молча щепили доски, подбрасывая лучинки. Седой зэк закурил, стараясь пустить больше дыма.

– Оставь докурить, – повернулся к нему сидевший у костра заключенный.

– Дам папиросу за пайку, – ответил седой зэк.

Предложение было заманчивым. Сидевший к нему ближе всех заключенный встал на ноги и после долгих манипуляций с подкладкой фуфайки достал кусок хлеба. Седой отдал докурить здоровяку и, протянув папиросу, совершил обмен.

– Ни хера себе, откуда такая роскошь? – аккуратно пряча папиросу под шапку, с интересом спросил зэк.

– Это Дед какому-то блатарю местному руку сломал, – с гордостью отрекомендовал седого зэка здоровяк, благодарный за окурок.

И видя, что ему не верят, обернулся к колонне за поддержкой. Многие в толпе утвердительно закивали.

– Ну, садись тогда рядом, Дед, – уступая место на кирпичах, сказал зэк.

– На блатного ты не похож, на коммуниста тоже, кем был до лагеря? – спросил хмурый заключенный с густыми бровями, бывший, по всей видимости, десятником.

– Детей в сельской школе учил. – Седой зэк дожевал хлеб и вытянул руки к огню.

– Не пизди, – рассмеялся десятник, и все вокруг заулыбались, предвкушая интересный разговор. – А руки ломать тебя дети научили?

– На фронте в пятнадцатом году научился, – сухо ответил седой зэк.

– Откуда прибыли? – видя, что разговор в эту сторону не пойдет, спросил десятник.

– Я с Сибири, остальные не знаю. Шесть лет там тайгу топтал, осталось всего девять.

– Здесь столько не живут, – отозвался десятник, с треском отламывая щепку от доски. – С голоду ноги протянешь, начальник участка – мудозвон, одно слово. Как вопрос задашь, сразу лекция о международном положении, а лопаты второй день на участок привезти не может. Нет нормы – нет еды. Пока котлован не выроешь, на другой объект не переведут, а чем мне рыть?! Зубов своих не осталось.

– Так сами лопаты возьмите, – отозвался крестьянин из колонны новеньких.