Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар - Андрей Чертков

Когда это было? Сто лет назад? Вчера? И было ли? И сможет ли повториться?

— Прости, Валерий, я не знал. Я могу чем-то помочь? Есть же врачи, которые этим занимаются. — Виноватый голос Бруно вернул меня к действительности.

— Спасибо, Бруно. Мы займемся этим… когда я вернусь.

«Если вернусь, — подумал я, — и если Крепость перестанет существовать. Не стоит заводить детей в мире, где править бал будет господин Советник».

— Я хочу тебя предупредить, Бруно, — сказал я вслух. — Весь этот департамент с его бредовыми проектами однажды рухнет, но погребет он под своими обломками только таких, как ты. Советников же, «имеющих влияние», не судят, их привлекают на службу. Люди без тени нужны любой власти. Министров же, в лучшем случае, отправляют в отставку.

— Я приму это к сведению, — отозвался Бруно так кротко, что я подумал с ужасом: «Зачем же я его мучаю? Он ведь просто жертва. Раб своих заблуждений. Да и при чем тут это, он же мой брат».

Старший брат, который меня любит. В гимназии меня, довольно-таки тщедушного подростка, никто не смел обижать, потому что Бруно занимался боксом. Да и потом, в молодости, на студенческих пирушках, когда споры о политике нередко перерастали в потасовки, я чувствовал за спиной надежное прикрытие брата. Как все изменилось! Пожалуй, впервые в своей жизни я ощутил за собой пустоту, пустоту одиночества, когда все серьезные решения придется принимать самому — и драться тоже самому.

Лицо мутанта

В приемной их ожидал человек, которого они уже не чаяли увидеть. В кресле для посетителей, седой, с некогда полными, а теперь обвисшими щеками, морщинистой шеей рептилии и тяжелым внимательным взглядом из-под набухших болезненной синевой век, сидел согбенный пережиток позорной эпохи — господин Советник. Завидев вошедших, он только вяло дернул старческой рукой, не то приветствуя, не то отмахиваясь, и сказал голосом тихим, как шорох гонимого ветром сухого листа:

— Заставляете себя ждать, господа мутанты. Я проделал нелегкий путь, а в моем возрасте путешествия противопоказаны. И если я здесь, это означает, что приехал я не по пустячному делу.

— Если вы, господин Советник, опять приехали, чтобы клянчить сыворотку, то знайте, мое решение неизменно, — сказал Голем, усаживаясь в кресло напротив.

Зурзмансор подошел к окну и остался возле него, глядя на то, как вываливается веселая толпа из широких дверей Лечебного корпуса.

— Э-э, доктор, — проскрипел Советник, — зачем мне теперь бессмертие? Жизнь уже давно тяготит меня. В моем возрасте беспокоят только долги, которые не хочется тащить в могилу.

— Хорошо, — согласился доктор, — мы готовы выслушать вас.

Советник заерзал в кресле, заскреб тростью по полу и, устроившись поудобнее, заворчал:

— Вы готовы выслушать меня?.. Было время, когда вы были готовы выполнить любой мой приказ. Вы полностью зависели от меня… Ваше счастье, доктор, что вы были нужны мне, иначе я давно бы пристроил вас в подходящий концлагерь. Как стопроцентного еврея…

— Говорите по существу, — холодно откликнулся Голем.

— Вы не сделали ничего из того, что обещали, — продолжал канючить Советник. — Вы и нынешним не дадите того, что обещаете. Я понял, к сожалению, слишком поздно: вам абсолютно все равно, что будет с людьми… Хаос, хаос наступает. Наркотики, сексуальные извращения, массовые психозы, человечество пожирает себя самое, а вам плевать… Вы обладаете мощью, но не хотите помочь людям. Вы не хотите власти? Бог с вами, но дайте ее другим, тем, кто хочет и может изменить мир… Я знаю, вы обладаете существом, сочетающим в себе животное и механизм… В этом могущественном, но медленном божестве сосредоточилась все претворяющая воля вселенной, эту волю нужно только уметь направить… но не так, как… вы…

В задыхающемся бормотании старца явственно слышалось благоговение.

— Вы все-таки внедрили в Лепрозорий своего шпиона, Советник? — спросил Зурзмансор, отстраняясь от окна.

— Хе-хе-хе, — сухо рассмеялся старец. — Мне удалось найти одного ловкого молодого человека, вашей, кстати, породы. Он исправно поставляет мне информацию, но для вас он безвреден.

— Имя его вы, конечно, не назовете.

— Угадали, да и зачем вам его имя. Вы же чистоплюи. Выгнать его вы не выгоните, не говоря уж о более крутых мерах. Вы даже «дезу» не станете ему подсовывать, слишком честные.

— Вы правы, — сказал Зурзмансор, — имя вашего шпиона нам ни к чему. Мы не будем с ним возиться. Слишком заняты! — Он подчеркнул интонацией последние слова.

— Поэтому забудем о нем. Давайте говорить о деле. — Старец подобрался, видимо, он переходил непосредственно к цели своего визита. — Коли вам все равно, что станется с людьми после вас, то окажите человечеству небольшую услугу… Я создам комитет из ряда наиболее дальновидных политиков, лучших ученых и пропагандистов… Я привлеку к работе комитета видных промышленников, подключу прессу. Гарантирую полную гласность. Вам только нужно будет поделиться, не всем, а лишь небольшой частью своих тайн. «Сыворотка бессмертия», «принцип экономической реадаптации», «холодный термояд» и еще кое-какие открытия — я составил список. А главное, отдайте нам ЕГО! Я клянусь, что все будет использовано в мирных целях…

От волнения старик начал задыхаться. Глазки его выкатились, и он принялся шарить по груди, где у него, по-видимому, хранилось в кармане лекарство. Голем устало вздохнул, поднялся, достал из маленькой коробочки, которую всегда носил с собой, капсулу пентатола и положил ее в разинутый рот Советника. Старик глотнул, глаза его вернулись на место, лицо и лысина покрылись мелким потом, дыхание выровнялось.

— Пентатол, — прошептал он, — его тоже дайте людям, вы… спасете многие жизни…

— Было время, господин Советник, когда именно вы принимали решения, чем делиться, а чем не делиться с тем самым человечеством, о котором вы теперь так беспокоитесь, — сказал Зурзмансор, равнодушно глядя, как мучительно дышит этот когда-то властный и беспощадный, а ныне вызывающий только чувство брезгливой жалости человек.

Голем смотрел на них обоих с внимательным и напряженным любопытством, как наблюдают за поединком. Здесь не было вчерашних противников, здесь сошлось в моральном единоборстве прошлое и будущее, и будущее побеждало, а он, Юл Голем, был из настоящего, и это давало ему право оставаться почти беспристрастным рефери.

— Мы уже позаботились о человечестве. — Зурзмансор указал взглядом на окно, за которым юные граждане человечества деловито брали автографы у лауреата, засыпая его при этом градом вопросов. — Мы подготовили себе смену, а уж как она распорядится нашими дарами, решать не нам и не вам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});