Агент нокке, или на войне как на войне - Елена Романова

– Ты же прочитал! Воровать – куда еще!

– Немедленно вернись.

– Не подумаю!

Главный комсомолец испугался. Вот только-только он видел горящие обидой зеленые глаза, эти густые кудри, припорошенные снегом, узкое лисье личико с плотно сжатыми губами. И вот уже никого нет. Парнишку долго искали по городу.

Он в это время сидел в опустевшем и холодном зале. И то плакал, над этой мерзкой бумажкой, то нервно смеялся. Ветер и снег гуляли по пустой квартире. Вьюга нанесла снега. От этого вид у комнаты был очень не уютный. Среди всего этого безобразия на каком-то стуле с измочаленным сиденьем сидел хельве и под гитарный перебор тихонько напевал старинную песенку:

Мужика ли бабу ли спроси,

Дешева обида на Руси:

Опозорить девку без стыда, запороть холопа без суда…

Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на плечо. Подросток обернулся и увидел Александра Викторовича. Взрослый мужчина и маленький хельве несколько минут напряженно смотрели друг другу в глаза. Они одновременно облегченно засмеялись.

Мальчишка продолжал бренчать на гитаре туже мелодию.

Через несколько минут комсомольцы прибежали обратно, и собрание продолжилось.

Активистка Галя тут же набросилась на виновника переполоха:

– Мы тебя по всему городу ищем, а он, видите ли, сидит, на гитаре тренькает! Ну, ты даешь.

– Тебе побегать полезно. Жирок свой растрясешь.

Галя имела нормальное телосложение семнадцатилетней девушки, но была буквально помешана на всевозможных диетах. Она считала себя ужасно толстой.

Возникшую было перепалку, решительно прекратил дядя Саша. Ника внимательно вглядывался в окружившие его лица: лица ровесников, малышей, почти взрослый парней и девушек. И оттаивал. Не было в них ни ненависти, ни презрения. Только легкое раздражение (по поводу ночной пробежки) и радость, что потерявшийся друг нашелся, и с ним ничего плохого не приключилось.

Оказывается, эту статью принес сам руководитель клуба. Александр Викторович хотел показать молодым коллегам, как не надо вести агитацию. А нокке принял содержание на свой счет. Руководитель клуба громил каждую строчку, каждое предложение. Приводил подобные статьи за авторством фашистских идеологов, указывал на явное сходство стиля и манеры изложения. Он даже заподозрил знаменитого агитатора в воровстве текстов у Геббельса. Газета пошла на самокрутки и на маленькие самолетики.

После окончания теоретического занятия, в туристическом клубе "Белая Сова" началась обычная жизнь. Дети и взрослые делились планами, рассказывали о своих приключениях. Пили душистый чай с травами из алюминиевых кружек с карамельками, с рассыпчатым печеньем и вкусными домашними пирожками. Ник узнал, что, таких как их отряд не так уж и мало. Ник, Алешка и Саша с радостью общались со своими новыми друзьями. Героями вечера были два совсем взрослых парня. Один из них, Владик Мареску по кличку "Дракон", готовился отправиться в Румынию, где он и родился, с секретной миссией. Последние наставления были уже получены, вся необходимая информация получена. Сейчас этот яркий темпераментный парень-огонь расслаблялся в клубе, наслаждался жизнью. Ник чувствовал в его дыхание затаенную тревогу.

Вот он бренчит на гитаре непонятную песенку. А две шестнадцатилетние девочки (одна из которых приходилась сестрой Владу-Дракону, а с другой, которая в белом платье – только что их расписал строгий командир) смотрели на него влюбленными глазами, уговаривали беречь себя, обещали ждать. Кто знает, может быть, они видятся в последний раз. Может быть, огненно рыжий мальчик, которому подарят жизнь этой ночью – останется единственным представителем древнего княжеского рода. А может быть, все и обойдется.

Глядя, встревоженных девочек Ник вдруг почувствовал дыхание смерти. Как будто вдруг закончилось детство и все теперь по-взрослому. Ведь Владик старше его и Алешки всего-то на два года.

Другого парня все называли Желтис, а скромная молоденькая девушка, чуть старше Марины, называла Янисом. Оказалось, что он совсем недавно женился. С ним Ник не мог наговориться. Бедному парню казалось, что он вернулся домой. Как приятно встретить иногда родственную душу. Ник и Алешка посещали "Белую Сову" почти каждый день. Желтис охотно занимался с ними.

Парень научил Ника и Алешку некоторым штучкам. Ученики тут же опробовали новые уменья. Влюбленные девицы одновременно взвизгнули, увидев внезапно появившихся трех змей на мокром от растаявшего снега полу: одного огромного ужа, не уступающих размерами анаконде, и двух ужиков поменьше. Все невольно отпрянули к стене, кто-то забрался на подоконники, кто-то вспрыгнул на стол. И вдруг…

Страшные змеи снова стали Желтисом, Ником и Алешкой. И еще, мальчишки научились у нового знакомого многим другим штучкам: незаметному и мгновенному гипнозу, меняться сознанием с животными и еще многому другому.

Ник уже и не вспоминал о своей обиде. Он пришел к выводу, что на дураков обижаться глупо. Не за них он там рискуют жизнью. За своих друзей. За бабушку Дуню и деда Семена. За Нюру и за маленькую Иришку. За своих маленьких друзей, с которыми занимался в клубе у дяди Саши. За Дашу и Маринку. За всю огромную страну и ее людей. За тех, кто помогал ему там в деревне. Всяких борзописучих болтунов, которые прячущихся за женские юбки Ник презирал всеми фибрами души.

Александр Викторович смотрел на расшумевшихся ребятишек и напряженно думал. Он жалел детей, родившихся в несчастной стране в неудачное время. Почти все они заметно отличаются от своих сверстников. Их дар – их проклятие. Их судьба – служба в "конторе". Александр собирал этих детей, обучал и натаскивал. Со стороны казалось, что этот клуб готовит диверсантов, для последующего обучение в специальных школах.

На самом деле, у Александра Викторовича цель была совсем другая – сделать так, чтобы эти дети выжили. По крайней мере, не погибли в первом бою, или на первом задании. Он знал, что доблестные "органы" ни за что не оставят этих детей в покое. Их по любому заставят служить.

Сколько их – этих удивительных созданий доживет до седин, скольким удастся передать потомкам свои удивительные свойства?

Когда-то, много лет назад, их было двенадцать. Двенадцать семнадцатилетних парней, которых сам Дзержинский лично отобрал для специальных заданий партии.

Сейчас ему сорок два. И он остался один из всех, и то чудом – из-за тяжелого ранения. Левая рука до сих пор плохо слушается. Самые везучие из его товарищей едва дожили до двадцати лет. И лишь одиннадцать безымянных холмиков на лесных полянах напоминают о том, что они когда-то жили, творили, мечтали, любили, боролись.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});