Пепел и Мечты: Рубикон - Александр Снурницын

class="p1">"Человек не мог создать такое".

В какой-то момент мое тело резко остановился. Не осознавая своих действий, я уже повернулся к одной из дверей и, не раздумывая, толкнул её. Порыв ветра ударил в лицо, взъерошив волосы. Мир за дверью оказался ярким, на мгновение ослепив меня, прежде чем я шагнул туда, и дверь захлопнулась за спиной.

Воздух был свежим, не то что в коридоре. Исчез спёртый запах пыли, раздражавший нос. Неожиданно для себя я почувствовал, как тревога и шок стремительно нарастают внутри, заставляя меня дрожать. Контроль вернулся, тело больше не действовало самостоятельно.

Я оказался в комнате с несколькими столами, заваленными бумагами, книжными полками, тянущимися вверх на несколько метров, и огромной неубранной кроватью. Это место могло показаться полностью оторванным от мира, если бы не большое окно слева, из которого открывался вид на залитые светом сады.

— Что ж, неплохо, – раздался хриплый голос. Я мгновенно обернулся и увидел незамеченного прежде старика, сливавшегося с бумагами. Он казался совершенно белым: седые волосы, белоснежные одежды и мраморная кожа. Только чёрные витиеватые татуировки на лице и тыльной стороне ладоней, а также красные глаза выделялись на этом фоне.

От его голоса я вздрогнул и попятился, прежде чем всё внезапно сложилось в моей голове.

"Он мой новый учитель магии. Точно! Вероятно, то, что было раньше – некая проверка. Проклятье, и любят же они проверки".

— Видимо, ты понял, – кивнул старик и привстал. Одежда висела на нём, как на вешалке, почти не выдавая очертаний тела.

— Вы мой учитель магии? – несмотря на попытки сохранить невозмутимость, я уловил нотки неуверенности в собственном голосе.

"Слишком много странного и пугающего в последнее время. Слишком много", – это раздражало, но одновременно и будоражило. Мне нравились перемены, хотя они обычно приносили трудности. Изменения означали развитие, а развитие сулило новые перспективы.

— Да, меня зовут Эларион, а ты Мирт, я так понимаю, — немного пошатываясь, он прошёл по комнате и опустился на диван прямо передо мной. Его босые ноги утонули в белом шерстяном ковре.

— Как ты уже, догадался, это была проверка. Хотя, признаюсь, у неё была и другая цель. Мне не очень хочется, чтобы ты, как и другие, знал, где я живу, — продолжил он, не дав мне вставить и слова. Его алые глаза изучали меня, и я чувствовал, что он воспринимает больше, чем обычный человек.

Это был не первый встреченный мною маг, но, пожалуй, первый, кто уделял мне столь пристальное внимание. Даже от Виктории я не ощущал такого уровня наблюдения. Возможно, она делала это незаметнее, либо её это не так интересовало.

— Ты справился с проверкой неплохо. Хоть и поздно, но сумел восстановить контроль над сознанием и ощутить, что тобой манипулируют с помощью магии. Не каждый может почувствовать это с первого раза. Это значит, что ты подаёшь надежды, — я снова открыл рот, чтобы задать вопрос, но Эларион меня опередил.

— Я сомневаюсь в намерениях Виктории относительно тебя. Конечно, твоя кровь особенная, да и ты явно способен обучиться магии, но моё искусство несколько необычно. Хотя Виктория этого не озвучила, само её решение отправить тебя ко мне говорит за неё. И мне это не нравится. Хотя, с другой стороны, возможно, в этом будет некий толк, — он задумчиво закрутил локон длинных седых волос вокруг пальца.

— А что за... — на этот раз мне удалось начать говорить, но меня снова прервали.

— Что ты знаешь о магии, мальчик? — его внимание вновь обратилось ко мне. Его вид нервировал, особенно эти странные татуировки.

— То, что это сила, позволяющая менять мир по желанию мага, — раздражённо ответил я. Его манера общения мне не нравилась, но ради знаний придётся усмирить свой нрав.

— Довольно примитивное понимание, но не совсем ошибочное. Магия меняет мир, но всё не так просто. Магия — это способность воплощать собственные фантазии в реальность. Маг может пожелать чего-то, и мир ответит ему, изменяясь. Но всему есть цена, и в нашем случае ценой служат чувства, эмоции и разум.

“Разум?” – это звучало угрожающе. Я не мог полностью осмыслить его слова, но продолжал слушать, надеясь, что пойму.

— Поэтому первое, чему ты должен научиться, — это контролю собственных мыслей, эмоций и чувств. Представь, что нечто выведет тебя из себя, кто-то побьёт тебя, и в гневе ты вообразишь, как голова твоего обидчика лопнет. Если повезёт, ничего не произойдёт, но мир может ответить, и ты убьёшь человека, даже не желая того. И это лишь меньшая из опасностей. Связывая себя слишком сильно с миром, твои чувства начнут обостряться. Ты будешь ощущать эмоции других людей, и постепенно всё это будет накапливаться внутри. Ты начнёшь терять контроль и превратишься в зверя, жаждущего большей связи с миром, большего количества чувств. Ты практически станешь Ужасом.

Эларион выглядел спокойным, произнося эти слова, но во мне они пробуждали страх. Его голос звучал уверенно, будто он уже знал мою судьбу.

— Я просто говорю, что с тобой произойдёт, если ты пойдёшь по этому пути. Большинство магов заканчивают именно так. Хотя, конечно, может, тебе повезёт, и ты сможешь контролировать себя, в чём я сильно сомневаюсь. Я проверил тебя, и ты слишком эмоционален. Ты можешь думать, что твои маски хороши, но по сравнению с той жаждой, что обуревает каждого из нас, по сравнению с пламенем, горящим внутри, твой контроль посредственен.

Его слова ударили по моей гордости. Вероятно, тем, чем я гордился больше всего, был именно самоконтроль. Сколько раз я хотел кого-то ударить, но сдерживался? Сколько раз я хотел наплевать на всё и сбежать? От скольких необдуманных поступков я уберёг себя? И сейчас оказывается, что я посредственен?

— Я не согласен, — мрачно произнёс я.

— Видишь, ты даже не можешь контролировать себя достаточно хорошо, чтобы признать факты. Только что эмоции говорили за тебя, а не разум. Даже во время моей проверки ты так паниковал, что не сдерживай я тебя, ты бы прямо там обделался! — я слышал в его голосе насмешку, и это постепенно начинало меня раздражать.

— Да что вы знаете обо мне! — гневно воскликнул я. Чтобы мной управляли эмоции? Мной, тем, кто был вынужден подавлять их всю жизнь? Я годами сдерживал ненависть к собственной крови, улыбался на насмешки других, топтал собственную гордость, склоняя голову, а он!

— Я знаю о тебе, вероятно,