По старой дружбе - Мария Перевязко

что Земля крутится не вокруг нее.

— Краснов, ты не понимаешь, — Эльвира вцепляется в мой локоть и не дает мне уйти. — Будет война. И пострадают все, кто не отдалится на безопасное расстояние.

— Не мели чушь! — взрываюсь я. — Я не боюсь истерик Венериной. Знаем, плавали. Пусть хоть из штанов выпрыгнет, это не изменит того, что Влада — ее сестра.

Эльвира отпускает мой локоть, и я почти что бегу к подъезду.

— Не ожидала, — с усмешкой говорит она мне в спину, — что ты западешь на смазливое личико. Не похоже на тебя. Глупо.

— Иди ты, — бурчу я себе под нос и рывком распахиваю дверь подъезда.

Глава 18. Венера

Мне нравится, как Элька реагирует на мою историю. Она внимательно слушает, не прерывая и не вставляя шуточки, сосредоточенно обдумывает сказанное мной и говорит:

— Вот же блин!

— Угу, — мычу я. — Папочка везде поспел.

Как-то сейчас не до ее лобызаний с Красновым. Мне нужна подруга.

— Мне она показалась безобидной, — говорит Элька, с опаской поглядывая на меня. — Просто потерпи, пока она не уедет.

— Да?! — рявкаю я и привлекаю внимание всего класса. — Да как ты не поймешь, она не уедет!

Биологичка устало вздыхает и поправляет очки на переносице.

— Лена, повтори, пожалуйста, что я сейчас сказала.

— Не знаю, что именно, — я испепеляю ее взглядом и не утруждаю себя подъемом с места, — но, определенно, что-то скучное.

Класс ржет. Она закатывает глаза, но в конфликт не вступает. Продолжает объяснять новую тему.

— Ты меня, конечно, извини, — шепчет Элька, — но я бы не хотела оказаться на ее месте. Чужая хата, новая школа, непонятный папашка, да еще и его жена с сумасшедшей дочерью. Через день она взвоет от такой жизни и сбежит обратно в свое село.

Я кручу головой.

— Чужая огромная хата. Новая частная школа. Папашка с чувством вины, готовый целовать ее в задницу.

Элька поджимает губы, и ее взгляде появляется жалость.

— Не смотри на меня так! — требую я. — Она вылетит из моего города, как пробка из бутылки. Если понадобится, я выволоку ее за волосы!

Элька дружески кладет руку на мою сжатую в кулак ладонь.

— Скоро урок закончится, — говорю я, — пойди, посмотри, где она там. И не вздумай подружиться с ней!

Элька поднимает руку и отпрашивается в туалет без каких-либо вопросов. Когда она возвращается, уже звенит звонок.

— Ну?

Я поднимаюсь и яростно запихиваю в сумку ручки, тетрадь и учебник. Элька прикусывает губу и размышляет о чем-то, поглядывая на пустую парту Краснова. Где его черти носят? В прочем, сейчас у меня нет времени об этом думать.

— Ничего, — наконец произносит Элька. — Наверное, ушла.

Ее голос какой-то странный, но, похоже, дело в ней и Краснове. Вот, о чем она думает. А я не собираюсь обсуждать с ней это. До поры до времени.

«Сестричка» и в правду ушла. На уроках, по крайней мере, так и не появилась. Мой мозг отчаянно пытается сопоставить одновременное отсутствие ее и Краснова, но я отмахиваюсь от этой мысли. Не может такого быть. Это никак не связано.

После уроков наша компашка устраивается в столовой.

— А кто эта милашка, с которой ты с утра пришла? — спрашивает вдруг Лешка у Эльки. — Из какого класса?

Элька с ходу шлепает его по лбу.

— Милашка, значит? Милашка?

Макс смеется и наклоняется ко мне:

— Все нормально? — тихо спрашивает он, пока Элька продолжает словесную перепалку с Лешей.

— Нормально.

— На тебе весь день лица нет, — Макс обеспокоенно хмурит брови.

Мне всё это в новинку. Алмаз никогда не пытался выведать, что творится у меня на душе, и мне это нравилось.

— Не хочу об этом говорить.

Чувствуя, что он продолжит настаивать, я с шумом отодвигаю стул и встаю: все равно кусок в горло не лезет. Макс удивленно смотрит на меня.

— Мне нужно уйти, — объявляю я друзьям и понимаю, что это действительно то, что мне сейчас необходимо.

Выходя из школы, я вдруг понимаю, что не могу пойти домой. Потому что там она. Белобрысая проблема. Мне придется наблюдать за тем, как папа прыгает вокруг нее, как цирковой пудель. А мама будет сидеть в запертой комнате, потому что привыкла закрываться от проблем, а не решать их. Меня охватывает злость. Если бы она была понапористей и поставила отцу ультиматум, он бы не привел эту девку домой.

Я чувствую движение за своей спиной и резко оборачиваюсь. Макс запыхался, догоняя меня, и шумно дышит. Закатываю глаза и продолжаю идти вперед. Он не отстает, но и, к счастью, ничего не говорит.

— Утренняя милашка — моя сестра, — мой голос звучит на удивление бодрым: видимо, я начинаю привыкать к этой фразе.

Макс не отвечает, и я скашиваю на него глаза. Он выглядит скорее задумчивым, чем удивленным.

— Весело, да? Отец поселил ее в гостевую спальню и сюсюкается с ней, как с маленькой.

Опять же тишина.

— Я собираюсь переехать ее на машине.

— Что?! — голос Макса срывается в крик.

— Просто проверяла, слушаешь ли ты, — улыбаюсь я.

На его лице медленно проявляется неуверенная улыбка.

— Я хотел дать тебе выговориться.

И он прав. Мне становится легче от того, что я говорю об этом вслух. Какая-то часть меня безумно благодарна ему за то, что он вынудил меня признаться в своих проблемах. Я опускаю взгляд и смотрю на то, как в такт движению покачивается рука, повисшая вдоль его тела.

Мне нужно придвинуться лишь на несколько сантиметров, чтобы мои холодные пальцы прикоснулись к его. От неожиданности Макс вздрагивает и удивленно смотрит на меня. Я продолжаю начатое, и его рука уже податливо обхватывает мою.

Это первый раз, когда я позволяю ему хоть какой-то физический контакт с романтическим подтекстом, и это оказывается даже приятно.

Я застаю Милашку на кухне за поеданием обезжиренного йогурта. Она сидит, поджав под себя ноги и уставившись в полупустой пластиковый стаканчик. Мне приходится как-то называть ее у себя в голове, и я решила остановиться на «Милашке». Мой внутренний голос произносит это ядовито-саркастическим тоном, и мне это по душе. Не сестрой же ее называть, в самом деле? Пусть это и реальность, но мой разум отказывается воспринимать ее, как родственницу.

Я усаживаюсь напротив нее, кладу локти на стол и слегка подаюсь вперед. Занимаю позу хозяина ситуации (и квартиры, если уж на то пошло). Она продолжает игнорировать меня, но уже не ест, просто ковыряет чайной ложечкой белую жижу.

— Не ожидала, что ты все еще тут, — безразлично бросаю я.

Милашка