Будь, пожалуйста, послабее - Виктория Осадчая

кто мы такие, чтобы судить кого-то? Кто сейчас не ворует? Хотя треть поселка все еще пустовала, так как строительство здесь шло полным ходом.

Мой взгляд остановился на высоком заборе, который раскинулся вокруг одного из домов. А у него ворота со скрипом разъехались в сторону, и мы въехали на территорию небольшого дворика, где главное место занимал просторный двухэтажный дом.

— Ты меня тут хочешь прибить и спрятать? — хмыкнула я, следуя за ним из машины. Окна в доме были темные, по сему было понятно, что в нем никого нет.

— А ты боишься? — прищурил он глаза. Нет, боялась я другого, что не удержусь и наброшусь на него, тем более, что так тяжело было сдерживать эти порывы, находясь рядом с ним в одной машине. Где моя гордость была в этот момент, я не предполагала даже. Он там в своей Москве спокойно спит с какой-то девкой, а я тут слюни пускаю.

— Хомячков не боюсь, — заставила рассмеяться я его, только вот смех у него был какой-то нервный. — Ты просто объясни толком.

Мы сначала вошли в дом, в котором кроме хорошего ремонта больше ничего не было. Большой холл должен был служить гостиной, соединялся он через резные перила с зоной кухни, которая была не такой пустой. По крайней мере, тут имелись шкафы и стол, в виде барной стойки с высокими стульями. Санузел был просто огромен с ванной-джакузи. На втором этаже располагались три комнаты, в одной из которых стоял надувной матрац.

— Как тебе? — поинтересовался Рома, стоя прямо за мной.

— Ты про это современное ложе? — уточнила я.

— Если ты заметила только его, мне страшно оставаться здесь с тобой наедине, — усмехнулся он, а горячее дыхание сзади, опалило шею. Не стой так близко, Барышников, не стой так близко. Нет, он специально меня дразнил, наклоняясь ближе, то отдаляясь. А я не могла произнести и слова.

— Ариша, ты меня слышишь? — его насмешливый голос заставил меня выйти из этой зоны комфорта.

— Слышу, Рома. Отойди подальше, пожалуйста, — признаваться в своем бессилии от его присутствия было не так уж и тяжело, тяжелее было терпеть.

— Я хочу тебя, — послышался сзади полушепот, от которого все мое естество забилось в судорогах. Вот что значит, гормоны.

— Меня или секса со мной? — в горле пересохла, поэтому голос контролировать было тяжело.

— Одно другому не мешает.

Я не сопротивлялась, когда его горячие губы тронули чувствительную кожу на шее, двинулись ниже, потом выше… Боже, это была действительно каторга. К черту эту Нику гребанную, к черту все! Он мой муж! Имею право!

Резко развернувшись, я привстала на цыпочки и притянула его голову ближе, впившись в губы.

— Аринка, — задыхаясь, он начал стаскивать с пеня одежду, а я помогала ему. Его поцелуи были жадные, требовательные, такие, что сознание туманилось. В доме было прохладно, но я не чувствовала ничего, кроме его горячих рук на своей коже, кроме тяжести его тела, кроме этих маленьких обжигающих поцелуев, когда он губами исследовал мою грудь. Не держала в себе ни единого стона или вздоха, и позволила вытворять с ним, то, что мне хотелось. А хотелось мне много и сильно, так что можно было сойти с ума. И чувствовала его в себе. Боже, это было прекрасно. Как кстати оказался этот матрац здесь? Я не знаю, что он повидал до меня, но этой ночью, он потерял свою девственность. Уснули мы только под утро, прижавшись, друг к другу под одним тонким покрывалом. Уютно, тепло, хорошо.

Когда проснувшись за полдень, я попыталась подняться, железные тиски сжали мое тельце.

— Не вздумай двигаться, — пригрозил он.

— Ром, мне ехать надо. Завтра свадьба у Алиски.

— Успеешь! Просто если ты снова пошевелить своей прекрасной попкой я не смогу сдержаться.

— Ой, — потерялась я о его утреннюю эрекцию.

— Вредная женщина, — усмехнулся он, опрокидывая меня на спину и наваливаясь сверху. И понеслось по новой! Давно я себя так хорошо не чувствовала.

— Мы все таки вчера не договорили. Ты меня отвлекла, — приподнял он одну бровь, тяжело дыша после того, как мы пришли в себя от очередного оргазма. — Это мой дом, отец подарил мне его несколько лет назад, надеясь, что я вернусь сюда. Теперь он твой.

— Ага! — не согласилась я. — Мне можно уже переезжать? А ты, муж мой?

— Я буду к вам приезжать, — пожал он плечами.

— Отлично, Роман! Да ты просто гений! Переезжай, жена, в новый дом, а я пока у любовницы поживу. А иногда буду наведываться, мне же нужно исполнять отцовский и супружеский долг. Знаешь, что, Барышников, пошел ты в жопу со своей благотворительностью. Не собираюсь я никуда переезжать, — разозлилась? Нет, я была в ярости, готова была его прибить. А как бы поступила нормальная женщина на моем месте? А никак! Нормальная бы и замуж не вышла за несколько часов, да и делить бы не стала мужа с любовницей, пусть даже если не любила. Какая же я дура!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, ПОСВЯЩЁННАЯ ГЛАВНОМУ ГЕРОЮ И ЕГО НЕНОРМАЛЬНОМУ ПОВЕДЕНИЮ

Что произошло с ним за эти полгода? Много чего. Декабрь спешил к своему логическому завершению. Через два дня вся страна готовилась отмечать самый главный праздник, а он, Роман Барышников, сидел в темноте своей квартиры, наблюдал за тем, как вдали мелькают огоньки машин и неоновых вывесок, и пил виски. Никогда не любил он этот напиток, считая как нормальный русский мужик, лучше выпить водки, чем эту дрянь. Но за столько лет, выработав статус делового человека, привык и к нему.

А Ника называла водку пойлом для мужланов. А чем он отличался от такого типа мужиков? Вроде воспитан, образован, имеет хорошую работу, но поступает при этом как свинья. И эти обеды с бокалом вина на тонкой ножке, и эти феерии в честь какого-то незначительного события с литрами шампанского и легкими закусками… Да что они знали о праздниках? Нихрена. Огромный стол, ломящийся от разнообразия блюд и напитков, а за ним огромная семья, куда входят не только родственники, но и друзья. И нет той наигранности, и ни перед кем не надо прыгать на задних лапка, птому что это выгодный клиент, а этот может стать партнером, а тот вообще занимает какой-то чин, и по чистой случайности принял приглашение. Почему вокруг столько фальши?

Что-то понесло его не в ту степь… А Рома был сейчас частью этой жизни, хотя там в родном городе за много сотен километров была молодая женщина, которая носила под сердцем