Охота на маршала - Андрей Кокотюха

– Инженер Винер. Достаточно.

– Понял. Значит, инженер Винер смог провести свои исследования в полевых условиях…

– Не совсем в полевых, – тут же поправил майор. – Но и не в идеальных. Однако, если вы поняли, какие выводы он сделал, даже таких условий оказалось достаточно для выявления обмана.

– То есть, в золе, взятой на месте сгоревшего вагона, не обнаружено… гм… чего-то там? Я не знаю подробностей, товарищ Лужин. И понятия не имею, что должно было находиться в том вагоне.

– А я, товарищ подполковник, мог бы не показывать вам этих вот документов вообще, – парировал Лужин. – И если бы наш инженер Винер заявил, что все сгорело, моя миссия тут же завершилась бы. Свое задание я выполнил бы. И доложил бы Лаврентию Павловичу о прискорбном результате.

– Для кого прискорбном?

Видимо, этот вполне обычный вопрос майору чем-то понравился. Полуобернувшись, он коротко бросил Винеру несколько фраз по-немецки, услышал ответ, кивнул и снова переключился на Коваля:

– Правильно спросили, товарищ подполковник. Инженер Винер сейчас вот ответил – сгори содержимое вместе с вагоном, он бы очень расстроился. Как-никак результат его работы. Не полностью, конечно, однако – в том числе его. Винер очень хочет приносить пользу нашей стране. Сами же должны понимать: разгромлен всего лишь фашизм, война с другими проявлениями мирового империализма еще впереди. Потому работа, которой занимался Винер по приказу нацистов, будучи узником Дахау, для нас крайне важна. Согласны?

– В подробности не посвящен, однако вам верю на слово, – кивнул Коваль.

– Но если бы огонь уничтожил содержимое того вагона, оставалась бы уверенность: оно не попало в чужие руки. – Лужин снова сказал что-то немцу, тот коротко ответил, майор перевел: – Винер говорит, пришлось бы начать все сначала. На это может уйти какое-то время, только мы, по большому счету, особо никуда не спешим. Создаются другие оборонные проекты. Однако выводы наш инженер сделал неутешительные. В вагонах, судя по структурному анализу продуктов сгорания, не было ящиков и контейнеров, в которых транспортировался груз. Дальше думайте сами.

Хорошо, хоть здесь ответ ясен.

– Бандиты забрали его с собой.

– Именно так. Но зачем жечь вагоны, когда достаточно просто ограбить? Зачем тратить на это время, которого у нападавших и без того не так уж много? Да, товарищ подполковник, есть во всей этой истории подробности, в которые вы не посвящены. Однако, надеюсь, вы, даже имея небольшой объем информации, понимаете: содержимое третьего вагона для обычных бандитов ценности не представляет. Вскрыли вагон, сломали ящик, увидели то, что внутри, – и решили с этим не возиться. Добра из двух других вагонов без того хватает. Тем не менее они перегрузили ящики из вагона в кузов одной из своих машин. А потом – сожгли все три вагона. Как вы думаете, для чего?

Ковалю с некоторых пор перестал нравиться тон москвича, младшего по званию. Но будучи опять же неглупым и опытным в своем деле человеком, подполковник представлял себе уровень полномочий, которыми наделила майора Москва. Поэтому принял подобную манеру ведения разговора как должное. И выдвинул версию:

– Предполагаю, товарищ Лужин, нападавшие дали понять: часть добычи, ненужную им, они решили не оставлять никому. Кстати, сгори вагон вместе с ящиками, – ладонь легла на завязанную папку, – я, даже примерно зная о характере груза, понял бы действия бандитов. Заметают следы, избавляются от смертного приговора. За похищение такого груза меньшее не полагается, ведь верно?

– Вижу, мы движемся в верном направлении. Хорошо, тогда еще один вопрос. Допустим, нападавшие не знали, что в том злополучном вагоне. Просто перегрузили ящики, не теряя зря времени. Разберемся, дескать, потом. Имел бы смысл в таком случае пожар?

– Нет. – Отвечая так, Коваль был совершенно уверен.

– Сами догадаетесь? Я хочу услышать правильный ответ от вас, товарищ подполковник. Я должен понимать, в какой мере вы осознаете важность случившегося и насколько верно оцениваете ситуацию. Если вы поможете мне сделать такой вывод, я получу все основания доложить Лаврентию Павловичу о том, насколько верно вы представляете суть случившегося и какие меры готовы принимать.

И здесь полковнику не пришлось долго думать.

– Бандиты были информированы о содержимом всех трех вагонов. Точнее, не так, – тут же исправился он. – Знали, что там трофейное барахло. Но когда увидели содержимое третьего вагона, поняли, во что влипли. Проще, конечно, не трогать его. Или предать огню. Но что-то заставило их попытаться убедить нас: груз, не нужный обычным грабителям, сгорел.

Теперь Лужин говорил с Винером чуть дольше обычного. Немец отвечал так же коротко, односложно и, судя по тону, утвердительно. Завершив разговор, майор опять повернулся к Ковалю:

– Я перевел ему, о чем мы говорим. Он тоже согласен: интересующий нас груз попал не к случайным людям. Кто-то из нападавших – явно не примитивный бандит. Для того, чтобы понять, что в ящиках, надо иметь хотя бы поверхностные знания. Поди догадайся теперь, как они свой неожиданный трофей используют.

– Немец так думает?

– Причем тут немец! Это мои выводы! И вы с ними согласны, как я вижу!

– Да. Наверняка бандитов кто-то навел. Они сами не знали, какая добыча придет в руки. Хотите, чтобы и тут я сказал первым? Добро, скажу: вот уже несколько дней уголовники представляют реальную угрозу интересам нашей государственной безопасности. Похоже на правду?

– Очень похоже. Я рад, товарищ Коваль, что у нас здесь и сейчас появилось обоюдное понимание ситуации. Следовательно, ваша задача – держать руку на пульсе. Кто там, на месте, занимается делом, напомните мне?

– Милиция. Вооруженное ограбление – компетенция структур МВД. Руководит лично майор Гонта, начальник милиции. Мы с ним, как оказалось, даже некогда на одном фронте воевали…

– Лирика, – отмахнулся Лужин. – Пускай этот ваш Гонта работает. Больше, чем тамошняя милиция знает, им, сами понимаете, и не надо знать. Как только Гонта вычислит банду, подключайте наших бойцов. Милицию побоку, дело УМГБ забирает себе. Надеюсь, все образуется за несколько ближайших дней.

– Я тоже надеюсь.

– Вот и славно. – Лужин взглянул на часы. – Война войной, а обед по расписанию. Не присоединитесь к нам?

– Обязательно! Нам теперь всем надо хорошо питаться!

…Подполковник Коваль счел излишним посвящать майора Лужина в то, что уже успел запросить из Москвы справку о майоре Гонте.

Когда узнал, где тот воевал, внутри шевельнулось что-то тревожное. Словно отголосок далекого эха давно ушедших событий. Коваль никогда не успокаивался, получая подобные сигналы. Для понимания, откуда слышен звон, хватило одной ночи. Поспал подполковник недолго, открыл глаза еще затемно в полной уверенности: а ведь некоего капитана разведки полка, особый отдел которого возглавлял его младший товарищ и надежный друг Василий Вдовин, допрашивали в связи с гибелью того в бою.

Тогда проверяли версию о нападении диверсантов. Потому подключили только-только образованный СМЕРШ[30]. Потом диверсанты отпали, но докладные, составленные смершевцами, Коваль тогда запросил. Сотруднику особого отдела фронта не отказали, он их внимательно изучил – и за что-то странное зацепился.

Потом появились другие, более важные дела.

Но теперь сомнения двухгодичной давности напомнили о себе, когда в поле зрения Коваля неожиданно попал не просто майор Гонта – тот самый Гонта, гвардии капитан, к которому Вася Вдовин проявил профессиональный интерес.

А потом погиб в том же бою, в котором предмет его интереса, Дмитрий Гонта, геройски уцелел. Отбившись от немцев без единой царапины.

Подполковник Коваль не спешил вводить майора Лужина в курс своих не пойми откуда взявшихся подозрений. Пока достаточно сделать повторный запрос в Москву.

Он знал, кто и как поможет получить материалы дела, которое сотрудники СМЕРШа завели два года назад.

4

«Язык»

Черниговская область, Бахмач

– Дурак ты, Хомич! Институт кончал, свыня, а все равно дурачок! Чего лыбишься? Я вообще беспризорник был! А в детдоме плохо учился! Со мной учителя воевать перестали! Знаю буквы – и ладно! Я газеты только для раскурки и растопки понимаю, сечешь? Но даже я знаю, Хомич: вот это вот называется го-бе-лен! И его, дурня ты кусок, на стену вешают! Не ковер, смекаешь?

Если рыхлый, испуганный, обливающийся потом толстяк и собирался что-то промямлить в свое оправдание, Костя Дубовик не оставлял ему такой возможности. Каждое сказанное слово вбивал в приоткрытый рот своей жертве, словно припечатывал.

Кулаком.

Хотя с этим было сложнее: полноценного кулака Костя сжать не мог ни правой, ни левой рукой. На левой не хватало указательного пальца. Верхние фаланги среднего и безымянного тоже пришлось отнять. На правой в госпитале удалось сохранить все, лишь на месте мизинца торчал обрубок.