Нарбоннский вепрь (Божественный мир) - Борис Толчинский

Вожак торжествующе осклабился.

-- Мы уже закончили. Ваше Высочество позволит нам уйти?

Эмилий Даласин медленно кивнул, однако София Юстина вышла вперед и сказала Андрею Интелику:

-- Нет, постойте. Кто-то из ваших фотографировал нас вон из тех кустов. Я требую, чтобы вы засветили пленку -- здесь и сейчас!

Интелик сделал большие глаза и прижал руки к груди в знак своей искренности.

-- Помилуйте, ваше сиятельство! Я даже не понимаю, о чем вы говорите! Что за пленка, где, какие кусты?..

София стиснула зубы от досады.

-- Клянусь кровью Фортуната, вы пожалеете больше моего, гражданин, если этот снимок появится в газетах!

Она увидела, что удар достиг цели. Интелик растерялся: ведь София Юстина поклялась священной княжеской клятвой; всякий, нарушивший ее, переставал считаться потомком Основателя и навсегда изгонялся из высшего света. Поэтому аморийские князья клялись кровью Фортуната лишь в самых исключительных случаях.

Однако он сумел побороть свою растерянность, церемонно поклонился кесаревичу и княгине -- и поспешил покинуть место баталии. Вместе с ним ушли его люди. Роман Битма, не надеявшийся столь дешево отделаться, шепнул ему на ухо:

-- Что же мы теперь предпримем, Андрей?

-- Фото у нас есть, -- отозвался Интелик. -- И это только начало! Вот увидишь, Ромаша, мы заставим поволноваться этих чванливых нобилей.

-- А как же ее клятва? Юстина достаточно сильна, чтобы уничтожить нас...

Вожак усмехнулся.

-- Не трусь, Ромаша. Наши друзья не слабее Юстины!

-- Ох, -- вздохнул семнадцатилетний Роман Битма, явно не обладавший бойцовским характером своего двадцатидвухлетнего друга и его верой в могущество "друзей".

* * *

-- Кто были эти негодяи? -- спросил герцог Крун, как только те утратили возможность его слышать.

-- Это плебеи, -- ответила София Юстина, -- их вожак приходится сыном делегату Кимону Интелику.

-- Проклятие! -- с возмущение в голосе прогремел Крун. -- И вы позволяете презренным простолюдинам оскорблять вас?! Клянусь всеми богами, я у себя в Нарбоннии подвешивал мужиков за меньшие грехи!

Княгиня печально усмехнулась.

-- Иногда мне хочется того же самого, герцог. Право, гражданин Интелик неплохо бы смотрелся вниз головой!

-- Ну так что же вам мешает?! Пусть негодяя схватят и подвергнут положенной каре!

-- Это невозможно, -- сказал Эмилий Даласин. -- Плебеи -- такие же подданные Божественного императора, как и мы, патрисы. Мы и они -- аморийцы!

Крун помотал головой, не понимая логики в словах императорского внука.

-- Разве у вас, у патрисов, мало власти, чтобы внушить черни должное почтение?!

-- Те, кого вы видели, не совсем чернь, -- заметила София Юстина. -- Их родители -- влиятельные политики либо магнаты. Если мы без достаточных оснований начнем преследовать сынков, нас упрекнут в небрежении правами трудового народа. Собственно, вы это уже слышали.

-- Все равно не понимаю! Какое вам дело до того, что скажет чернь! Власть-то у вас, у патрисов!

-- И мы дорожим ею, поверьте! По-моему, пусть лучше плебеи митингуют на улицах, выбирают делегатов, путь лучше эти делегаты делают вид, что правят вместе с нами...

-- Лучше чем что?

-- Чем если бы они втайне озлобились против нас, патрисов. Не забывайте, герцог, в Империи патрисов менее восьмисот тысяч, а плебеев почти тридцать семь миллионов!

"Умно, -- подумал Варг, внимательно слушавший этот разговор, -- очень умно! Ловкие аристократы, подобные этой Софии, повязали свой народ аватарианской верой и показным дружелюбием. И этот раболепный народ ловит крошки с княжеских столов и еще радуется, что ему позволяют избирать своих никчемных делегатов! А всякий, кто восстает против такого порядка, объявляется еретиком, как Ульпины".

-- И все равно я не понимаю, -- в сердцах бросил Крун, -- может быть, потому что я варвар. Будь моя воля, я бы с наглым сбродом церемониться не стал!

Вскоре они расстались: Крун с сыном отправились в свой павильон, -- это совсем рядом, стоит лишь пересечь проспект Фортуната и немного пройти в сторону Квиринальского озера, -- а Эмилий Даласин и София Юстина в карете кесаревича поехали в свои резиденции.

-- Удивительная страна, -- пробормотал Крун, когда остался наедине со своим сыном. -- Здесь все не так, как у нас!

-- Вот потому-то мы и враги, -- сумрачно глядя из-под бровей, молвил Варг. -- И останемся с ними врагами, кто бы ни желал иного!

-- Ты глупец, -- устало проговорил герцог; у него в этот вечер не было ни сил, ни желания снова вправлять мозги непокорному сыну.

-- Я не глупец, -- сказал принц. -- Глупец тот, кто не видит, что все это было разыграно.

-- Что?! -- ахнул герцог.

-- А то, -- с ожесточением отозвался Варг, -- что все амореи заодно. Вернее, все, кто признает аватарианскую веру, -- поправился он, вспомнив об Ульпинах. -- Все, что видели мы, было разыграно для тебя.

-- Для меня?!!

-- А как ты думал, отец?! Поставлю молот Донара против всех их богов, что сиятельство с Высочеством заранее договорились! А тем простолюдинам хорошо заплатили, чтоб разыграть этот пошлый фарс. А ты и клюнул!

Такая мысль не приходила Круну в голову.

-- Дьявол! -- пробормотал он. -- София тоже говорила, мол, я поддался на какую-то провокацию.

Варг раскатисто рассмеялся.

-- Во имя Донара, это мне нравится! Хоть в чем-то мы сошлись с твоей Софией, отец!

-- Этого не может быть. Не может быть, я сказал! София Юстина искренна в своем стремлении подружиться с нами. Будь иначе, я бы понял...

-- Ты сам, отец, учил меня не верить коварным улыбкам амореев. Да что с тобой? Какая может быть дружба между господами и их рабами?! Разве кто спорит, что Юстина очень умна и красива? Тем более она для нас опасна!.. О, боги, да что сделать, чтобы ты понял, какие демоны нас окружают, отец?!

"Этого не может быть. Этого не может быть. Этого уже не может быть никогда", -- стучало в висках у Круна, и он не слушал, что говорит ему сын.

* * *

-- Как я устала, кузен, -- жаловалась София, пока карета кесаревича катилась ко дворцу Юстинов. -- О, неужели этот день уже кончается?! Хвала великим богам... Я хочу в постель. Никакой политики больше -- только постель!..

-- Вовремя я появился, -- сказал Эмилий. -- Хотел бы я знать, какая муха укусила Кимонова сына! С чего это он так распоясался?

-- Ставлю тысячу империалов, кузен, муху зовут Корнелий Марцеллин.

-- Твой дядя?! -- изумился кесаревич.

-- А что тебя удивляет? Мой дядя не гнушается водить дела с подобным сбродом. Недаром он вождь фракции популяров в Сенате.

-- По-моему, ты заблуждаешься, Софи. Я не вижу логики.

Превозмогая усталость и боль в ступнях, София принялась объяснять ему то, что для нее казалось самоочевидным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});